Бей и беги

Он пожал плечами.

— О’кей, мистер Скотт, как скажете.

Я снова двинулся к террасе.

— Да, мистер Скотт…

— Что еще?

— Можно мне взять ключ от гаража?

Сердце у меня екнуло. Он, конечно, захочет узнать, что в гараже делает «понтиак» и где «кадиллак». «Кадиллаком» он страшно гордился, и только благодаря его заботам машина выглядела новой после восемнадцати месяцев езды.

— Для чего он тебе нужен?

— Там лежит коврик, который я хочу взять домой, мистер Скотт. Сестра выстирает его.

— Бога ради, не приставай ко мне с ерундой, — снова рявкнул я на него. — Я хочу почитать газеты.

Я вышел на террасу и сел.

В заголовках на первых страницах сообщалось, что случай наезда на полицейского должен быть последним. Это, кричали газеты, было самое ужасное убийство в автомобильной катастрофе за последнее время.

«Палм-Сити Инквайр» сообщала, что убитый был известным в городе патрульным офицером по имени Харри О’Брайен. Во всех трех газетах были помещены фотографии убитого, выглядевшего типичным полицейским: мужчина лет тридцати, с маленькими глазками и безгубым ртом. Газеты сообщали, что он был добрым католиком, хорошим сыном своих родителей и отличным работником.

«Только за два дня до катастрофы он говорил друзьям, что в конце следующего месяца собирается жениться, — отмечала «Инквайр». — Говорят, что его невеста, мисс Долорес Лейн, — известная певица из ночного клуба «Маленькая таверна»».

Издатели всех трех газет требовали, чтобы городская администрация разыскала водителя злополучной автомашины и наказала его по заслугам.

Джон Сулливан, капитан полиции, сказал в интервью представителю прессы, что ни один из его людей не успокоится, пока не найдут водителя, убившего О’Брайена.

«Не сомневаюсь, — объявил Сулливан в своей десятиминутной речи, — мы найдем этого человека. Это не просто несчастный случай. И раньше бывало, что водители сбивали полицейских. Но они не убегали с места аварии. Убежав, этот человек признал себя убийцей, а я не собираюсь терпеть убийц в этом городе. Я найду его! Мы знаем, что его машина сильно повреждена. Каждый автомобиль в этом городе будет осмотрен. Каждому владельцу машины будет выдано свидетельство о том, что его машина прошла осмотр. Каждый водитель, повредивший машину после этой аварии, должен будет сообщить в полицию. Ему придется рассказать моим людям, где и при каких обстоятельствах он получил повреждение, а если он не сумеет как следует объяснить им все, то я сомневаюсь, что ему не придется объясниться со мной».

Итак, к тому времени, когда я избавился от Тотти и осмыслил прочитанное, было уже без десяти десять, и я с удовольствием выпил два двойных виски.

В десять часов я вышел к воротам встретить Люсиль. У меня было мало времени, чтобы решить, что предпринять, но уже созрели два важных решения. Я решил, что, конечно, мне нельзя идти в полицию и рассказывать всю правду. Еще я решил, что если «кадиллак» найдут, то возьму вину за случившееся на себя.

Это решение родилось не только вследствие моей слабости к Люсиль. Было очевидно, что у меня нет выбора.

Зачем нам обоим фигурировать в этом скандале? Да я и сам чувствовал, что винить во всем должен был самого себя. Если бы я не потерял тогда голову и не вел себя так, наверное, ничего бы не случилось. Если обвинять будут ее, выплывет наружу вся правда, и я не только потеряю работу, но и попаду в тюрьму как соучастник. Если же мне удастся вызволить ее из этой истории и самому отделаться не слишком тяжелым приговором, то Айткен, возможно, снова возьмет меня на работу, когда я отбуду свой срок.

Я все еще размышлял над этим, когда появилась Люсиль.

Я убрал ее велосипед в гараж и провел в гостиную.

— Ты видела газеты? — спросил я, закрывая дверь.

— Да, и по радио об этом сегодня тоже говорили. Ты слышал, что они сказали?

— По радио? Нет, мне как-то не приходило в голову послушать радио. Что же они говорили?

