Чисто случайно

Мне стало не по себе.

— Как же я все это проверну? Я ведь не умею как следует шевелить мозгами. И Джимми тоже не умеет. Сказать по правде, даже вовсе не умеет.

— Не умею, — подтвердил Джимми.

— Шевелить мозгами буду я. От вас требуется три вещи, — он решил выдержать эффектную паузу.

— Бухать до одури, трахаться с бабами и купить себе «бумер»?

— Сперва усвойте, что значит заниматься коммерцией. Я дам вам адрес Британского Совета по внешней торговле. Во-вторых, вы поедете на Ямайку. Я покажу вам ее на карте. В-третьих, вы разузнаете все насчет экспорта и импорта, проверите, как пойдет товар.

— Какой еще товар?

— Точнее, два. Из Ямайки вывозите кофе…

Тут только до меня дошло.

— Че-го? — спрашиваю.

— Че-го? — спрашивает Джимми.

— Я поеду на Ямайку?

— И очень скоро, приятель. Видишь ли, товар не придет сам по себе, его нужно доставить.

— Господи Иисусе.

— Во-во, — поддержал Джимми, — и дева Мария тоже.

— И что это за товар, который я повезу на Ямайку, и который у меня тамошние ребята с руками оторвут?

— Нет проблем.

— Нет проблем? Это у тебя будет нет проблем — ты будешь париться тут и типа шевелить мозгами. Так что мне везти на Ямайку?

— Шезлонги, Ники. У них там на Ямайке совсем нет шезлонгов.

Господь Всемогущий.

Возвращаемся к «Астре» и видим: какой-то ублюдок выдавил фортку и утащил магнитолу. С этими «Астрами» всегда одно и то же: каждому не терпится чего-нибудь отодрать. Значит, домой поедем без музыки.

— Вот ведь уроды, ну кругом ворье, — разорялся Джимми, — на ходу подметки стригут, ничего нельзя оставить. Ладно, до Хэлфорда доберемся, другую возьмем.

— Да ну ее, все равно бросать.

— И то правда.

Когда выбрались на Тринити-роуд, Джимми говорит:

— А этот Слип, у него все дома? У него что, в жопе свербит?

Я не удержался, хрюкнул.

— Слип мой кореш, — говорю ему, — он мой кореш.

— Да и я тоже твой кореш, Ники, только я никогда не заставлял тебя летать на Ямайку или в то место в Африке. Ямайка — это ведь очень далеко, приятель. Далеко, и там полно гангстеров.

— Ну, а как тебе план?

— План?

— Да, как тебе план?

— План.

Ах ты господи.

— Что ты думаешь насчет того, чтобы возить шезлонги на Ямайку?

— Да пошел ты, Ники, что ты думаешь, то и я думаю. Ты повезешь им на Ямайку эти самые шезлонги — ребята-гангстеры отрежут тебе яйца и сделают омлет по-ямайски.

— А мать Шерри МакАлистер, — говорю, — она ведь тоже с Ямайки.

— Может, и так.

— У Полетты Джеймс и мать, и отец с Ямайки.

— Может, и так.

— Так что, они все — гангстеры?

— А как же.

Посмеялись мы с ним, и я говорю:

— Да брось, Джимми, да если даже все они гангстеры, кому нужны эти сраные шезлонги? Тут ведь большими барышами и не пахнет.

По Тауэрскому мосту проехали с ветерком: отчего-то никого на нем не было.

— И не может быть, чтобы уж все были гангстеры. Ты мне вот что скажи. Как думаешь, будет из этого хоть какой-то толк, или это полная лажа?

Он только сплюнул.

— Тогда почему ты думаешь, что у гангстеров других забот нет, они только того и ждут, чтоб нас хлопнуть?

Он немного подумал. Слышно было, как скрипят у него в башке колесики. Потом еще немного. Потом говорит:

— Ладно, Ники, ты у нас самый умный, и по-французскому в школе шарил. Ладно, допустим, я не знаю, зачем им нас хлопать. Может, потому, что им что-нибудь да не понравится, я слыхал, они там, на Ямайке, стали больно уж обидчивые. Не глянется им, скажем, как ты их ром пьешь, раз — и хлопнут. Так я слыхал. Или ты думаешь, что эти бандюки ямайские вдруг стали все такие белые и пушистые?

— А насчет кофе как думаешь?

— Это им тоже запросто может не понравиться, ну не глянется им, как ты их кофе пьешь — тут на месте и пристрелят. Откуда я знаю, Ники, да чтоб мне сдохнуть на этом месте.

