Согласно купленным билетам

Не знаю, кого служителям морга хотелось видеть меньше — меня или Тиббса, тем более, что текло с нас обоих ручьями.

— Джеки, — сказал мне санитар, — ты бы подстелил под себя клееночку, а то ведь мы все тут всплывем скоро.

Я промолчал. Хватит с него того, что именно ему пришлось собирать тело Тиббса по кусочкам: тут у кого хочешь настроение испортится. Я покорно стал на коврик, мгновенно залив виниловую поверхность кровью.

— Что при нем нашли? — спросил я. В ответ мне протянули пластмассовую коробку, захватанную грязными пальцами.

— А почему ты спрашиваешь?

— Сам не знаю, — сказал я. — Не нравится мне все это почему-то. Конечно, Тиббс гонял как безумный...

— Кто?

— Тиббс, — окрысился я. — Тот, в кого вы сейчас запустили руки по локоть.

У меня не было права сердиться. Плевать! Снадобье Спенсера уже перестало оказывать на меня действие. Я почувствовал вдруг, что очень устал: жизнь разламывалась на куски, как подтаявшие весной сосульки. Я не владел собой и не контролировал то, что происходило вокруг меня. Однако надо было что-то делать и начать, очевидно, с Тиббса. Потому я и придвинул к себе его пожитки.

В карманах у него оказалась сущая ерунда: бумажник, несколько карамелек, ключи, какие-то бумажки, упаковка жевательной резинки, горсть мелочи. Умирать из-за этого не стоило.

И все равно — что-то тут было не так. Собрав последние силы, я пошире раскрыл глаза и начал осмотр по второму кругу. Я развернул конфеты, разложил по кучкам раздавленные орешки, шоколад и карамель, но на обертках ничего не было написано. Жвачка тоже не содержала никаких тайных знаков. Однако с бумажками дело обернулось иначе. Из этой мятой груды я извлек маленький пластиковый мешочек, скользкий на ощупь. Потом придвинул стул, рухнул на него и стал осмыслять происходящее. Потом, преодолев дрожь в коленках, поднялся и пошел к дверям, не сообщив о своей находке санитарам.

На улице я вскрыл упаковку и попробовал содержимое на вкус. Не в пример телесыщикам я не могу положить щепотку героина на язык и уверенно заявить, что это именно героин, а потом еще остаться на ногах. Мне надо было всего лишь убедиться, что в мешочке — не сахарный песок, не тальк и не что-либо иное, находящееся в свободной продаже и вполне безобидное. Убедился. Ничего похожего. Тогда я закрыл пакетик и лизнул пластик снаружи, ощутив вкус животного жира. Теперь я знал, куда мне ехать.

По дороге мною овладело искушение заскочить домой, принять душ и, может, даже поспать немного. Действие таблетки прекратилось окончательно, и я опять превратился в существо совершенно измочаленное и жалкое. И тут я вспомнил изуродованное лицо Тиббса, струю крови, бившую у него изо рта. Он явно что-то хотел сказать мне, но не успел. Таким образом я оказался у скотобойни Хемфри, словно машина сама доставила меня к нему.

Я приткнул машину, заглушил мотор и пошел туда, где светились окна. Разумеется, дверь была заперта. Возясь с замком, я вспомнил телесыщиков — они с поразительной ловкостью открывают любые запоры. Мне бы так. Старания мои увенчались в конце концов успехом, дверь распахнулась без шума, и я вошел в облицованный белым кафелем зальчик.

Внезапно я услышал голоса, доносившиеся из морозильной камеры. Глянув в окошечко, прорезанное в двери, я увидел Хемфри и одного из его мясников. Они стояли под несколькими сотнями ободранных туш, свисавших с потолка. Я приник ухом к двери, но слов разобрать не смог. Делать было нечего: я достал револьвер, надеясь, что все же смогу удержать трясущимися руками табельное оружие, и вошел в морозильную камеру. По закону я не имел права даже переступать ее порог, но мне было уже не до закона.

— Ну-с, господа мясники, ваш вечер окончен, — выдохнул я вместе с густыми клубами пара.

— А ты кто такой? — осведомился Хемфри.

— Я из полиции. Меня зовут Джек Хейджи. Здесь поговорим или прокатимся до участка? Твое право выбирать.

