Неотвратимость

Вчера, 19 декабря, ранним воскресным утром к складу выезжала опергруппа. Собака след не взяла, потому что обе двери — в одну вошли, в другую вышли с краденым — и пол в помещении, и замки, валявшиеся в снегу, даже и снег от двери до самой дороги — все залито соляркой.

Воры вместе с добычей растворились среди многотысячного населения города, ищи их.

Дежурный следователь составил протокол осмотра места происшествия. И опергруппа уехала. Остался только инспектор уголовного розыска Смурыгин выяснить, что именно похищено из склада и как же путейцы этак опростоволосились. Оказывается, произошло такое стечение обстоятельств, какое сто раз сходит благополучно, а в сто первый — или, может, в десятый раз, когда как — приводит к нехорошим последствиям разного рода.

Сторож для склада по штату имелся — материальные же ценности! — но как на грех заболел, в больницу положили. Сменщица его тоже забюллетенила — простудилась. Тогда механик, в ведении которого числились сторожа, выделил на пост временно дизелиста снегоуборочной машины — благо снег пока не шибко идет, машина стоит. Дизелист вечером прошелся разок-другой по объектам, поглядел на них издали и, не считая сторожение прямой своей обязанностью, ушел к стрелочнице в будку пить чай да читать журнал «Крокодил». Почитал, подремал. А когда утром в воскресенье явился его сменять другой такой же временный сторож, вообще-то слесарь, то и сдали-приняли они дежурство, не выходя из будки. Дизелист отправился домой досыпать. А слесарь беседовал со стрелочницей. Пока не прибежал шофер дистанции и не закричал, что со склада замки сорваны.

Старший лейтенант Смурыгин вызвал кладовщицу, бухгалтера, произвели ревизию склада. Похищено тринадцать полушубков, на сумму 874 рубля.

— Вот и все данные, — Иван Иванович Мякишев подровнял листки дела и закрыл папку. — Давай наметим, Виктор Петрович, с какой стороны будем мы их искать, полушубки эти.

Через полчаса они разошлись: Мякишев в контору 18-й дистанции пути, Вятчинов в примыкающие к станции кварталы.

— Кто из работников дистанции мог знать, что на складе имеются полушубки? — допытывался Мякишев у конторских.

— Ну, кто… Многие знали. Кому положены для спецодежды полушубки, те и ходили их получать на склад. В общем, все наши знали. Но прежде никогда у нас такого не случалось! Чужой кто-то напакостил, это точно!

Мякишев знакомился со списками личного состава, с кадровиками беседовал. Действительно, «подходящих» кандидатур среди работников дистанции как будто не находилось. Случайному, неопытному вору так не сработать, чтоб уж вовсе без следов.

Вятчинов постарался «случайно» встретить старых знакомцев уголовного розыска — недавно отбывших свой срок воров. Потолковал о том, о сем: как жизнь течет, как вчера выходной провели? У жителей самостоятельных, все больше железнодорожных тружеников, спрашивал прямо, не слыхать ли чего интересного про здешнюю кражу? К вечеру ближе, когда вышла во дворы молодежь, поговорил с парнями.

Днем и вечером одно и то же — плечами пожимают, руками разводят:

— Слыхали, что склад обчистили, а кто — откуда нам знать. Мало-мальски опытный вор в таких случаях не болтает с кем попало, а быстренько сматывается куда подальше. Ишь ведь, соляркой след замазали, надо же! Пожалуй, не найдет их милиция, а?

— Ну почему же, найдем, — отвечал им Вятчинов и шел в другой двор.

Понедельник миновал впустую.

Воровство — «ремесло» вредное. Нервное очень. И надбавку за вредность не платят, в санатории не направляют. А направляют в колонии, где приходится работать. Работы же нервные воры боятся. Тем более что в колонии после трудов праведных даже и не выпьешь. Словом, не хочется преступнику в колонию. Поэтому после и без того нервного «дела» долго еще бедняга чувствует напряжение, подозрителен ко всему окружающему— кабы не погореть! Напряжение требует разрядки, то есть выпивки. И в пьяном виде вор довольно часто все-таки «горит». Да, если подумать хорошенько, так проклятая она «профессия», воровство. Получается — себе дороже.

