Ужасные невинные

Она стоит на противоположной стороне тротуара, в небольшой толпе из десятка зевак, но вижу я только ее, пусть и не так отчетливо, как трупы в машине. Лора все в той же футболке, и в черных джинсах, и в высоких ботинках на шнуровке, никакого предубеждения против улицы Печатников у нее нет, новая деталь – куртка-сафари, такая же, какая, возможно, была на Дельфин, в таких куртках только уток на пруду кормить. И меланхолично размышлять о невыносимой легкости бытия.

Я оказываюсь рядом с Лорой в ту самую минуту, когда прибывает «скорая», а один из ментов теснит толпу подальше от места происшествия.

– Ты что здесь делаешь, Лора?

– А ты? – Если Лора и удивлена, то свое удивление она искусно скрывает.

– Я первый спросил.

– Не будь дебильным евреем, Макс. Я здесь случайно.

– Ха-ха. Случайно можно только триппер подхватить.

– Есть печальный опыт?

– Да ладно тебе, Лора… Что ты здесь делаешь?

– Проезжала мимо. А ты?

– Проходил.

– Мимо?

– Ага. Жуткое зрелище. Жаль, не застал кульминацию драмы. Приди я на пятнадцать минут раньше…

– …но ты не очень-то пунктуален, Макс. – Лора смотрит куда-то вниз. – Так же, как и я…

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего. У тебя ботинки запачканы.

– Ты полагаешь?

– По-моему, это кровь.

Мои песочные «Катерпиллеры» выглядят так же, как выглядели сегодня днем, как выглядели час назад, полчаса, о какой крови идет речь? «Катерпиллеры», которых в ЭсПэБэ как грязи (каждый первый тамагочи выезжает в них на корпоративный шашлык в Репино), «Катерпиллеры» – совсем не то, что раритетные «Кларксы» Лу, на их подошвах пыль парижского «Драгстора», их шнурки обожжены зажигалками «Браун», а в носки можно затолкать виниловые голоса Аретты Франклин и Оттиса Реддинга. Вот на чем кровь смотрелась бы потрясающе – на ботинках «Кларке», это тянет на концепт, как сказал бы Великий Гатри.

– Не еби мне мозги, Лора. Какая, на хрен, кровь?

– В общем, мне плевать.

– Ты приперлась сюда не случайно, скажи!

– Удзаттэ, милый.

Лора поворачивается ко мне спиной и выскальзывает из толпы. Я следую за ней, как привязанный, ловить больше нечего, Лора, ее появление здесь, интересует меня гораздо больше, чем три трупа в «Мерседесе». Проезжала мимо, как же!.. Проезжала мимо по наводке из крейзанутого чата «J’embrasse Pas», Лора отметилась и там, никаких сомнений. Представить ее диалог с jukebox не составляет труда, скорее всего, он отличался от моего лишь деталями, которые можно списать на темперамент Лоры. А если Лора добралась до jukebox (или он – до нее), то и свой почтовый ящик она тоже проверила. Хренов dreams-catcher, я представляю его именно таким, каким он и должен выглядеть: обруч, обтянутый нитками, украшенный перьями и бусинами, подобных фенек полно в лавках, приторговывающих копеечной эзотерикой, отдел «Всевидящее око»:

благовония,

музыка ветра,

музыка дождя,

амулеты,

все для чайной церемонии,

участие в призовых акциях, достоверный комментарий к любому купленному предмету, членство в «Гималайском клубе» и клубе «AUROSHIKHA».

У каждого уважающего себя тамагочи можно найти такой вот dreamscatcher, он висит над койкой, на самом видном месте, при этом все тамагочи клянутся, что привезли его прямиком из Канады, вместе с двумя литровыми банками кленового сиропа от Министерства по делам иммигрантов.

– Лора!..

Я окликаю Лору, когда она уже садится в свой «Талант» и заводит двигатель. Не дать ей уйти!.. Я не должен дать ей уйти, пока не выяснится, видела ли она Тинатин с плодом в руках – похожим на манго и орех одновременно.

