Неспокойные воды Жавель

Он прервал меня резким движением руки.

– Через несколько часов здесь уже никого не будет. Это был наш последний совет. Прискорбно для вас, что вы пришли именно в этот момент.

– Послушайте,– сказал я.– Не валяйте дурака. Это просто свинство, а свиней вам любить не положено. Я…

Я произнес великолепную речь, дабы выиграть время и получить возможность подумать над тем, как найти способ выбраться из этого осиного гнезда. Я говорил и не слышал звука собственных слов (да и смысла их не улавливал). Кроме того, я испытывал довольно странные ощущения. Время от времени я делал затяжки и каждый раз удивлялся необычайному привкусу табака, который курил. Хотя виной тому могла быть и моя голова, трещавшая как с похмелья! Но Боже ты мой, мне ли не знать, что такое похмелье, и… Да, чертовски странный и, я бы сказал, гнусный вкус у этого табака. Что они там творят, в этом Управлении табачных фабрик! Да они… Впрочем, нет, Управление тут ни при чем. Не припомню, чтобы я набивал трубку из своего кисета. Это Зенана дал мне чубук… уже набитый. Любезный тип, ничего не скажешь… Ну и тип… Гашиш! Индийское зелье, которое действует на всех по-разному. Одни тупеют от него и чувствуют себя разбитыми; других оно возбуждает, взбадривает, наделяя поразительной проницательностью и ясностью ума. Его, возможно, это отупляло, и он вообразил, что и на меня это окажет точно такое же действие… А у меня от его зелья посветлела башка, и я торопливо стал перебирать одну за другой теории, которые излагал Элен несколько часов назад, в том числе и ту, которую она не пожелала выслушать…

– Заткнитесь! – резко оборвал меня Сиди Очкастый. Ему надоело мое словоблудие.– Заткнитесь. Мы…

Мне так и не суждено было узнать, что он хотел сказать. Чудовищный грохот прогремел над нами, казалось, барак вот-вот рухнет. Земля содрогнулась, и с потолка посыпался мусор. Одна лампа погасла. Араб в очках и Зенана вскочили, опрокинув стулья. Не знаю, откуда у них взялись пушки, только каждый держал одну – в одной руке, другую – в другой. Молодой парень с автоматом, стоявший в глубине на страже, исчез, пошел, видно, на разведку. Но тотчас вернулся вместе с другим туземцем, трясущимся от страха. Поднялся истошный крик, и в подвале атмосфера сразу накалилась. Раздался второй взрыв, и вся ватага ринулась сверху в подземное помещение. Послышались выстрелы. Пахло пылью и взрывчаткой. Стороживший меня бедуин кинулся в схватку. Никто уже не обращал на меня внимания. Я прижался к земле. Стол опрокинули, мой револьвер буквально свалился мне в руки, словно сорвавшийся с ветки листок, только был, конечно, потяжелее. Какого дурака ты свалял, Нестор Бюрма. Угодил в самый разгар карательной экспедиции, тут тебе и сведение счетов, и соперничество между различными группировками, и семейная свара – называйте это как хотите, мне плевать. Нет, плевать-то как раз было не время. Пуля просвистела у меня над головой и ударила в стену, в ту самую ее часть, которая была заново оштукатурена. Я тоже в свою очередь выстрелил в сторону парня, избравшего меня своей мишенью: это был Зенана, вежливый араб, приветливый, любезный и услужливый, тот самый тип, который готовил для меня такие хорошие трубки с индийской коноплей. Судя по всему, он-то и стрелял в меня. Я не был в этом уверен и потому говорю: судя по всему. Не знаю, попал я в него или нет. Неподалеку от меня разорвалась граната, и все вокруг заволокло дымом. Я метнулся к буфету и спрятался за ним. Но, едва оказавшись там, перемахнул обратно. Ко мне катилось что-то круглое… какой-то шар… только бросил его отнюдь не любитель игры в петанк. Я схватил эту штуковину, прежде чем она успела грохнуть, и быстренько швырнул ее к чертям подальше. Она ударила в свежую кладку и взорвалась, пробив стену, словно та была из картона.

