За Лувром рождается солнце

– Но я думала...

– С этой публикой никогда ничего не известно. Будет лучше, если несколько дней он будет видеть, что я кручусь вокруг вас... Конечно, если вы позволите.

Она углубилась в созерцание собственного башмачка, решая какие-то личные проблемы. Наверное, она думала, что один прилипала вышибил другого. Наконец она сказала:

– Ну конечно, господин Бурма. Я улыбнулся:

– Постараюсь быть максимально незаметен. Она отплатила мне улыбкой:

– Тогда Шасару не будет страшно.

– Я не это хотел сказать.

– Я поняла. Спасибо, господин Бурма. И всего наилучшего.

С вызывающим изяществом она протянула мне руку. Я ее поцеловал. У меня нет привычки к подобным церемониям, но я постарался. Вроде бы получилось неплохо. Забирая шляпу с круглого столика, я смахнул на пол лежавший там желтый листок плотной бумаги. Поднимая его, я полумашинально бросил на него взгляд. Это было приглашение, причем на сегодняшнюю ночь, принять участие воткрытии нового кабаре, на улице Оперы. Кабаре называлось "Сверчок".

– Извините меня, – сказал я.

– Пожалуйста.

В лифте запах ее духов все еще щекотал мне ноздри.

Когда я выходил из лифта, сидевший неподалеку на скамейке тип встал и направился ко мне. Это был назойливый по природе Шасар. К нему вернулся более фатоватый вид.

– Не сержусь на вас, – сказал он.

– Я тоже.

– Значит, все в порядке.

– Вы остановились здесь?

– Что вы! Нет средств. Я снимаю в маленькой гостинице по улице святого Рока.

– Подробности меня не интересуют.

– Но я их вам сообщаю. Вы ведь детектив, правда? Хотел предложить вам стаканчик. Можно?

– Можно. Мышьяк у вас с собой?

– Неподалеку есть аптека.

– Превосходно.

Мы вышли из "Трансосеана" только что не в обнимку. Для того чтобы пропустить за воротник, мы направились в тихий маленький бар на улице Камбон.

– Вы должны принимать меня за последнюю скотину, – сказал Шасар.

– Теперь нет.

– О, черт подери! Вы же видите, что у этой Жани за фигурка! Что вы хотите, меня это гложет. Я уже давненько ее домогаюсь, но всегда получаю от ворот поворот... Поэтому, когда я узнал, что ее дружок оказался вором...

– Как вы об этом узнали? В газетах ничего об этом нет.

– Плевать я хотел на газеты! В моем кругу прознали. Так вот, говорю вам, когда я услышал, что ее хахаль вор и его ухлопали, я решил попытать счастья.

– Больше его не испытывайте.

– Ладно, Хотя... я это сказал, не подумав, но... в конце концов очень может быть, что именно она-то его и ухлопала. Вы так не считаете, господин Бурма?

– Если верить газетам, полицейские ее не заподозрили.

– Плевать мне на газеты! А вы, разве вы верите этим сплетницам?

– Нет.

– А значит?

– Она – моя клиентка.

– Точнее – еще остается или уже нет?

– Остается. А вы понимаете, что это значит. Так что не пробуйте до нее добраться запугиванием.

– Ну ладно, ладно. Попытаюсь на улице Комартен подцепить такую, чтобы была на нее похожа. Если бы были деньги... Хорошо. Она ваша клиентка, и я не хочу на нее наскакивать, но, право... есть что-то грязное в этой истории с картиной.

– Вы знакомы с Ларпаном?

– Нет. Видел. Издали. И все. Боже мой, свистнуть музейную ценность!.. Разве их можно продать, такие холсты?

– Конечно.

– Кому же?

– Коллекционерам.

– Дорого?

– За много миллионов.

– А вы хорошо осведомлены.

– Читаю газеты.

– Плевать мне на газеты... Эй, официант!

Он повторил заказ. Свою рюмку выпил залпом.

– Плевать мне на газеты, – повторил он. – Но мне не наплевать на эту шлюху.

Он окинул меня косым взглядом. Он крепко выпил еще до того, как поднялся к Женевьеве Левассер. Парень себя просто гробил.

– Придется обойтись без нее, – сказал я. – Или, в любом случае, сменить свои методы совращения.

Он сморщился. Похоже, сейчас расплачется.

– А вы с ней переспите, – сказал он. – Вы старше меня, но вы с ней переспите.

