Сотрудник агентства «Континенталь» (Сборник)

Квайла мы заперли наверху, в камере, однако по этому поводу особо не обольщались. Я знал, что у нас нет способа обвинить его в чем либо, не поставив Одри перед судом.

Это было несуразное дело. И я вздохнул с облегчением, когда оно закончилось.

Черная шляпа, которой там не было

— Слушайте, мистер Зумвальт, не говорите мне: «и этого сказать не могу»! Если я берусь за дело, мне необходимо знать всю историю.

Он с минуту задумчиво посмотрел на меня блуждающим взором синих глаз. Потом встал, приоткрыл дверь. В комнате за своими конторками сидели бухгалтер и стенографистка. Зумвальт закрыл дверь и вернулся к столу, он заговорил хриплым голосом, наклонившись вперед.

— Я полагаю, вы правы. Но то, что я скажу, должно быть строго между нами.

Я кивнул и он продолжил.

— Пару месяцев назад, один из наших клиентов, Стэнли Горам, передал нам 100 000 долларов в облигациях. Он уезжал на Восток по коммерческим делам, и ему в голову пришла идея, что облигации в его отсутствие могут подняться выше номинала, в таком случае мы должны были бы их продать. Вчера мне случилось посетить хранилище Трастовой компании «Голдэн Гейт», и заглянуть в сейф, куда поместили бумаги, они исчезли!

— Кроме вас и вашего компаньона, у кого-либо еще был доступ к сейфу?

— Нет.

— Когда в последний раз видели облигации?

— Они были в сейфе в субботу, перед тем как Дэн собрался уехать. И один из дежурных в хранилище сказал мне, что Дэн побывал там в следующий понедельник.

— Отлично! Посмотрим, что у нас есть. Ваш партнер, Дэниэл Рэтбоун, должен был отправиться в Нью-Йорк двадцать седьмого числа прошлого месяца, в понедельник, чтоб встретиться с Р. У. Де Пюи. Но в тот день Рэтбоун явился в офис со своим багажом и сказал, что важные личные дела заставили его отложить отъезд, так как он должен был оставаться в Сан-Франциско следующим утром. Но он не уточнял, что это были за личные дела. Вы вдвоем немного попререкались, так как Вы считали важным прибыть вовремя на встречу в Нью-Йорке. Вы были не в самых хороших отношениях, так как за пору дней до этого уже обсуждали что-то сомнительное, что сделал Рэтбоун. А так…

— Нет, поймите меня правильно, — перебил меня Зумвальт, — он не сделал ничего нечестного. Он просто провел ряд сделок, где пожертвовал этикой ради прибыли.

— Ладно. Однако, начав со спора об отмене поездки в Нью-Йорк в тот день, вы с ним перешли к обсуждению прочих накопившихся разногласий, и, в итоге, почти уже решили расторгнуть сотрудничество как можно скорее. Разговор закончился в вашем доме на Четырнадцатой авеню, и, так как было уже довольно поздно, а он ушел из своего отеля до того как передумал ехать в Нью-Йорк, то остался у вас ночевать.

— Вы правы, — пояснил Зумвальт. — Я сейчас живу в отеле, так как миссис Зумвальт в отъезде, но мы с Дэном пошли ко мне в дом, так как только там мы могли поговорить никем небеспокоемые, и когда мы закончили, действительно было уже слишком поздно, так что мы там и остались.

— Далее, следующим утром вы с Рэтбоуном пришли в офис и…

— Нет, — поправил он меня. — Я пришел один, пока Рэтбоун занимался делами, заставившими его задержаться. Он пришел в офис вскоре после полудня, и сказал, что собирается отбыть на Восток дневным поездом. Он послал Куимби, бухгалтера, забронировать места и зарегистрировать багаж, который на ночь оставил в офисе. После чего мы с Дэном пошли пообедать, затем вернулись в офис на пару минут, он подписал какие-то письма и уехал.

— Продолжим. Потом вы ничего не слышали о нем, пока не получили телеграмму от Де Пюи, где тот спрашивал, почему Рэтбоун не приехал к нему.

