Неспокойные воды Жавель

Буска покраснел.

– Что за черт! Просто я люблю красивые вещи.

– Сексуально озабоченный? – переспросил я.– А почему вы думаете, что Демесси сексуально озабочен?

– Ну,– промычал Буска,– сексуально озабоченный – это, может, чересчур сильно сказано, определение, может, не совсем то. Вот это, пожалуй, будет вернее: неудовлетворенный. Точно. Он был не удовлетворен. Он… Нет, опять не то… В общем, с некоторых пор женщины, можно сказать, не давали ему покоя.

– А мне кажется,– подхватил Маршан,– что это всегда не давало ему покоя, и реагировал он на такие вещи не совсем нормально. Не знаю, как объяснить, только в словах малыша Луи есть правда.

Малыш Луи – это был Буска.

– А я понимаю, в чем тут суть,– проворчал Дютайи.– Не удовлетворен! Что это значит? Да все мы в той или иной мере неудовлетворены, и неважно, идет ли речь о женщинах или о зарплате, а то и о самой гнусной жизни, которую мы ведем.

– Согласен, но он – другое дело. Не знаю, как объяснить, только тут совсем другое.

– А я так понимаю, в чем тут суть,– повторил Дютайи.– Несете черт-те что, лишь бы выманить монету у этого человека…

И пальцем, на котором блестело обручальное кольцо, показал на меня.

– Не страшно,– с улыбкой сказал я.– Плачу только после того, как найду Демесси.

– Тогда это еще не скоро. Я хочу сказать, не скоро – в том случае, если вы рассчитываете найти его с помощью нашей болтовни. Что касается меня, то я выложил все, что знал. Боюсь, негусто, это верно. А теперь мне пора идти.

Он встал и протянул мне руку.

– До свидания, месье.

– До свидания… Кстати, к вопросу о деньгах, скажите-ка, прежде чем уйти, Демесси, случаем, не брал у вас взаймы?

– Нет. А что?

– Похоже, будто он занял недавно.

– Во всяком случае, не у меня.

– И не у нас,– заявили Буска с Маршаном.

– А-а! Ну что ж, спасибо и на том.

Эта история с деньгами не давала мне покоя. Я чуял, что тут-то и кроется разгадка тайны.

Дютайи ушел, а Буска, возвращаясь к своей мысли, проворчал:

– Что там ни говори, а он был чудной по части баб. Его-то бабу вы знаете, месье?

– Я видел ее.

– Нельзя сказать, что соблазнительна, а?

– Не шибко. Но если вы хотите сказать, что она ему осточертела и поэтому он смылся, то я в курсе. Я вовсе не доискиваюсь причин его бегства. Я просто хочу установить, куда он мог деться. Вы не знаете, была у него какая-нибудь связь? Ну, например, с женщиной с «Ситроена»?

– Уж и не знаю, какая баба могла бы ему потрафить,– вздохнул Маршан.– С этим Дютайи со смеху умрешь. Изображает из себя почтенного отца семейства, умудренного опытом старца. А почему, спрашивается? Он всего на два года старше меня. Малыш Луи, в общем-то, прав, Демесси из категории неудовлетворенных. Да и по части баб чудной. А почему – не могу вам объяснить. Чувствовалось, что дело тут неладно. Чертовски требователен. С такой женушкой, как у него, оно понятно, и все-таки. Надо же знать меру. Ему подавай Мартин Кэрол или Брижит Бардо, и то, пожалуй, мало!

– Может, он чересчур увлекался кино?

– Уж и не знаю. Но Боже ты мой, скажи-ка, малыш Луи, помнишь, что он отмочил в тот день, когда мы заигрывали с Зизи?… Зизи, пояснил он,– это та самая, которую вы видите вон там, за стойкой, она нас обслуживала. Лакомый кусочек, а?

– Ничего.

– Ничего?… – Он чуть было не задохнулся от возмущения. – Вот черт! Ну и ну! Скажите на милость! Ничего себе! Да вы, я вижу, и сами-то не хуже Демесси!

– Не знаю. Так что же он такого отмочил?

– Мы заигрывали, шутили, говорили, что Зизи многим нам обязана, но мы с нее все равно ничего не возьмем. Тогда он – да с каким презрением, вы бы видели, бросил нам, будто у него кое-что и получше есть, только он этим не пользуется. Слово в слово.

– Это так, для красного словца. Сами знаете. Он просто шутил.