И тут на сцене появился новый персонаж. Наполовину голый субъект, который, похоже, не собирался предаваться веселью. Тридцать лет в стене, или Жизнь кирпича. Субъект с некрасивого цвета кожей. Ведь туда, где он находился, солнце не попадало. Субъект глядел на меня своими широко открытыми, немигающими, угасшими глазами.

– Привет, Демесси,– сказал я.

Он поклонился. То есть, иными словами, следующий взрыв заставил его потерять равновесие или, проще говоря, освободил его от известковой оболочки, и он упал лицом вперед.

Не знаю, почему я бросился к нему. Он мог падать и падать сколько угодно. Вреда ему это не причинило бы. Меня окатило горячей волной. На этот раз я попался. И может потому, что в момент кончины так всегда и бывает… то, за чем мы гонимся всю жизнь, настигает нас наконец… прежде чем потерять сознание, я увидел, как вокруг меня летают тысячи банковских билетов.

– Демесси, о Хранитель сокровища…

Кровать, простыни и стены были белыми. Стараясь попасть в тон, я спросил бесцветным голосом:

– Что это?

– Теория,– сказал Фару.

Он постучал пожелтевшим от никотина концом указательного пальца по исписанному листку бумаги.

– Теория, которая начинается как бы стихами, но некоторые ее пункты были проверены и уже подтвердились. Похоже, вы находились под воздействием какого-то наркотика…

– А-а! Где я? В больнице?

– Да, имени Бусико. Вас привезли сюда полицейские, сбежавшиеся, чтобы навести хоть какой-то порядок в бистро Амедха, где происходило кровавое сведение счетов, они нашли вас среди других раненых и нескольких убитых.

– Если это были те самые полицейские, которые уже останавливали меня однажды ночью…

– Не знаю. Но мне стало известно о том, что с вами случилось, и я пришел. Три дня вы были в таком состоянии, что вас нельзя было допрашивать. Но сегодня вроде бы можно. А вам известно, что вы еле выжили?

– Чувствую я себя ни к черту. Меня ранили?

– Да не один раз.

– Обычно все начинается с головы.

– На этот раз и тела не пожалели.

– Может, ему было завидно. Ну что ж, теперь завидовать нечему.

– Ваши соседи по палате тоже завидуют. Видите ли, к вам наведывались гости. Сначала Элен, потом совсем молоденькая девушка, на редкость привлекательная. Их прозвали вдовами.

– Вдовами? Черт побери! Неужели я был так плох?

– Да. Но теперь дело пошло на поправку. Выкарабкаетесь.

– Ну что ж, тем лучше. Итак, я готов познакомиться с вашей теорией. Вы ударились в теорию?

– Не я, а вы. Практикант, дежуривший в ту ночь, когда вас привезли, слыхал, как вы бредили. Его настолько заинтересовали ваши слова, что он их записал.

– Как тот парнишка, который записывал номера машин.

– Какой парнишка?

– Парнишка, о котором рассказывал мне гарсон в кафе. К нам это не имеет отношения.

– Тем лучше. А то я уж испугался, нет ли чего другого. Какого-нибудь дополнения, которое все опять поставит под вопрос. Так я зачитаю вам ваш бред?

Он снова постучал по бумаге, которую держал в руках.

– Давайте,– сказал я.

– «Демесси, о Хранитель сокровища,– начал он.– Хранитель сокровища, но подтибрил его не ты. Может, бабки эти принадлежат «Контуар де креди», перекресток Вожирар. Уж наверняка там несколько миллионов. Л миллионы эти предназначались для покупки оружия, которым торговал Габриэль Лоредан, и место им было не в этой стене. Миллионы эти хранились у Жозефины. Демесси, Хранитель сокровища…»

Фару остановился и вздохнул:

– У меня не хватило духу напечатать весь этот текст. Впрочем, вы и так его знаете, он ведь вышел из вашей черепушки. Очень уж тут много непонятных фраз. Вы, конечно, бредили, но во всем этом была и правда, много правды. И это позволило нам разоблачить одного из черномазых, тоже раненного во время схватки, но бодренького.

– Сиди Носогрейка,– молвил я.

– Сиди Носогрейка?

– Я прозвал его так из-за трубки с гашишем, которую он дал мне в надежде на то, что это выведет меня из строя, но он здорово промахнулся. Еще его зовут Зенана.

– Зенана?

– Он рябой.