Том 27. Обнаженная и мертвая

— Я не спрашивала о Джеффе, — холодно произнесла Хелен. — Я спрашивала о себе!

— Ты чересчур увлекаешься временами, Хелен, — заметил я. — Помнишь, ты выкрикнула имя мужа в неповторимый миг экстаза?! Если бы я и после этого продолжал думать, что ты его сестра, это значило бы, что между вами были престранные отношения!

— Теперь я понимаю это. Но тогда все казалось естественным. Момент соития — это момент истины…

— Другой момент: ты была единственной, кто по своему положению мог играть на две стороны, — продолжал я. — Я кормил тебя этой чепухой о том, чтобы сказать Марко, что я приходил в контору этим утром, ища Кендрика, исключительно, чтобы увидеть твою реакцию. — Я тряхнул головой. — Если бы на такую наживку клюнул тот, для кого она прямо предназначалась, это была бы дикость.

— Ты не поверил этой записи?

— Я поверил всей душой: ты подставила меня Кендрику, чтобы он покончил со мной! — буркнул я. — Каким-нибудь способом понадежнее, типа пули промеж глаз!

— Это неправда! — горячо возразила она. — Мне было все равно, кто кого.

— Как же это? — промычал я.

— Если бы Кендрик убил тебя, единственное, что ему оставалось бы делать потом, — это пуститься в бега, и Марко не осталось бы ничего другого, как только присоединиться к нему. А если ты убьешь Кендрика, думала я, ты успокоишься, получив своего убийцу. В любом случае мы с Джеффом заживем дальше спокойно и свободно. Надо же было тебе оказаться таким сметливым и испортить все!

— Я хочу еще выпить, — небрежно бросил я. — А ты?

— Нет, благодарю, — тихо отозвалась она.

Я забрал свой пустой бокал на кухню и приготовил свежий коктейль. Сейчас я не хотел больше думать о Хелен, но в сердце моем шевельнулось что-то похожее на жалость. Когда я вернулся в гостиную, она стояла у окна, устремив взгляд вниз на улицу.

— Эл! — Она медленно повернулась ко мне. — Что теперь будет? Со мной, я имею в виду?

— Думаю, мы должны поехать в управление, — предложил я.

— А что там?

— Тебя арестуют как убийцу Голди.

— Убийцу?

— Да! Убийство не было подготовлено, и тебя сильно провоцировали. Находчивый адвокат сможет добиться максимально мягкого приговора.

— Меня отправят в тюрьму, — произнесла она почти про себя. — Надолго, дорогой?

— Это зависит от присяжных.

Ее прекрасные сапфировые глаза внезапно ярко сверкнули.

— Еще одна вещь, Эл. Некоторое время с нами происходило нечто особенное, да?

— Да, — честно ответил я. — Это было.

— Однако полицейский в тебе пересилил любовника. — Она широко улыбнулась. — Думаю, в данном случае правильно сказать: «Уходя — уходи». Но сначала, если ты не возражаешь, я зайду в ванную. И лучше надену что-нибудь под платье. Белье в твоей спальне.

— Конечно.

Она задержалась, проходя мимо меня, и положила руки мне на плечи.

— Это могло бы продлиться еще очень долго, — прожурчал ее голос.

Она целовала меня губами, телом, всем своим существом. Ее тело опутало мое и было таким мягким, таким податливым… Все это заняло несколько секунд, но лихорадочная страстность этих объятий потрясла меня настолько, что я почти возненавидел себя. Потом Хелен прошла в спальню и закрыла за собой дверь.

Я развалился на диване и не спеша опустошил свой бокал. Чтобы отвлечься, я стал размышлять, как бы мне объяснить все Лейверсу: задачка передо мной вставала не из легких. Это привело меня на кухню в поисках свежего напитка. Приканчивая предыдущую порцию, я подумал, что прошло вполне достаточно времени для того, чтобы Хелен завершила свои дела в ванной. Я открыл дверь спальни и вошел. Дверь ванной была распахнута настежь, и там никого не было. Внезапно я ощутил дуновение ветерка на своей щеке и только тогда заметил, что окно спальни широко раскрыто.