– Какое там шутил. И Зизи это сразу почувствовала, она здорово обиделась, а нам, само собой, было неприятно. Ведь так, Луи?

– Да, что и говорить, он всех нас умыл.

Я ничего не сказал вслух, но про себя подумал: немного же вам надо. И еще подумал, что все это никуда меня не продвигает.

– Не о своей же жене он говорил,-заметил Маршан.

– А о ком тогда?

– Ну уж!…

И металлист в недоумении развел руками. Я полностью разделял его чувство беспомощности. Никогда еще мне не доводилось испытывать такого острого ощущения, что молодость уходит. Я машинально взглянул на часы, висевшие над стойкой,– неумолимый механизм, как говорит поэт. Следуя моему примеру, Маршан тоже посмотрел на настенные часы, поморщился, увидев время, которое они показывали, и встал.

– Ну что ж, месье, если мы вам больше не нужны…

– Пожалуй, нет.

– Пошли, Луи?

– А? – очнулся углубленный в свои мысли Буска.

– Пошли?

– Ну… ну, конечно.

Он тоже поднялся со стула.

– До свидания, месье.

– Мы вам, наверно, оказались не так уж полезны, а? – спросил Маршан.

Я пожал плечами.

– Видите ли, сразу попасть в точку трудно. К тому же я застал вас немного врасплох… – И в утешение всем добавил:– Возможно, какие-то детали придут вам на память – не сегодня, так завтра, словом, в ближайшее время. В таком случае… Напомню вам свое имя. Бюрма. Нестор Бюрма. Вы найдете меня в справочнике.

– Ладно. Привет, месье.

– Привет.

Они удалились.

Снова набив трубку, я закурил ее и подошел к стойке, где стало чуть-чуть посвободнее. Расплачиваясь с небезызвестной Зизи за аперитивы, я рассмотрел девушку гораздо внимательнее, чем прежде. Она была недурна, эта Зизи, даже более того – очень хороша, но было кое-что и получше, как говорил Демесси, и… Внезапно меня осенила одна идея. Впрочем, по правде говоря, не так уж внезапно, ибо она, должно быть, давно уже пробиралась в моем подсознании, громко стуча высокими каблуками. Да, было кое-что и получше, и вполне возможно, что Демесси это лучшее заполучил… Но теперь, когда он этим не пользовался, доказательств не было никаких.

Я вышел из бистро.

На улице по-прежнему лил дождь. Я надвинул шляпу на глаза, поднял воротник пальто и направился к машине, которую оставил в самом начале авеню Феликс Фор.

И тут я услыхал, как меня окликнули:

– Эй! Месье!

Я обернулся на голос молодого Буска. Его залихватский козырек завзятого буяна нисколько не защищал лицо от дождя. Капли шлепались на него с размаху, стекая вниз, но он не обращал на это внимания. Он весь запыхался.

– Я откололся от Маршана,– едва выговорил он.– И примчался, как только смог, чтобы… Короче, я хочу вам кое-что показать. Вернемся в бистро?

– Пойдем лучше ко мне в машину,– предложил я.– Там можно включить свет.

– Я не знал, что у вас есть машина,– молвил он, как бы извиняясь.

– Я тоже не знал, что вы собираетесь мне что-то показать,– возразил я с усмешкой.– Вы только сейчас это обнаружили?

Он не ответил. Мы добрались до моей «дюга», сели на переднее сиденье, и я включил верхний свет.

– Ну что?– спросил я.

Малыш Луи откашлялся, стряхнул стекавшую вдоль носа каплю дождя.

– Так вот,– начал он.– Я не стал ничего говорить в присутствии ребят, не хотел прослыть легавым. Они и без того все время подшучивают надо мной, потому что я покупаю эти легкомысленные журнальчики да еще читаю полицейские романы, куда уж больше… только имейте в виду, что это мои приятели и я вовсе не собираюсь в чем-то винить их, а если то, что я покажу вам, чего-то стоит, я с ними, конечно же, поделюсь, но говорить об этом в их присутствии мне было не с руки. В общем, хочу вам сказать, что, как только мастер рассказал нам о частном сыщике, который работает на какого-то нотариуса и разыскивает Демесси на предмет наследства, а потому желает встретиться с дружками Демесси, я сразу смекнул… привычка к полицейским романам, ясно?… что вы нам зададите кучу вопросов и чем больше всего мы вам расскажем, тем лучше будет для Демесси. Словом, упускать нельзя ничего!