Катастрофа на шоссе

Капитан пожал плечами, однако высказал предположение, что ничего серьезного тут нет, и они распрощались.

Перед Лазинским лежали фотографии. Его нисколько не удивило, что капитан Шимчик, его непосредственный начальник, не поленился прийти к нему, хотя такое случалось нечасто. Лазинский доложил:

– Только что говорил с Прагой. Полковник Вондра доволен. Человек на фото, судя по всему, Шнирке. Голиан сразу нашел его в целой группе и заверил, что это Баранок. Сдается мне, что фамилия «Шнирке» ему пока неизвестна.

– Как он вел себя? – поинтересовался Шимчик.

– Когда я показал фотографии?

– Нет, когда увидел вас.

– Да никак, он меня ждал. Вчера днем я ему звякнул сказал, что приду.

– А зачем придете, тоже сказали?

– Ну, что-о вы! – Лазинский достал из пакета леденец.

– Вы встретились с ним на заводе?

– Да.

– В котором часу?

– Около девяти, хотя договорились на восемь. Я на автобус опоздал.

– Это Голиан предложил в восемь?

– Да. В восемь. Или пораньше. Сказал, что позже у него обычно много работы.

– Он сказал «обычно» или именно сегодня?

– Кажется, «обычно». – Леденец – и опять красная малина – исчез у него во рту. – А почему вы спрашиваете, случилось что-нибудь?

– Когда вы от него ушли?

– Минут через десять. Мы недолго сидели.

– Как он выглядел? Не был ли взволнован?

– Поначалу да, – подтвердил Лазинский. – Как обычно, ведь все волнуются, когда к ним являются из нашей конторы… – Потом вроде успокоился, но все теребил в руках какую-то коробочку, маленькую такую, от ленты для пишущей машинки. Когда я уходил, сунул ее в карман. Говорил спокойно. Сказал, что на фото – Баранок, ошибиться оп не может. В Мюнхене неоднократно встречался с ним на одной вилле. Сказал еще, что он совсем не изменился, что это тип мужчины, который до самой смерти остается моложавым. Фотография лишний раз это подтверждает.

Лазинский смотрел на Шимчика, а капитан Шимчик – на фотографии. На одной из них было юношеское лицо с узкими темными глазами, на другой – за длинным столом, уставленным пивными кружками, веселая компания, вероятно, встреча подвыпивших буршей.

Капитан, рассмотрев фотографии, рассказал о своем разговоре с Сагой. Лазинский слушал, малина снова исчезла за его щекой. Когда Шимчик закончил, он заметил:

– Чудно. А вдруг формулы выкрал и впрямь Голиан.

– А если нет?

Раздался телефонный звонок. Лазинский поднял трубку и, сказав: «Да, он здесь», передал ее капитану. Шимчик внимательно выслушал и решительно заявил:

– Разумеется, жду. Да, внизу, у ворот. Пока никому ни слова, шофера не бери. Не бери шофера, понял? Поторопись, жду тебя.

Положив трубку, он молча уставился в пустоту. Потом пробормотал:

– Сейчас приедет Сага и отвезет меня на лоно природы. Полагаю, что вам тоже следует поехать. Голиан погиб. – Шимчик вздохнул и, взглянув на Лазинского, добавил: – Автомобильная катастрофа.

Лазинский схватил портфель и молча, словно нехотя, встал.

– Автомобильная катастрофа? Где?

– Недалеко от Михалян.

– По направлению на Братиславу или сюда?

– На Братиславу, – ответил Шимчик.

– Бауманн тоже пострадал или его в машине не было?

– Черт его знает. Я при сем не присутствовал.

Через пять минут они уже сидели в «волге». Директор Сага молчал, Лазинский чему-то загадочно улыбался, Шимчик сидел, подперев рукой щеку, и смотрел вперед на дорогу, которая бешено мчалась им навстречу. И вдруг попросил Сагу:

– Сбавь скорость, прошу тебя.

5

«Трабант» на полном ходу врезался в старую черешню, содрал с нее кору и превратился в груду бесформенных обломков. Перед машины был безобразно сплюснут, стекла выбиты, сиденья слетели со своих мест. Из дыры, зиявшей вместо двери, свешивалась голова и плечи инженера. Мертвый лежал на спине, губы застыли в страшном оскале. Из правого уха медленно капала кровь.