— Да нет, я про то, чтоб кофе от них вывозить, как думаешь, стоящее это дело?

— Да хрен знает, Ники, не нравится мне вся эта бодяга. Давай лучше попробуем Исландию, я никогда не слыхал, чтоб в Исландии были гангстеры. Давай возить шезлонги в Исландию, а?

— Ты поедешь со мной на Ямайку, а, Джимми?

— Ники, ты, верно, рехнулся. Двое белых парней делают бизнес на Ямайке? Нет, правильно мамаша всегда меня предупреждала, чтоб я с тобой не водился, у тебя точно крыша отъехала, ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

— А почему тогда и моя мамаша мне говорила, чтоб я с тобой не водился? Что ли уж тогда, когда тебе шесть было, чуяла, что ты — жучила окаянный?

— Правы наши мамаши были, что верно, то верно.

Мы еще похихикали, а на Майл-Энд-роуд он газанул по тротуару, да так, что мы какую-то бабульку чуть на тот свет не оформили. Легко.

— А как ты думаешь, Джимми, нужны им шезлонги?

— У них там лежаки, Ники. На кой хрен им шезлонги эти, если есть лежаки.

— Это такие большие, длинные?

— Да, я такие на Кэнви-Айленде видал. Складываются-раскладываются чуть ли не в тридцать восемь раз. Телки лежат на них, потому их и называют лежаками. Господи, Ники, тебе надо бы это знать, неужели ты их не видел, когда ездил к лягушатникам?

— Правду сказать, Джимми, я даже не упомню. В Калé уж точно не видел ни шезлонгов, ни лежаков никаких, хотя я же там и на пляже ни разу не был, может, там они есть.

— А эти, как их, шизлонги, — их все еще делают, а, Ники? У моей бабки был один в саду, так ему лет сто было. Ты думаешь, их сейчас еще делают?

— А черт их знает, Джимми. Найти-то, наверное, можно. Теперь, может, и электронные какие есть, с музыкой.

— С музыкой, блин. Ты и впрямь чокнулся, Ники, видать еще когда в тюрьме сидел. Мне бы такое и в голову не пришло.

По сто второй мы задвинули под двести. Приедем домой, бросим на хер эту тачку.

Стук в дверь. Я не стал открывать. Сижу себе на диване, телик смотрю. Торгаши какие-нибудь по домам шастают.

Снова стучат. Потом камушки в окно бросили. Кому-то я определенно был нужен, и этот кто-то знал, что я дома.

Выглянул в окошко, кричу:

— Что, пиццу принесли?

Кто их знает, может, это легавые припороли.

— Это я, Ники.

Господи, Норин Хэрлок, а я держу ее на такой холодине. Не было в городе другого человечка, которого бы мне так хотелось повидать (приличная, причем, девушка, и работа у нее есть), а я мурыжу ее на улице.

Я быстренько открыл дверь.

— Пришла меня навестить, а, Норин? — спрашиваю. — Страсть как хотелось меня видеть, да?

— Да, хотела посмотреть, все ли с тобой в порядке.

Я чуть в в осадок не выпал. Норин Хэрлок пришла посмотреть, все ли со мной в порядке.

— Хочешь чаю или кофе или текилы, а может, потискаться на диванчике? — помню, я очень нервничал.

— Ты не меняешься.

— Ну, так с чего начнем?

— Хорошо бы чаю и немножко текилы.

— А кофе и потискаться?

— Это обычно бывает после ужина, а ты еще не предложил мне поужинать.

— У меня есть тосты.

— Вообще-то, я принесла с собой карри — так, на всякий случай.

— Да ну!

— Ну да!

— Как ты узнала, что я дома?

— Я не знала.

— Хорошо, что достучалась. Где-то у меня тут были две вилки и одна плошка. У тебя, случайно, нет тарелки?

— Чего нет, того нет.

— Тут где-то была мисочка.

Достали мы карри из пакета, поделили и навернули за милую душу. Выпили полбутылки текилы с лаймом и посмотрели телик. Все равно как муж с женой, только без скандала.

— Ну что, сделаю я кофе? — говорю ей, как фильм кончился. — А потом можно и потрахаться.

Правду сказать, меня так трясло, что проще было сделать коктейль, а не кофе.

— Очень романтично, Ники. Только мне завтра утром на работу.

— Я могу по-быстрому.

— Нет, Ники, сегодня никак не получится.

А.

— Ты слыхала, — говорю ей, — что Келли дала мне пинка под зад?