Счастливый год для карлика

— В омаре есть что-то такое, что пробуждает во мне первобытные инстинкты, — заговорила она, когда через полчаса мы вернулись в гостиную. — Понимаете, мне кажется, что мои зубы, как острые клыки, впиваются в… Рик! Господи, вы разожгли самый настоящий дровяной костер!

— Вы же знаете, — признался я скромно, — я неизлечимый романтик!

— И подтянули эту большую мягкую овечью шкуру к самому огню… Вы обо всем подумали.

— Мне просто было не дождаться, когда здесь станет по-настоящему тепло, — пробормотал я. — Вы слышали этот жуткий скрежет, когда ртуть в градуснике подскочила сразу на десять делений?

— Ох! — Глория прижала ладонь ко рту. — Вы сочтете меня ужасно невежливой. Как я могла об этом забыть?

— О чем именно, кроме вашего здравомыслия?

— Единственный в своем роде шрам после аппендектомии, где по мне прошелся нож, я ведь до сих пор не показала его вам, Рик!

— Может быть, вы предпочитаете, чтобы я осмотрел его тайно, забравшись с фонариком к вам под юбку? Или же вы храбро разоблачитесь?

Она рассмеялась:

— Мне кажется, что в такой романтической обстановке, когда пылают настоящие дрова в камине и все такое прочее, «храброе разоблачение» просто необходимо.

Возможно, через час, когда огонь в камине сник и мой чудо-костер тихо мерцал раскаленными угольками, я откинулся спиной на мягкий меховой ковер и произвел осторожную разведку правой рукой.

— Вот это шрамчик! — не без зависти воскликнул я через минуту.

Рядом со мной раздалось игривое хихиканье.

— Но это определенно не моя аппендектомия, милок! — промурлыкала Глория. — Вы все еще без сил, как десять минут назад?

Глава 7

Глория превратила завтрак в настоящее гала-представление, подавая его в одних крохотных трусиках лимонного цвета. Однако я вынужден был попросить ее не порхать вокруг меня, когда рядом на столе стоит только что закипевший кофейник.

— Мне пришла в голову ужасная мысль, — заговорил я, закурив свою первую сигарету. — Вы ведь не собираетесь предъявить мне счет за эту ночь, а?

Она задумалась на какое-то мгновение, потом покачала головой:

— Вам бы следовало это знать. Специалисты моего профиля никогда не работают в кредит.

— Очень рад. До конца жизни буду об этом помнить.

— Интересно, налоговая инспекция будет возражать, если я укажу это в декларации как законные расходы на рекламу? — в раздумье проговорила она.

Меня же интересовало другое.

— Скажите, — спросил я, — сколько минимум времени потребуется вам, чтобы стать блондинкой?

— Вы хотите сказать, что уже устали от черноволосой Старой? — холодно осведомилась она.

— Если вы посчитали, что сможете заставить Джейроффа поверить, что вы — Джоди, явившись к нему блондинкой, значит, вы способны обмануть точно так же и всех остальных.

— Маленький Ортон в салоне сделает для меня решительно все, послав к черту другие договоренности. Ортон боготворит меня, потому что он тщедушный человечек, на пару дюймов выше пяти футов, и весу в нем каких-нибудь девяносто пять фунтов. А я — великанша, и вешу больше ста пятидесяти фунтов — это если без одежды. По его мнению, я живой пример того, как человечество неправильно понимает взаимоотношения полов.

— Боюсь, что у меня завянут уши, прежде чем я услышу ответ на свой вопрос! — проворчал я.

— В наряде одалиски я буду выглядеть глупо, даже если облачусь в шальвары и во все прочее. Значит, мне надо сначала заехать к себе на квартиру, надеть что-то более респектабельное, такси подождет меня несколько минут, затем еще минут десять езды до салона… Я могу к полудню приехать сюда блондинкой и даже более соблазнительной, коли вам угодно.

— Подходит, — снизошел я.

— Вы что-то задумали?

— Я подумал, что мы могли бы снова отправиться в Малибу, — небрежно обронил я. — Забавно будет посмотреть на физиономии тамошних деятелей, когда Джоди Риммел вдруг появится среди них!