Иван Иванович Мякишев понимал, что время уходит, стирая какие-то следы, оставленные если не у склада, так поблизости. Но до сих пор не было ни одной более или менее толковой версии. То есть версиям как не быть, но отпадали, распадались они одна за другой при проверке. Приходилось выжидать, пока преступник или преступники, нервничая, проявят чем-нибудь себя. А что обязательно проявят, Иван Иванович не сомневался: сколько бы ни таились, а полушубки продавать надо, товар ходовой, модный, престижный. Продавать надо, иначе зачем было рисковать. И если не попадутся при сбыте краденого, тогда деньги пропивать надо — не хлеба ради рисковали. Воры обязательно должны проявить себя, и задача инспектора Мякишева уловить, не проглядеть этот их след. Может быть, еле уловимый следок, намек.

Занимаясь другими делами, Иван Иванович следил за происшествиями в городе, принимал к сведению даже самую малость. Ну вот, например, задержан бродяга без определенного места жительства, некий Фетихов, 1948 года рождения. Давно нигде не прописан, не работает. Чем живет? Надо с ним поговорить.

Сидит Фетихов у инспектора в кабинете, с безразличным видом мнет замызганную шапку. Иван Иванович его не допрашивал, а так, расспрашивал о житье-бытье. Опустившийся, обленившийся здоровый мужик до 1 декабря содержался в спецприемнике, выпустили оттуда с направлением на работу. Но Фетихов куда велено не пошел, а на огнеупорном заводе «подхалтурил» разгрузкой кирпича, «заробил» на выпивку и закуску и решил отдохнуть. Ночевал на вокзале. Мимо станции Смычка хаживал, это верно. Только про взлом склада впервые слышит от гражданина начальника. И к этому ничего добавить не имеет.

Отправили Фетихова снова в спецприемник. Похоже, склад — не его рук дело: такому лодырю и замки пилить лень.

Вот еще один не работающий, известный на Смычке Аркаха. Уволен за прогулы. Сидит перед инспектором и на стуле качается — с похмелья. Весь потрепанный, потертый, а полушубок на нем новенький, на воротнике у полушубка пометка «ПЧ-18». Но и Аркаха — не версия: старший лейтенант Вятчинов выяснил, что полушубок этот получила со склада как спецодежду Арка-хина жена, за счет которой и жив Аркаха, не работающий.

А вот запись в журнале происшествий — пригодится или нет? Запись о хулиганстве в трамвае. Ни к складу, ни даже к микрорайону этот случай отношения не имеет. А подумать все же есть над чем.

Вечером 20 декабря ехал в трамвае человек. И уснул. Не с устатку — выпил лишнее. Дважды проехал маршрут туда и обратно, привалясь хмельной головой к обледеневшему окну. А потом на повороте свалился на пол, ушибся, проснулся и обиделся. На кого? Да кто его знает. На трамвай, на пассажиров. На все вообще. Стал ругаться, чего-то требовать. Когда же водитель, женщина, попросила его не шуметь, обиделся на водителя, бросился к ней с ножом. Тут как раз остановка, входят двое милиционеров. Ну и забрали голубчика.

Драчунов в городе хватает, но не все же из них воры. Так что трамвайное это происшествие к краже полушубков, может, и не относится. Да вот хулиган-то знаком Ивану Ивановичу. Потому что, во-первых, парень этот не только хулиган в настоящем, но и вор в прошлом, отбывший свой срок и выпущенный на свободу месяц назад. А во-вторых, обитает он здесь, в микрорайоне станции Смычка. И еще, в-третьих, надо проверить, устроился ли парень после отсидки на работу, а если не устроился, так на какие средства упивается до дебоша в трамвае? У приятеля на именинах выпил? Или так, по случаю, за чужой счет? Или…?

Иван Иванович перелистал свою записную книжку. Так, Булыгин Василий Михайлович, 1957 года рождения, образование 8 классов. Сотрудники милиции в ноябре и декабре несколько раз видели его пьяным. Дней десять назад Иван Иванович беседовал с Булыгиным, и тот клялся, что уже, можно сказать, устроился ремонтником на желдорпутях в ПМС — путевой механизированной станции.

— Не верите? — обиженно вздыхал Булыгин. — Уж если разок оступился, так и не верят человеку! Да мне, если хотите знать, и квартиру дали. Ну, не совсем квартиру, а в вагончике поселили, при ПМС. Паспорт сдал на прописку. Вот хоть проверьте!