Поймать вора

Уинклман отстранился.

— Почему я должен выглядеть дураком?

О нет, только не это! Точно такой вопрос задал бандит Сид Сигел, перед тем как вытащить из кармана пистолет сорок четвертого калибра. Теперь он носит оранжевую робу в Северной государственной тюрьме. Я придвинулся поближе к Уинклману и поджал ноги для прыжка. В тот раз Сигел успел выпустить пару пуль, и теперь я не собирался этого допускать. Уинклман еще помахал руками, но они не приближались к карманам. И если он и имел при себе пистолет сорок четвертого калибра, то так и не обнажил оружие.

— Вы не дурак, — объявил Берни.

— А кто тогда дурак?

— Разве обязательно кто-то должен быть дураком?

— Непременно, если речь идет о том, что трахают вашу жену.

На лице Берни промелькнуло странное выражение, словно ему сделалось неловко. Вот так так! Кажется, мне почти удалось свести концы с концами. Или нет?

— Может быть, — кивнул он. — Тогда тем важнее побыстрее обо всем забыть.

— Я все забуду, когда сочту нужным, — отрезал Уинклман. — А пока накопайте мне на этого сукина сына компромат.

— А если такового не окажется?

— Хорошо, не обязательно компромат. Разузнайте просто факты.

— Например?

— Например, что он женат.

— Зачем вам?

— Догадайтесь, — буркнул Уинклман, и в тот же миг на лице Берни появилось другое выражение, которое возникает у него всякий раз, когда он пробует анчоусы, которые, как и я, не любит. — Что, если он женат и его жена не подозревает о его связи? — продолжил Уинклман. — Как не подозревал я. Что, если у него есть дети? Я вижу свой долг в том, чтобы их просветить.

— Он не женат, — бросил Берни.

— Нет? Что вы еще о нем знаете?

— Не много.

— Как его фамилия?

— Мы этого не узнавали.

— Не узнавали?

— Разве фотографий не достаточно? — спросил мой напарник. — Вы ведь как будто считали, что их вполне довольно.

— Я передумал.

— Почему?

— Разве я не объяснил? Не хочу быть дураком.

Я снова придвинулся к клиенту и стал внимательно следить за его руками.

— Что делает ваша собака?

— Чет? Ждет.

— У него такие огромные зубы.

— Ко мне, старина!

Я подошел к Берни и сел рядом.

— Как же вам стало известно, что он не женат, если вы даже не знаете его фамилии? — спросил Уинклман.

— В нашем деле поток информации непредсказуем.

Я понятия не имел, что хотел сказать напарник, но для Уинклмана его слова как будто имели смысл.

— Может, у него есть подружка? Или невеста?

— Не могу сказать, — ответил Берни.

— Я вас нанимаю это выяснить. Сколько вы хотите в качестве задатка? Штуку? Две?

— Мы сейчас очень заняты.

— Отлично. Тогда обращусь к кому-нибудь еще. Я слышал, братья Мирабелли пользуются хорошей репутацией.

Братья Мирабелли из Саншайн-Сити? Кто сказал, что они хоть на что-нибудь годятся? Вспомнить хотя бы тот случай, когда они вдвоем застряли в дымовой трубе и нам, мне и Берни, пришлось их спасать.

Про Берни можно сказать одно: его трудно разозлить. Но если он злится, злость бушует внутри. И когда это происходит, у него на скуле вздувается маленький желвак. Вот и теперь вздулся и тут же исчез.

— Хорошо, мы возьмемся за дело.

Уинклман полез за чековой книжкой. В такие моменты Берни часто предлагает: «Заплатите потом», но на этот раз поступил совершенно иначе.

— Две с половиной тысячи.

Клиент покосился на него и взялся за перо.

— Понравился цирк?

— Пропали дрессировщик и слониха.

— Слышал. До прошлого года я владел миноритарным пакетом акций.

— Чего?

— Цирка Драммонда. Он выкупил мою долю. Заплатил наличными. Это меня удивило.

— В каком смысле?

— Откуда у него столько бабок? Цирку в последние годы постоянно устраивали денежные кровопускания.

— Почему?

— По многим причинам. Драммонд — большой транжира, был женат четыре или пять раз, платит алименты по полной. Но основная причина — конкуренция.

— Со стороны других цирков?

— Нет, других видов развлечений — главным образом тех, что связаны с сидением перед экраном. Люди не мыслят жизни без телевизора или монитора компьютера. — Уинклман повернулся и пошел к машине. Но уехал не сразу. Помолчал и спросил: — Когда я услышу от вас новости?

— Когда у нас будет что вам сказать. — Уинклман тронулся. Напарник смотрел ему в след, пока машина не скрылась из виду. — Господи, — проговорил он, — и что нам теперь делать?