— Весьма возможно… Как насчет того, чтобы вызвать мне такси, пока я буду одеваться?

Радость султана появилась минут через пять во всем своем великолепии, как раз в то мгновение, когда такси остановилось у дома. Я проводил ее до крыльца, и она специально для водителя одарила меня на прощанье поцелуем, способным целых два года греть полярника во льдах Северного Ледовитого океана!

— Как назывался клуб в Санта-Аните, совладельцем которого был Джейрофф? — торопливо спросил я, когда Глория уже двинулась по дорожке к машине.

— «Полудохлый попугай», — ответила она с гримасой. — Кто-то решил, что парень, придумавший такое название, наделен чувством юмора, но мне-то кажется, что он привык иметь дело с чем-то неэстетичным.

Я помахал на прощанье рукой, вернулся в дом, нашел по справочнику точный номер телефона в Санта-Аните и набрал его. Пропитой голос ответил мне примерно после двадцать третьего звонка. Я заявил, что хочу поговорить с мистером Хербом Джейроффом.

— Его здесь нет, — хрипло ответствовал голос.

— Вы не знаете, он уехал на ипподром?

— Не знаю, его не было здесь уже с месяц.

— Сколько дней продолжатся скачки?

— Пару недель плюс еще несколько дней. — Теперь в голосе звучало неприкрытое негодование. — Уж не хотите ли вы, чтобы я перечислял вам по телефону всех лошадей в порядке заездов?

Я положил трубку и припомнил слова Сейры Трентон о том, что Джейрофф решил пойти в отпуск в самом начале соревнований, таким образом, его не видели в Венис самое малое две недели. Она была мне очень симпатична, эта Сейра Трентон. Редко встречаются особы женского пола, способные так естественно чувствовать себя в насквозь просвечивающей одежде.

Приняв душ и не спеша побрившись, я надел деловой костюм, который выглядел лучше, нежели тот, который носил Гари Пирс, хотя он стоил в два раза дешевле. Проверив свой тридцать восьмой, я сунул его в поясную кобуру и застегнул пиджак. Необходимость захватить с собой оружие несколько омрачила краски дня, как это всегда бывало, потому что никто в здравом уме не таскает с собой пистолет, если у него нет веских оснований предположить, что в скором времени он может им воспользоваться. В глубине сознания притаилась самая неприятная мысль: а ведь в ответ тоже могут выстрелить.

Несколькими минутами позже раздался телефонный звонок, и знакомый голос начал пространно извиняться за неоправданную грубость накануне.

— Забудьте об этом, Дейвис, — посоветовал я. — В подобной ситуации у любого человека сдают нервы:

— Тронут вашим отношением, старина! — прочувствованно воскликнул он. — Не думайте, что я этого не ценю. Полагаю, никаких новостей пока нет?

— Как я говорил вчера вечером, я позвоню вам в ту самую минуту, когда появится нечто хотя бы отдаленно напоминающее путеводную ниточку, Дейвис.

Последующие несколько секунд я слышал его сокрушенные вздохи.

— Я знаю, что могу полностью полагаться на вас, Рик, но вы занимаетесь этим уже двое суток, однако, как мне кажется, дело не сдвинулось с мертвой точки.

— Наберитесь терпения, Дейвис. Я продолжаю расследование.

— Да, конечно. Но проклятый вопрос: достигли ли вы чего-нибудь?

— Нет! — рявкнул я. — И ничего не достигну, если буду торчать у телефона и выслушивать ваши вздохи.

— Пришлите мне счет, — заныл он, — я тут же его оплачу.

— Ну вы…

Внезапно я не сумел подобрать правильный эпитет, чтобы охарактеризовать его.

— И не смейте бросать трубку! — заорал он. — Вы меня слышите, Холман? Не забывайте, я ваш клиент и… — Он злорадно хохотнул. — Это моя привилегия ее бросать!

В следующее мгновение в трубке раздался такой пронзительный звук, что у меня чуть не лопнула барабанная перепонка. Казалось, грянули литавры, возвещая о наступлении Нового года! Затем послышались короткие гудки, и не успели они смолкнуть, как раздался звонок в дверь. Когда я в спешке отворил входную дверь, у меня отвисла челюсть от изумления.