Полуденное небо отливало медью.

Сага взглянул на часы – четверть первого. Он достал носовой платок и прижал к глазам. Лазинский сказал с укором:

– Ну-ну, товарищ директор, перестаньте!

– Я понимаю, – прошептал Сага, – я все понимаю – и шагнул в сторону. Перед ним раскинулось поле.

Шимчик закурил, погасил спичку, сунул ее обратно в коробку, глубоко затянулся, выпустил дым и только тогда спросил:

– Значит, минут сорок пять назад, так?

Молоденький лейтенант, уже находившийся на месте происшествия, подтвердил.

– Вы в котором часу сюда приехали?

– Получили сообщение где-то после полдвенадцатого и через десять минут были на месте. – Это «на месте» прозвучало невыносимо официально.

Июньский полдень был насыщен запахом бензина. Над головой погибшего жужжа кружили мухи. Неподалеку от черешни у дороги возвышалось распятие.

– Кто вам сообщил?

– Некий Дворецкий, мы тут же проверили его документы. Главбух из ремонтных мастерских. Ехал мимо, увидел разбитую машину, до этого видел в Михалянах нас, мы там стояли больше получаса, развернулся и все нам доложил. Сказал, что лично знал покойного.

– Откуда вам известно, что авария произошла около сорока пяти минут назад?

– Приблизительно в четверть двенадцатого «трабант» промчался мимо. Доехать сюда можно за…

Лейтенант был мокрым от пота, он снял фуражку.

– Превышал скорость?

– В городке нет. На шоссе наверняка прибавил газку, дорога проглядывается. Судя по удару, ехал со скоростью девяносто-сто.

– Сколько километров от Михалян сюда?

– Тринадцать с небольшим…

– А это кто?

– Дорожный рабочий, – сказал лейтенант. – Когда мы приехали, он слезал со своего велосипеда. Ребята его к обломкам не подпустили.

– Откуда он ехал?

– Из Михалян, как и мы. Мы задержали его, чтоб взять показания, потому что «трабант» должен был обогнать его.

– Вы говорили с ним?

– Нет, товарищ капитан. Не успели.

Лазинский сидел на корточках рядом с машиной, в руках он держал голубой портфель. Портфель был открыт, Лазинский поднес его к самому носу и, быстро отодвинув от себя, взглянул на Шимчика. Капитан подошел, Лазинский поднялся и сказал:

– Понюхайте!

На ладони у Лазинского в носовом платке лежала ампула. Шимчик поднес ампулу к лицу и втянул воздух, раз, другой, очень тщательно повторив процедуру. И наконец сказал:

– Хлор!

– Так точно!

Глаза Лазинского светились недобрым светом.

– Где она была?

– Под бумагами, на дне портфеля. И от бумаг несет!

Они переглянулись. Шимчик спросил:

– Чистый хлор или какая-нибудь смесь?

Лазинский лишь пожал плечами.

Солнце пекло немилосердно. Сага вытирая платком лоб, медленно брел по направлению к шоссе. Он уже не плакал, потрясение, пережитое при виде трупа, прошло. Он оправдывался:

– Ужасно на меня подействовало. Когда-то, во время войны, я повидал многое, казалось, привык… Но сейчас, если это в какой-то мере близкий тебе человек, с которым ежедневно встречаешься… Бедняга, для него уже все кончено, – прошептал он. – А врач был?

– Еще нет, – ответил лейтенант. – Но здесь даже дюжина врачей не поможет…

Он не закончил. Шимчик взял его за локоть.

– Пошли, – сказал он.

Они остановились у синей милицейской машины с белой опояской и надписью «Патруль». Капитан приказал:

– Врача немедленно, тело отправить в прозекторскую. Необходимо произвести тщательнейшее вскрытие. Мне кажется, что авария не является непосредственной причиной смерти. Этим делом будет заниматься госбезопасность. А вы свяжитесь с криминалистами и передайте им, чтоб они все здесь как следует осмотрели. Кстати, вызовите связного с мотоциклом, возьмите у капитана Лазинского ампулу и отошлите ее в лабораторию на анализ. И еще, товарищ лейтенант, скажите нашему сотруднику Станковичу, пусть разыщет и возьмет под наблюдение инженера Бауманна с химзавода и сообщит мне, где он теперь обретается.