Я выбираю тебя!

Чугаеву было предъявлено обвинение по статьям сто третьей — умышленное убийство Татьяны Григорянц и сто двадцать шестой — похищение человека с применением оружия, причем обвинялся он только в похищении Григорянца, похищения Прокофьева и Левушкина следствие отмело, как бездоказательные, Эдуарду Григорянцу — по статье сто одиннадцатой — умышленное причинение тяжкого вреда здоровью и по статье сто двадцать пятой — оставление в опасности.

Установить, кто именно нанес роковой удар Алексею Малиновскому десять лет назад следствие так и не смогло, и дело было закрыто за недостаточностью улик и против Григорянца, и против Левушкина…

Левушкин женился на Зое и переехал жить к ней. Устроился на работу инженера по своей специальности… Из прежнего имущества у него осталась только машина «Ауди», которая, как ни странно, была обнаружена совсем неподалеку от одного подмосковного поста ГИБДД.

В апреле Константин нанес визит Рубену Михайловичу Григорянцу — он счел нужным вернуть аванс, данный ему его сыном. Он предварительно позвонил, ему ответил веселый вальяжный голос адвоката, который приглашал его приехать завтра.

На следующий день Костя приехал на Тверскую улицу.

— Заходите, заходите, — приветливо улыбался ему Григорянц. — Я все время размышляю вот о чем, в воздухе висят постоянные досужие разговоры о том, что народ у нас вороватый, люди непорядочные, что они достойны своей жалкой участи. Больше того, порой я сам их поддерживаю, Константин Дмитриевич, увлекаясь, так сказать, этой обывательской стихией. Но размышляя о конкретных людях, я убеждаюсь в том, что порядочных людей у нас значительно больше, чем воров и проходимцев. Вот вы, например, приехали вернуть деньги, данные вам моим сыном в качестве аванса. А ведь он о них даже не вспоминает. Ему не до них… Помимо его нелепого поступка, покушения на жизнь пусть и бывшего, но друга, выяснилось, что в его фирмах творятся чудовищные махинации, они недоплатили государству налогов на такую сумму, что её просто страшно вымолвить…

— Я слышал об этом, — подтвердил Костя.

— Да кто не слышал? Я как узнал, так и ахнул… У них долгов больше, чем собственно имущества… Просто поразительно, только у нас могли существовать припеваючи подобные фирмы… До поры, до времени, разумеется. Так вот, сын мой находится в столь плачевном и жалком состоянии, что ему не до тех денег, выплаченных вам в качестве аванса. И тем не менее, вы сами нашли нужным явиться ко мне и вернуть аванс. Разве же это не проявление порядочности?

— Да и вы, Рубен Михайлович, проявили наивысшую порядочность, сдав правоохранительным органам своего сына, — вторил ему Костя с каменным выражением лица. — Вы просто настоящий стоик…

— Да? — посмотрел на него сквозь роговые очки Григорянц, словно желая отыскать в его словах сарказм. Однако, ничего неприличного и оскорбительного для себя не обнаружил, и решил продолжать свой фарсовый разговор.

— Да, но чего стоил мне этот стоицизм, простите за каламбур… Моя жена Диана Бориславовна подала в суд на развод, вы представляете? Мы прожили с ней тридцать лет, и она решила, что я поступил ужасно… Но я адвокат, я блюститель порядка и нравственности в обществе, и не мог поступить иначе, просто не мог… Да, мы разведемся с ней, я не могу жить с женщиной, которая меня не понимает и готова носиться со своим преступным сыночком, как курица с яйцом… Но сына я не оставлю, он мой сын, и я помогу ему… У него благодаря мне прекрасный адвокат, и он идет уже не по статье сто одиннадцатой, где предусматривается наказание до восьми лет, а по статье сто четырнадцатой — причинение тяжкого вреда здоровью при превышении пределов необходимой обороны и статье сто двадцать пятой — оставление в опасности, так что максимум, что ему грозит, это два года. Но и это ещё не все. Поведение Эдуарда настолько странно, что следствие будет проводить психиатрическую экспертизу на его вменяемость… Сами посудите, ну не идиотизм ли — обороняясь от нападок Левушкина, ударить его чужим ножом, а затем оставить на дороге и скрыться? Бред какой-то, да и только… Никакой логики, не правда ли?