Проклятье, передняя пассажирская дверь заблокирована, Лора готова сорваться с места.

– Лора! – Я бьюсь в стекло как ненормальный. – Открой, Лора!

– По-моему, я тебя не приглашала.

– Так пригласи…

– Зачем?

– Мне нужно поговорить с тобой.

– О чем?

Не дожидаясь ответа, Лора все-таки открывает дверцу, и я со всего размаху плюхаюсь на сиденье рядом с ней.

– Ну?

– Ты таскалась в Интернет.

– Господи… Звучит так, как будто бы я таскалась по блядям. Кстати, и бляди, и Интернет – мое личное дело. Ты не находишь?

– Конечно. Никто не спорит, вот только я не думал, что ты заседаешь в отстойных чатах.

– Нигде я не заседаю, ни в каких чатах!

Лора оскорблена, по-настоящему оскорблена, уязвлена в лучших своих чувствах. «Заседаешь в чатах» – и правда оскорбление. Заседать в чатах – скорбный удел кретинки-секретарши Яночки, и всех других секретарш, похожих на Яночку, и прыщавых сотрудников технических отделов, время от времени заглядывающих к секретаршам; и помощников менеджеров, время от времени сосущих пиво с сотрудниками технических отделов.

Инфузории, корненожки, жгутиковые, амебы – водоемы чатов заселены простейшими одноклеточными, приматы сюда почти не забредают, касатки плавают совсем в других водах. Высший разум пасется в «Live Journal», милый.

Я приближаю губы вплотную к Лориному уху, я готов заползти в него змеей:

– Жембресс пас, Лора. Жембресс пас. Как ты относишься к музыкальным автоматам?

– Я даже знаю твою любимую модель.

– Рискни назвать.

Теперь уже Лора упирается мне в ухо губами. Холод – вот и все, что я чувствую, арктический холод, антарктический, Лорины губы добрались до обоих полюсов на собачьих упряжках, но так и не согрелись по возвращении.

– Черный Оникс, милый.

– Точно!

Мы пользуемся одними и теми же ссылками, все, как обычно, ни я, ни она не знаем больше, чем можно нарыть в Интернете. Никто не знает больше, чем можно нарыть в Интернете, прямую трансляцию казни Христа – оле-оле! – можно увидеть там же, файл формата MPEG 4, 11.45 – Иисус восходит на Голгофу, 13.30 – на Иерусалим опускается тьма.

– Ты разговаривала с ним? Поэтому ты здесь?

– Как можно разговаривать с музыкальным автоматом? Его можно только слушать.

– Наслушалась? Задницу надрать не обещала?

– Нет. Просто пробила его айпишник.

Я посрамлен. Я и сам должен был сделать это, чтобы ушучить придурка, неважно, что я не знаю, как это сделать, в конце концов, можно было бы обратиться к какому-нибудь прыщавому сотруднику технического отдела – доктору Борменталю или тов. Дынину.

– И что?

– Ничего. У него стоит какая-то хитрая программа, интернет-аноним или что-то вроде того, неважно. Пошли дурацкие ссылки, а потом меня и вовсе заблокировали.

– Заблокировали?

– А потом рухнула операционка. Ты счастлив?

– Бедная девочка… Как же ты теперь будешь почту проверять?

– Уж как-нибудь.

Успела ли Лора открыть письмо – вот что меня интересует. Спросить об этом напрямую – уже наполовину признаться, скабрезные послания от Пи она удаляет, не читая, на традиционные спамовские «письма счастья» не сошлешься, кто еще состоит с ней в переписке, кроме «ЖЖ»-феминисток и общины ресторанных критиков швейцарского кантона Фрибур, я не знаю. Черт возьми, я ничего не знаю об интернет-жизни Лоры, а Лора со свойственным ей иезуитством, с арктическими губами, сможет вытащить из меня все, что угодно.