Хемфри — а был он приземист и весьма немолод — особенной растерянности не выказал:

— Полегче, полегче, паренек.. Я свои права знаю. Одно из них — право на неприкосновенность частного владения. Так что объясняться придется тебе, пока я тебя не вышиб отсюда под зад коленкой.

— Сядь, Хемфри. И ты тоже. — Использовав револьвер как указку, я ткнул дулом в сторону деревянных стульев, стоявших вдоль стены. — Вот так. Я удовлетворю ваше любопытство, господа мясники. Ты сбываешь наркотики, Хемфри. А получаешь ты их в этих вот тушах. Думаю, что когда я доставлю вас в участок и получу ордер на обыск, здесь найдется немало интересного.

— Что за бред? — не смутившись, спросил Хемфри. — С чего ты это взял?

— Да попалась мне в руки упаковочка, готовая к продаже, и вся сплошь — в говяжьем жире. А нашел я ее на покойнике, а перед тем, как таковым стать, он побывал у тебя. А звали его Тиббс. Припоминаешь? Это ведь его ты убил сегодня вечером.

По глазам его я видел, что попал в точку, — он на мгновение поднял их к потолку, с которого на крючьях свисали освежеванные туши. И уже не имело значения, что он с ходу принялся врать:

— Тиббс, говоришь? Постой, какой это Тиббс? Толстячок на мотоцикле? Он погиб? Что ж с ним случилось?

— Я тебе расскажу, что с ним случилось. Думаю, он захотел прибавки. Думаю, тех денег, которые ты ему платил за развозку вашего товара, ему показалось мало, Я давно уже удивлялся: как это он сводит концы с концами при таком наплевательском отношении к своей бензоколонке. Вот теперь мне все стало ясно. Он жил на то, что доставлял товар твоим клиентам. Ну, а потом он захотел получать больше, а ты пришил его. — С меня градом катился пот, хотя температура в холодной камере была соответствующая. Спенсер не соврал: таблеточка его и вправду оказалась коварного свойства. — И еще я думаю, требования свои он предъявил тебе в субботу вечером. Разумеется, ты отказал: таких, как Тиббс, — на дюжину тринадцать. Потом он, очевидно, пригрозил, что донесет, и тогда ты его оглушил и держал здесь до тех пор, пока не пришло время, пока я не отправился в «Топ-Доллар». И тогда твои ребята взяли Тиббса и его мотоцикл и бросили на рельсы перед проходящим товарняком. Весь город знает, что Тиббс любит проскакивать через переезд в последнюю минуту, весь город был уверен, что однажды это плохо кончится. Так что выглядело все очень правдоподобно: катастрофа, наезд со смертельным исходом. Да еще полицейский оказался тут же, прибежал и раскудахтался: «Да-да-да, я все видел. Несчастный случай. Сам виноват».

— А почему ж ты уверен, что все было иначе? — не отводя глаз, спросил Хемфри.

— А потому, что твои ребята, делая свою грязную работу, упустили из виду одну мелочь. Понимаешь ли, Хемфри, мотоцикл так устроен, что не тронется с места, пока его не завести ключом, а ключик, как на грех, обнаружился в кармане Тиббса. — Я покрутил на пальце брелок с ключами. — Исходя из этого факта, я думаю, что это не несчастный случай.

— Скверно, Джеки. Очень скверно, — раздался вдруг у меня за спиной знакомый голос. — Поверь, Джеки, мы очень хотели, чтобы ты ни о чем не догадался. Очень хотели. Тиббс должен был умереть, он зарывался, и об этом знало слишком много народу. Это будет пример другим.

Даже свинцовая тяжесть во всем теле и туман в голове не мешали мне узнать говорившего. Это был Спенсер. Теперь все стало на свои места, я понял, зачем он лгал мне по телефону несколько часов назад, и пожалел, что не догадался об этом раньше. И не просто пожалел, а мысленно дал себе по уху.

— Теперь, Джек, будь так добр, отдай мне свою пушку, и мы продолжим беседу.

Я медленно стал оборачиваться к нему, понимая, что резкие движения Спенсер истолкует превратно и опередит меня.

— Здорово придумано, а?

— Да не так уж здорово, раз ты приперся сюда, а не гоняешься за какими-нибудь грабителями. В дураках оказались мы с Хемфри, так что сейчас самое время обсудить ситуацию.