С мертвых не спросишь

Гэвин Лайл

С мертвых не спросишь

1

Раздался всего один выстрел, и мне показалось, что я даже слышал звук, с которым пуля вошла в его тело. Я бросился ничком на мостовую и вытянул вперед руку с пистолетом, целясь в крайнюю колонну. Из-за угла, из переулка, донесся частый топот – бежал не один человек. Поднявшись на ноги, я различил стон Фенвика, а следом – громкий хрип.

После выстрела он осел, привалившись к "ситроену". Спереди на его пальто было лишь несколько красных пятен, но когда я провел рукой по спине, она вся оказалась в крови – выходное отверстие пуля изрядно разворотила. Кое-где приоткрылись ставни, мелькнул свет, а какой-то храбрец из местных жителей даже высунулся наружу – во Франции так редко поступают, услышав стрельбу на улице.

Я закричал что было сил:

– Полицию! Телефон! Доктора!

Как же по-французски "скорая помощь"? Черт возьми, да почти как по-английски.

– Амбуланс!

Фигура в окне исчезла – может быть, меня все же поняли? Фенвик снова захрипел, изо рта у него хлынула кровь. Черт, что же делать? Внутреннее кровотечение должно быть еще сильнее. В конце концов я просто прижал к его спине носовой платок и стал поддерживать голову. Вой сирен раздался, когда он уже умер.

Поблизости оказалась водосточная решетка. До приезда полиции я успел просунуть сквозь нее свой пистолет и кобуру. Купить новую кобуру нетрудно – куда сложнее достать другой "вальтер", приспособленный под укороченный патрон 38 калибра. Потом я достал из кармана Фенвика ключи от машины и забрал прямоугольный плоский сверток, который он все еще сжимал в руках.

Через пять минут все кругом залил свет фар полицейских автомобилей, расположившихся по кругу, перекрыв все пути отхода. Я показал инспектору полиции, довольно прилично владевшему английским, откуда, как мне показалось, стреляли.

– Всего один выстрел?

– Да, всего один.

Инспектору это явно не понравилось – так же, как и мне. Впрочем, я не стал делиться своими соображениями.

Он стоял, внимательно осматривая мостовую и похлопывая моим паспортом по руке. Потом вдруг устремился к блеснувшему у стены кусочку латуни. Затем вернул мне паспорт и свистнул, подзывая сотрудников. Те подобрали найденную гильзу и обвели место находки мелом.

– Девять миллиметров, – заметил кто-то, но, встретив взгляд инспектора, поспешно удалился, торжественно держа перед собой карандаш с гильзой.

– Значит, вы встретили мсье Фенвика только на автомобильном пароме? – спросил инспектор.

– Совершенно верно. Он узнал, что я направляюсь в Аррас и сам предложил меня подвезти. Он собирался ехать в Париж.

Не часто мне удавалось в каких-то трех предложениях намешать столько лжи.

Но инспектор молча кивнул. Полицейские еще не обыскивали ни меня, ни Фенвика – это еще предстояло – и ничего не знали о ключах от автомобиля.

– Зачем вы прибыли в Аррас?

– Собирался посетить места сражений Первой мировой войны. Где-то неподалеку похоронен мой дед.

А вот это было чистой правдой.

– Вы любили своего деда? – поинтересовался он.

– Ну как сказать? Он погиб за пятнадцать лет до моего рождения.

Губы инспектора дрогнули в усмешке. Обычный вопрос с подвохом. Впрочем, допрос был еще впереди – и уже недолго оставалось его дожидаться.

Я показал ему руку, залитую кровью Фенвика.

– Нельзя попросить кого-нибудь из врачей это смыть?

Инспектор покосился в залитый светом круг, где врачи скорой помощи все еще ждали, когда закончится фотографирование тела Фенвика, и кивнул.

– Да, разумеется.

У него не было насчет меня никаких подозрений – со всяком случае, пока.

Я вошел в освещенный круг и попросил врача протереть мне руку спиртом. Кроме края рукава, на моей дубленке больше не было следов крови. В человеке, независимо от профессии, стремление избегать чужой крови действует на уровне инстинкта.