Решительно все добивались, чтобы я до нее добрался. Придется, наверное, уступить. Я же в принципе не против.

– ... Я моложе вас, – продолжал он, – но от меня отдает старостью, ветхостью. Да, вы попали в точку. Этим я кормлюсь. Старухами. Старыми шкурами, отвратительными, сморщившимися старыми шкурами, с которыми нельзя обращаться слишком резко, ибо они лезут повсюду и нуждаются в булавках, клее, мазях, кремах. О, какое это дерьмо! Кремы для поддержания красоты! Или уродства! Меня знали здесь. Еще недавно. Немало я трахнул этих уродин, герцогинь, маркиз. Эти старые телки одевали и обували меня, но не давали ни гроша. Или давали, но так мало! И попробуй только заняться молоденькой! Но те меня чувствуют издалека. Я отдаю тухлятиной. С деньгами бы еще сошло. Но без денег... Не знаю, что бы я сделал, чтобы раздобыть бабки.

Я не собирался советовать ему искать работу. Только сказал:

– Устройте налет.

– Кишка тонка, – ответил он с наивной искренностью. – И именно из-за того, что я всегда робел, меня и зацепили эти старые воблы...

– Старики тоже?

– Угу.

Он с ненавистью на меня посмотрел.

– Ладно. Я мелю вздор.

– Похоже.

– Послушайте, вы должны бы взять меня к себе на работу. Это меня бы очистило.

– Невозможно. Вы трус. Сами сказали.

– Ну и что? Какое это может иметь значение? Чтобы опрашивать дворников и следить за мужиками, не нужно быть д'Артаньяном. В чем заключается, черт подери, профессия детектива? Разводы, осведомительство, посредничество... Все это не слишком опасно. Не будете же вы утверждать, что следует таскать с собой пугач...

– Иногда.

– Как телохранители Аль Капоне?

– Почему же нет?

– Вы много поставляете телохранителей?

– Время от времени.

– Значит, мне ничего не светит?

– На первый взгляд, так.

– Жаль. Но я не отчаиваюсь. Если в один прекрасный день окажется... На этом удаляюсь. Мне надо подышать свежим воздухом. Оставьте это.

Вопрос стиля, а может быть, намек. Но я не сделал и малейшей попытки заплатить по счету. Он вынул немного денег из бумажника, где я среди прочих бумажек заметил желтый листок картона, приглашение на открытие нового кабаре.

– Не ходите туда, – сказал я.

– Куда?

– На это открытие. Может быть, там будет Женевьева.

– Ну и что? Мне что, теперь запрещено показываться всюду, где она вертит задом?

– Пока что так.

– Какая наглость! А впрочем, к черту! Держите! Вот приглашение! Теперь уж точно я послушаюсь папочку.

Я взял приглашение. Он заплатил, и мы вышли. Я видел, как он вошел в другое бистро. Сам же поспешил в агентство. Элен меня ожидала.

– Наконец-то! Вот и вы! – воскликнула она. – Где же вы пропадали?

– В обществе барышни Левассер.

– Ах, ах! Дайте-ка посмотреть...

– Что именно?

– Ваши губы. Она их оглядела:

– ... Ярко-красная?

– Мы еще не на этой стадии.

– Но на верном пути?

– Вероятно.

Она сделала гримаску:

– Что поделаешь... Вы совершеннолетний. Но хватит шутить. Что пишут газеты? Не обошлось без драки?

– Об этом сообщается в газетах?

– И немало. А с тех пор, как я здесь, телефон не замолкает. Марк Кове на нем буквально повесился.

– Пусть висит. У вас есть какой-нибудь листок? Она вручила мне "Сумерки". Дело Бирикоса заняло первую страницу:

НАЛЕТ У ЧАСТНОГО СЫЩИКА

ОДИН ИЗ НАЛЕТЧИКОВ ГИБНЕТ

НА МЕСТЕ СВОИХ ПОДВИГОВ

Шапка и подзаголовки были набраны крупно, но текст жидковат. Ясно, что Марку Кове желательно заполучить более подробную информацию. Элен сгорала от такого же желания. Я рассказал ей кое-что из истории Бирикоса. Во время этого рассказа Марк Кове снова позвонил.

– Нестора Бурма еще нет, – ответила Элен в соответствии с моими указаниями.

– Буду перезванивать каждые четверть часа, – прорычал журналист. – В конце концов он мне попадется.