— Это правда. Получив телеграмму от Де Пюи, я запросил брата Дэна в Чикаго, думая, что Дэн мог сделать там остановку, повидать его, но Том сказал, что не виделся со своим братом. С тех пор от Де Пюи пришло еще две телеграммы. Он был очень рассержен на Дэна, за то, что тот заставил его ждать, но я не сильно беспокоился. Дэн — не очень обязательный человек, и если он сделал остановку где-то между нами и Нью-Йорком на несколько дней… так бывает. Но вчера, когда я обнаружил, что облигации пропали, и я узнал, что Дэн побывал у сейфа за день до отъезда, я решил, что надо что-то предпринять. Но я бы не хотел, чтоб в это дело вмешивалась полиция.

Я уверен, что если я смогу найти Дэна и поговорить с ним, мы найдем способ решить дело так или иначе и без скандала. У нас были разногласия, но я слишком хорошо к нему отношусь, несмотря на этот его безрассудный поступок, чтоб отправлять его в тюрьму. Потому я и хочу найти его как можно быстрее и без лишнего шума.

— У него есть автомобиль?

— Сейчас нет. Раньше был, но он продал пять или шесть месяцев назад.

— Каким банком он пользовался? Меня интересует, где он держал личный счет?

— Трастовая компания «Голдэн Гейт».

— У вас есть его фотография?

— Да.

Он достал из ящика стола два снимка: один в фас, второй в профиль. На них был изображен мужчина средних лет, с проницательными, близко посаженными глазами на тонком лице, волосы темные и редкие. Но лицо вполне приятное, хотя и с хитрым выражением.

— Что можете мне сказать насчет родственников, друзей, и его женщин?

— Его единственный родственник — брат в Чикаго. Что касается друзей, вероятно, он имеет их больше, чем еще кто-либо в Сан-Франциско. Он отлично умел смешивать коктейли. Последнее время он встречался с миссис Эрншо, женой одного агента по недвижимости. Живет, если не ошибаюсь, на Пацифик-авеню. Я не знаю, насколько они близки, но звонили они друг другу почти каждый день. Существует также некая Ева Дати, девушка из кабаре, живет в доме 1100 по Буш-стрит. Возможно, были и другие, но я знаю только этих двух.

— Его вещи здесь?

— Да, возможно, хотите на них взглянуть.

Он проводил меня в кабинет Рэтбоуна: маленькая комнатка, похожая на коробку, письменный стол, пара стульев, картотека. Двери вели в коридорчик и остальную часть офиса, и в кабинет Зумвальта.

— Пока я роюсь тут, не добудете для меня список номеров пропавших облигаций, — сказал я. — Наверное, он не принесет немедленной пользы, но мы можем попросить Казначейство, и они проинформируют нас, если купоны с этими номерами появятся и кто их предъявит.

Я не рассчитывал найти что-либо в офисе Рэтбоуна, и так и случилось. Прежде чем я уехал, я еще успел допросить бухгалтера и стенографистку. Они уже были в курсе, что Рэтбоун исчез, но про пропажу облигаций еще не слышали.

Девушка-стенографистка по имени Милдред Нарбетт сказала, что Рэтбоун продиктовал ей два письма, оба к деловым партнерам, поручил послать Куимби забронировать место и сдать багаж на хранение. Возвратившись с обеда, она перепечатала письма и и отдала подписать перед его отъездом.

Джон Куимби, бухгалтер, описал багаж, который он зарегистрировал: два больших чемодана свиной кожи и один сафьяновый саквояж. Как человек привыкший к работе с числами, Куимби запомнил номер места, забронированного для Рэтбоуна в дневном поезде: четвертое нижнее, вагон восьмой спальный. Куимби вернулся с сохранной квитанцией и билетом когда партнеры обедали, и положил всё на стол Рэтбоуну.

В отеле, где жил Рэтбоун, мне сказали, что он съехал утром двадцать седьмого, но оставил два сундука, потому что рассчитывал снова поселиться там после возвращения из Нью-Йорка через три или четыре недели. Служащие отеля не сообщили мне ничего интересного, кроме того, что Рэтбоун взял такси.

На стоянке такси возле отеля я нашел водителя, который возил Рэтбоуна.

— Рэтбоун? Конечно. Я его знаю! — сказал он мне, не отлепляя от губ окурок. — Да, я думаю это было когда я возил его в Трастовую компанию «Голдэн Гейт». У него было два больших желтых чемодана и один поменьше, коричневый. Он как молния влетел в банк, держа в руках чемоданчик и вышел, с таким видом словно ему оттоптали любимую мозоль. Он приказал ехать к Фелпс-билдинг, в нем расположена контора Рэтбоун энд Зумальт, и не дал мне чаевых ни цента!