Я-то сразу придумал, что нам делать. У нас перед домом три дерева. Мое любимое — самое большое и тенистое, идеальное, чтобы под ним вздремнуть. А с другой стороны ствола есть мягкий участок земли, очень подходящий, чтобы закапывать там вещи. Я побежал прямо туда и отрыл свой резиновый мяч для игры в лакросс [6]. Такие мячи попадаются не часто, но они идеально подпрыгивают и жевать их приятно.

Я бросил резиновый мячик к ногам Берни. Сначала он как будто не заметил — его глаза были затуманены. Я подобрал мяч и снова уронил к его ногам. Его глаза прояснились.

— Хочешь немного поиграть в «бросай и лови»?

Именно.

Берни отступил на шаг и запустил мяч в сторону Мескит-роуд. Не помню, говорил я или нет, в армии он играл питчером в бейсбольной команде. И даже после ранения в руку его бросок остался на уровне. Мяч понесся прочь, затем ударился о землю и подскочил, как умеют мячи для игры в лакросс. Он еще скакал, когда я, сделав стремительный выпад, перехватил его в воздухе и круто повернулся так, что когти прочертили тротуар. Устремился обратно, легко отталкиваясь и почти не касаясь земли. И бросил мяч к ногам напарника.

— Быстро, — похвалил тот.

Мы повторили. Затем еще. Потом опять и опять.

— Чет, у меня рука сейчас отвалится.

Ох, не хотел бы я это увидеть. Мы пошли в дом и попили воды: я из миски, Берни из крана. Он поднял голову.

— Одно не вызывает сомнений: — Уинклман и Леда — люди совершенно противоположных взглядов.

Потом мы сидели в кабинете. Я еще не описывал вам кабинет? Это маленькая комната по соседству со спальней Чарли, расположенная в той части дома, которая выходит окнами на забор старика Гейдриха. В углу стоит корзина с детскими кубиками — комната предназначалась для младшей сестренки или братика Чарли, которые так и не появились на свет. Иногда с кубиками играю я. Остальная часть кабинета в основном занята книгами напарника: они стоят на полках, лежат повсюду, сложенные в стопки, разбросаны по полу. Добавьте к этому письменный стол, два стула для клиентов, спрятанный за фотографией Ниагарского водопада стенной сейф и приятный мягкий коврик с изображением цирковых слонов. Этот рисунок сейчас и приковывал мое внимание. Обычно я лежал на коврике, но теперь почему-то расхотелось — видимо, это было связано с тем, что в нашу жизнь вошла настоящая цирковая слониха. И я улегся под столом.

Берни позвякивал ключами, и они издавали успокаивающий звук. Я привалился к его ногам и впитывал их приятный запах.

— Теперь нам необходимо найти транспортную компанию, у которой есть трейлеры с изображением красных роз на бортах, — сказал напарник.

Мои глаза закрылись. Так всегда бывает после игры в «бросай и лови».

Я почувствовал толчок в бок — мягкий, хорошо знакомый толчок. Открыл глаза — Берни стоял и смотрел на меня сверху вниз.

— Извини, что вырываю тебя из страны сновидений, старина. — Да, я спал, ну и что с того? И теперь пытался вспомнить, что мне снилось. — Нам пора приниматься за дело.

И вот мы уже в «порше» — Берни за рулем, я рядом на переднем сиденье. Большое оранжевое солнце стояло низко, и мы ехали прямо на него. Берни достал из-за солнечного щитка темные очки и надел.

— Чет, ты это каждый раз делаешь.

Что делаю? Лаю? Разве я лаял?

— Господи, это всего-навсего темные очки.

Конечно, что же еще? Но мне не нравилось, когда напарник их надевал, и я ничего не мог с собой поделать. Я немного переместился назад и, повернув голову, стал смотреть из окна, которое постоянно оставалось открытым, поскольку не работал стеклоподъемник. Верх тоже не поднимался, но в этом не было ничего страшного: муссоны налетели и отступили, словно их и не бывало — в это время года Берни всегда тревожится за водоносный слой, — и сейчас шансов попасть под дождь никаких, хотя лично я ничего не имею против того, чтобы намокнуть. Что такое «водоносный слой», для меня большая загадка — никогда его не видел. Знаю только, что он остался один. А раньше, во времена индейцев, маленькие речки не пересыхали круглый год. Но что с того, что теперь они пересыхают? Мы проехали поле для гольфа, и было видно, как повсюду работают разбрызгиватели, создавая красивые радуги в капельках воды. Потом еще одно поле для гольфа, и еще. Воды у нас — хоть залейся.