— Они просят сообщать им всю возможную информацию. — Она говорила прерывающимся голосом. — Просят всех, кто видел вчера на дорогах поврежденные машины, сообщать об этом в полицию. Все гаражи сразу же должны заявить им, если кто-нибудь обратится с просьбой починить машину. — Она смотрела на меня полными отчаяния глазами. — О, Чес… — Неожиданно она упала ко мне в объятия, уронив голову мне на плечо. — Я боюсь. Я знаю — они меня найдут. Что мне делать?

Я крепче обнял ее.

— Все будет в порядке, — сказал я. — Я долго думал об этом. Тебе не надо бояться. Давай все обсудим. Тебе вовсе не о чем беспокоиться и волноваться.

Она вырвалась и резко спросила:

— Как ты можешь так говорить? Что ты имеешь в виду?

На ней была открытая кофточка и светло-зеленые обтягивающие брюки. Даже в столь критической ситуации я поймал себя на том, что думаю, до чего она красива.

— Сядь, — попросил я и подвел ее к кушетке.

Она села. Я занял кресло рядом с ней.

— Нам совершенно ни к чему обоим участвовать во всем этом деле, — сказал я. — Если машину найдут, я возьму всю вину на себя.

Она поежилась, сжимая и разжимая кулачки.

— Но ты не можешь этого сделать. Ведь это я виновата…

— Это был несчастный случай. Если бы ты остановилась и позвала на помощь, ты могла бы быть оправдана. Но для того чтобы тебя оправдали, тебе все равно пришлось бы рассказать суду правду. Ты должна была бы объяснить, почему уехала в таком возбужденном состоянии. Это, возможно, спасет тебя от тюрьмы, но ты окажешься в центре грандиозного скандала. От этого пострадаем мы оба. Я не собираюсь рассказывать полиции о случившемся. Во-первых, она, скорее всего, не найдет «кадиллак». Ну а если найдет, скажу, что это я сбил полицейского.

Некоторое время она сидела неподвижно, потом расслабилась.

— Ты действительно так решил, Чес?

— Да. Я действительно так решил. Теперь ты чувствуешь себя спокойнее?

— О да, конечно. — Она посмотрела на свои руки, потом сказала: — Чес, еще одна вещь… Я оставила в машине купальник.

Я почувствовал некоторое разочарование. Я думал, она хотя бы поблагодарит меня за то, что я вызволяю ее из этой неприятной истории.

— Это ерунда. Я хочу осмотреть машину, когда ты уйдешь. Заберу купальник и, когда в следующий раз приеду к Айткену, привезу его.

Она облизнула губы кончиком языка.

— А мы не можем сейчас пойти и забрать его? Я бы хотела взять его сейчас.

Я понял, почему она так настаивала. Если полиция найдет машину, а в ней купальник, она снова окажется под подозрением.

— Хорошо. Подожди здесь. Сейчас я его принесу.

— Я хотела бы пойти с тобой.

— Лучше не надо. Не надо, чтобы нас видели вместе.

— Я бы все-таки хотела пойти.

Я посмотрел на нее.

— В чем дело, Люсиль? Ты мне не доверяешь?

Она отвела взгляд.

— Это для меня очень важно.

Я едва сдерживал нараставший во мне гнев. Повернувшись, я пошел в холл. Она шла следом.

Оставив ее ждать на крыльце, я вывел из гаража «понтиак». На шоссе я никого не заметил и сделал ей знак садиться.

У гаража Сиборна мы вышли. Подходя к двери гаража, мы увидели нечто, что заставило нас резко остановиться.

Дверь была широко распахнута. Прошлой ночью я собственноручно запер ее, когда ставил в гараж «кадиллак».

— Что это, Чес? — резко спросила Люсиль.

— Подожди здесь, — сказал я и, бегом преодолев последние несколько ярдов, вбежал в гараж.

«Кадиллак» был на месте. Я посмотрел на дверной, замок. Сердце у меня екнуло, когда я увидел на нем следы отвертки или какого-то похожего инструмента. Кто-то взломал замок.

В гараж вошла Люсиль.

— Что это?

— Кто-то здесь побывал.

Она задохнулась.

— Кто?

— Откуда я знаю?

Она схватила меня за руку.

— Ты думаешь, это была полиция?

— Нет. Если бы это была полиция, они бы сразу же пришли за мной. Ведь на водительской карточке написана моя фамилия.

— Купальник, Чес!

— Где ты его оставила?