– Он был вашим другом? – спросил врач, для которого все это было обычной повседневной работой.

Я пожал плечами.

– Мы познакомились несколько часов назад.

Врач покачал головой, с привычным профессионализмом внимательно осмотрел мою руку в поисках царапин, затем взглянул на ногти – нет ли под ними какой-нибудь необычной грязи.

Кто-то позвал его:

– Доктор Делансо!

Врач отозвался, потом вопросительно посмотрел на меня.

– Нет-нет, спасибо – я уже все видел...

Снисходительно усмехнувшись, он отошел.

Я облокотился на машину скорой помощи и осторожно осмотрелся. Похоже, никто за мной не следил, но все же я не скрылся тремя большими прыжками, а предпочел сделать десяток мелких, неторопливых шажков.

Потом я прибавил шагу, пригнувшись пониже и огибая ряды автомобилей на стоянке. Этот маршрут, дававший возможность укрыться от пуль и отойти незаметно, я на всякий случай готовил нам обоим.

Возможно, полицейские не слышали, как я завел мотор, а если и услышали, не обратили внимания. Никто не знал, что я забрал машину погибшего, и так я выиграл еще несколько минут. Когда в карманах Фенвика найдут страховую карточку, поймут, что нужно искать "ровер", там же найдут номер – но ни слова про цвет.

И все же я старался сторониться крупных магистралей. Добрался до Дуэ, оттуда свернул к Лиллю. Здесь машину пришлось бросить, – без документов пересечь бельгийскую границу невозможно. А я хотел сделать это как можно скорее, поездом добраться до Брюсселя и тут же вылететь ночным рейсом в Лондон. Похоже, нервы были на пределе: уже на выезде из Дуэ меня так затрясло, что пришлось остановиться и достать из чемодана в багажнике припасенную на всякий случай бутылку шотландского виски.

С тех пор в моем мозгу вновь и вновь всплывает это воспоминание – словно я вижу один и тот же страшный сон – и я в который раз ломаю голову, где же я ошибся.

Мы въехали в Аррас около шести утра по широкой пустынной дороге, влажно поблескивающей в рассветных сумерках. Потом по авеню Мишно взобрались на холм, точно по карте повернули на его вершине направо, свернули еще раз и оказались на Гран-плас.

В такое время года и столь ранние часы площадь напоминает склеп в забытом всеми подземелье, а ряды машин на стоянке посреди нее – каменные саркофаги. На площадь выходят десятки окон, закрытых ставнями. За ними свет, тепло и люди, однако словно не здесь, рядом, а где-то на другой планете.

– Где назначена встреча?

Фенвик показал вправо.

– На северном краю площади. Где-то там.

– Не останавливайтесь.

Он послушался, а попросил поставить машину так, чтобы можно было уехать поскорее, если... ну, на всякий случай. Мотор он заглушил, отопитель тоже, и воцарилась тишина. И долго петлял между стоявшими вокруг автомобилями, прислушиваясь к поскрипыванию снега под ногами. До северного края площади осталось ярдов двадцать, но не заметно, чтобы нас там ждали...

И тут раздался выстрел...Всего один.

Да, день выдался нелегким, хотя мне за него прилично заплатили.

2

Меня зовут Джеймс Корд, и если вы решите предъявить мне иск, в суде в мою защиту выступит Оскар Андерхил из юридической фирмы "Рэндол, Трип и Джилберт". Оскар очень обрадуется такому случаю, поскольку каждый раз, когда мне требуются его услуги, приходится приглашать его на обед в ресторан отеля "Ритц" (слава Богу, что хоть не в "Гриль"). Как объясняет сам Оскар, между столиками в "Ритце" большие промежутки, и потому там можно разговаривать, не опасаясь подслушивания. Тут он, конечно, прав.

Вот и теперь мы встретились с ним в ресторане "Ритц" – и галерея с колоннадой по фасаду живо напомнила мне совсем другую галерею... В зал я вошел, стуча зубами, и вряд ли только от промозглой мартовской погоды.

– День добрый, Джим. Смотрю, про тебя пишут все газеты.