Константин лишь пожал плечами и промолчал, прекрасно зная, что логика была. Если бы Левушкин умер, разумеется… Тогда и адвокату не было никакого смысла сдавать своего сына правоохранительным органам. Только никто тогда не знал, умер он или нет. И Рубен Михайлович вполне мог предполагать, что он выживет и даст показания, как оно, впрочем, и произошло. Так что поступил он, как и всегда, правильно и логично.

В черных больших глазах Григорянца мелькнула какая-то задорная злая искорка, но тут же погасла, и глаза снова стали добрыми и масляными.

— Вот именно, никакой… Так что, возможно, его просто надо лечить, вот и ответы на все вопросы… А то крутят, вертят разные там версии, а ответ-то может быть предельно прост — человек не выдержал напряжения, и у него, извиняюсь за выражение, поехала крыша… А что? Жена погибла на его глазах, да этого одного достаточно, Чугаев охотится за ним и его друзьями, полагая, что это они в свое время зарезали несчастного парня Алексея Малиновского, похищаются Прокофьев, Левушкин и, наконец, он сам… Потом ему удается бежать, но тут обезумевший Левушкин бросается на него с железякой… И он ударяет того ножом, а дальше, обезумев, начинает творить какие-то нелепости… Совершенно явное отклонение от нормы поведения, сплошные алогизмы и абсурды… Так что, я его сдал правоохранительным органам главным образом для того, чтобы он не натворил ещё больших глупостей…

Константин вернул адвокату аванс, полученный им от его сына. Тот тщательно пересчитал и пообещал, что все эти деньги пойдут во благо несчастному Эдуарду.

— Скажите, Рубен Михайлович, — спросил Костя, уже стоя в передней в куртке и ботинках. — Мы сейчас одни дома?

— Да. Никого больше нет.

— Ответьте на один вопрос, очень вас прошу. У меня нет диктофона, я никак не смогу навредить вам…

— Ну, что такое? — Григорянц надел на нос очки в золоченой оправе и строго поглядел на него.

— Рубен Михайлович, нам обоим прекрасно известно, что Шилкин и Чугаев не убивали Алексея Малиновского. Это сделал ваш сын и его компания. Только Андрей Левушкин постоянно мучается вопросом, он или не он нанес тот роковой удар несчастному парню. Он недавно женился, устроился на работу, мне порой звонит его жена и говорит, что мысль о том преступлении не дает ему покоя… Ведь ваш сын наверняка сказал вам, кто именно из них убил Малиновского. Развейте сомнения, шепните мне… Вы застрахованы на сто процентов — свидетельница умерла, следователь Курбыко убит… неизвестно кем, — тут глаза собеседников встретились и сверкнули. — Непосредственного убийцы журналиста Малиновского либо нет, либо он далече… Так что, вы сидите очень крепко, и никто не может доказать истину, даже если ваш сын станет давать показания против вас… Он же безумец, это опять на руку вам. Впрочем, и ему тоже… Давайте так, я буду уходить, и если это преступление совершил не Эдуард, шепните мне вдогонку: «Не он.» А если он, ничего не говорите. Хотите, обыщите меня на предмет диктофона… Я очень вас прошу…

Григорянц рассмеялся и действительно стал по-шутовски обыскивать Костю.

— Будьте здоровы, — произнес он. — Успехов вам, вы далеко пойдете…

— Надеюсь, что вы пойдете гораздо дальше, — сделал ответный комплимент Костя.

Он повернулся и взялся за ручку двери. Открыл её, а на пороге обернулся и поглядел на Григорянца. Он едва заметно глумливо подмигнул ему.

Дверь захлопнулась. Адвокат не произнес ни слова…

18.

… Прошло ещё две недели. Костя вел новое, очень интересное дело, и для расследования его ему было необходимо слетать в Германию, в Гамбург. Лететь надо было четырнадцатого апреля, и Наташа была очень недовольна тем, что в праздник Пасхи они снова не смогут быть вместе…

Улетал он в довольно скверном настроении.

Погода в этот апрельский день была изумительная, солнечная, вполне весенняя…