С высоты восьмого этажа я увидел людей, казавшихся карликами, спешивших к тому, что выглядело как черно-белый полосатый флаг, задрапировывавший бесформенную груду костей. Подкативший к горлу комок заставил меня броситься в ванную, и, когда приступ прошел, я с удивлением подумал: было ли это реакцией на ее смерть или просто на самоубийство? Затем я тщательно упрятал эти мысли подальше, потому что у меня не было другого выбора, как только продолжать жить с самим собой.

— Я знаю, что уже поздно, — прорычал Лейверс. — Но я хочу составить полное представление о происшедшем!

— Если вы не возражаете, шериф, расскажу я, — вежливо вмешался Эд Сэнджер, — мне все совершенно ясно.

— Неужели? — Крупное тело шерифа нервно дернулось. — Тогда не будешь ли ты так добр объяснить мне это.

— Охотно! — Эд прочистил горло, преисполненный сознания собственной значительности. — Итак, беря события в их хронологической последовательности: мы имеем самоубийство, которое на самом деле оказалось убийством, затем убийство, потом другое убийство, затем Эл застрелил одного из убийц в целях самозащиты, потом еще самоубийство.

— Это что? — произнес Лейверс раздраженно. — Объяснение?

— Оно слишком краткое, конечно, — торопливо согласился Эд. — Некоторые из обстоятельств почти уникальны. — Он тепло улыбнулся мне. — Орудием преступления, использованным для убийства Селестины Джексон, был собственный пистолет лейтенанта Уилера, затем возвращенный лейтенанту в то время, как он был без сознания. Позже лейтенант убил этого самого убийцу. В целях самообороны, естественно! — Он бросил на меня лукавый взгляд, который я решил принять как абсолютную уверенность в моей невиновности. — Баллистическая экспертиза, — продолжал он оживленно, — неопровержимо доказывает, что пули, которыми убиты оба человека, выпущены из одного и того же пистолета. Сравнительный тест подтверждает, что пистолет, принадлежащий лейтенанту, был орудием убийства, и лейтенанту теперь может быть предъявлено обвинение в двух убийствах первой степени.

— Обещай мне одну вещь, Эд, — прохрипел я. — Никогда больше не берись меня защищать, иначе я точно попаду в газовую камеру.

— Я уверена, что она не имеет ко мне никакого отношения, — неожиданно вмешалась Аннабел Джексон. — Даже как седьмая вода на киселе.

— Кто? — удивился Мэрфи.

— Она, — заявила Аннабел. — Я помню имена всех потомков Джорджа Джексона до третьего колена. Таких там не было.

— Ты имеешь в виду Селестину? — поинтересовался я.

— Естественно! — кивнула она.

— Понимаю, что я, наверное, слишком навязчив, — прогремел Лейверс. — Однако не будет ли кто-нибудь столь любезен, что объяснит мне одну маленькую деталь? Уилер начинает расследовать убийство — только одно, вспомните! — и тремя днями позже он возвращается и… — шериф начал медленно загибать пальцы, — самоубийство, которое в действительности убийство, — убийство — другое убийство, которое курам на смех пытаются выдать за самооборону, — и, наконец, самоубийство. — Он злобно прищурился. — И вот я спрашиваю: скажет мне кто-нибудь, как ему удалось достичь такого итога, начав с единственного убийства?!.

Воцарилась напряженная тишина, наверное, секунд на десять, в продолжение которых все старательно избегали смотреть друг на друга. Затем док Мэрфи деликатно прокашлялся.

— Думаю, я могу дать вам ответ, шеф.

— Буду вашим вечным должником! — рявкнул шериф.

— Уилеру просто везет, — бодро проговорил Мэрфи. — Так я думаю.

Я в панике покинул кабинет шерифа прежде, чем грянул гром. Это, правда, не слишком помогло, потому что следующим утром я парился в кабинете окружного прокурора, у которого было лишь три дня на то, чтобы составить себе полное представление обо всем. Фаллан выложил все сразу, и проблема заключалась скорей в том, чтобы заставить его закрыть рот. Капитан Паркер не воспринял всерьез обвинения шерифа в мой адрес, так что с этим тоже было все в порядке. Мы завершили трехдневные слушания в окружной прокуратуре в четверг после полудня, и Лейверс предположил, что для всех — особенно для него самого! — будет лучше, если я не появлюсь в управлении до утра следующего понедельника!