Час джентльменов

С «Рюмкой» такого никогда не произойдет, считал Бун.

Но он ошибался.

Глава 11

Петра проскользнула на диванчик и устроилась за столиком Буна.

Он делал вид, будто тщательно изучает меню, что само по себе было смешно: Бун завтракал тут каждое утро последние десять лет. Не только он сам прекрасно знал, чего хочет на завтрак, но и официантка, которая уже успела передать не сделанный еще заказ повару. Бун всегда заказывал одно и то же.

Официантка, известная как НеСанни, была высокой блондинкой, хорошенькой и длинноногой. Интересно, задумалась Петра, в Калифорнии что, где-то действует фабрика по производству официанток? В любом баре работает такая вот блондиночка. Когда Санни уволилась из «Рюмки» и отправилась в профессиональное сёрферское турне, в ресторане мгновенно появилась ее замена — такая же высокая, блондинистая и ногастая, прекрасный образчик идеальной калифорнийской девушки.

Никто не знал, как зовут новенькую официантку, да и ее саму, похоже, не очень волновал тот факт, что к ней прилип ярлык «НеСанни», обрекающий ее на вечное сравнение с непревзойденной Санни. Конечно, НеСанни — жалкое подобие оригинала. Хорошенькая, это да. Но ей недостает глубины, ума и доброты Санни.

И вот НеСанни подошла к их столику и, уставившись на Буна, забубнила:

— Яйца мачака [16]с сыром, кукурузные и пшеничные тортильи; черные бобы и картошка, ее положить отдельно, кофе с двумя кусочками сахара.

Бун притворился, будто рассматривает меню в поисках альтернативы.

— Только пшеничные, — наконец произнес он.

— А? — не поняла официантка.

— Только пшеничные тортильи, кукурузных не надо.

Минуту НеСанни переваривала эту шокирующую новость, после чего повернулась к Петре:

— А вам?

— У вас есть чай со льдом? — поинтересовалась Петра.

— Э-э, кажется, да.

— Тогда я буду чай со льдом и лимоном, но без сахара, пожалуйста.

— Лимон… без сахара, — повторила вслух НеСанни, направляясь к кухне, чтоб передать заказы повару. Правда, тот уже начал готовить завтрак Буну, как только увидел, что он вошел в дверь.

— Да убери ты это меню, — не выдержала Петра.

Бун послушно отложил меню и внимательно посмотрел на Петру. И это был не самый ласковый взгляд на свете.

— Почему ты так злишься?

— Келли Кухайо был одним из самых изумительных людей, каких я только знал, — ответил Бун. — А твой отморозок подзащитный его убил.

— Убил, — не стала отрицать Петра. — Но я вовсе не уверена, что он должен сидеть за убийство первой степени.

Бун пожал плечами. Дело-то для полиции верное — окружной прокурор отправит Кори на электрический стул, и будет права. Мэри Лу Бейкер — настоящий ветеран прокуратуры. За время работы обвинителем она почти никогда не проигрывала, а уж это дело разозлило ее не на шутку.

Еще бы она не злилась — все местное общество было в ярости. Убийство не сходило с первых полос целых две недели. Любое, даже самое незначительное, изменение в ходе расследования тут же освещалось в прессе. В многочисленных радиопередачах ведущие и участники в один голос требовали для Блезингейма смертной казни.

Весь Сан-Диего желал ему смерти.

— Зато я могу сказать, в чем я точно уверена, — продолжила Петра. — Весь город превратился в толпу линчевателей Кори Блезингейма, потому что он вредит индустрии туризма, от которой зависит экономика города. В Сан-Диего хотят, чтобы семьи с детишками приезжали в ПБ и тратили тут деньги, чего не произойдет, если город приобретет репутацию опасного места, кишащего преступниками. Поэтому город устроит Блезингейму показательную порку.

— Неужели? — откликнулся Бун. — А еще какие-нибудь теории заговора у тебя на примете есть?

— Раз уж ты спросил, — мило улыбнулась Петра. — Я считаю, что ты злишься из-за того, что идиотское убийство разрушило твои представления о сёрфинге как о чем-то высокоморальном и святом, возвышенном и далеком от грязного несовершенного мира, в котором люди убивают друг друга даже без особых на то причин. Несчастный придурок Кори Блезингейм разрисовал граффити твою уютную Утопию, и ты не можешь с этим смириться.

— Ничего, что я тут сижу, а, доктор? Или может, мне прилечь на пол, раз уж тут нет кушетки? — поинтересовался Бун.

— Устраивайся поудобнее.

— С удовольствием, — ответил Бун и, вытянув шею, поискал глазами НеСанни. — Заверни мне все с собой, хорошо?

— Трус, — бросила Петра.

Бун поднялся, порылся в карманах джинсов и вытащил пару смятых банкнот — чаевые. Хозяин «Рюмки», Чак Хэллоран, не позволял Буну платить по счетам в его заведении.

— Точно трус, — не отставала Петра. — Ты не только боишься заглянуть себе в душу, ты даже боишься взяться за это дело, потому что твои дружочки-сёрферы могут разозлиться и вышвырнуть тебя из вашего милого братства. Я бы никогда не подумала, что ты трус, Бун, но ты не оставляешь мне иного выбора.

— А хотя, знаешь что? — обратился Бун к НеСанни. — Отмени весь заказ.

Повернувшись, он вышел за дверь.

К столику подошла НеСанни.

— А вы будете свой чай? — спросила она у Петры.

— Почему бы и нет? — вздохнула та.

НеСанни молча поставила перед ней стакан.

А ведь у нас есть кое-что общее, подумала Петра.

Мы обе — не Санни.

Глава 12

В ночь убийства Келли Кухайо городок Пасифик-Бич кишмя кишел туристами и местными жителями, выбравшимися на променад. Бары были переполнены, по улицам бродили толпы людей, вино и пиво лилось рекой, а музыка гремела, прорываясь сквозь стены клубов и окна модных машин, курсирующих по району.

Дэйв с Прибоем сидели в «Вечерней рюмке», методично уничтожая рыбные тако, и медленно остывали после тяжелого заезда на сёрфах, длившегося весь день. Дэйв умирал от усталости после двойной смены, Прибой же умирал от скуки после рабочей недели, во время которой с ливневой канализацией не приключилось ровным счетом ничего. Друзья сидели за столиком и обсуждали, в какой точке земного шара сейчас находится Санни, когда около барной стойки раздался какой-то шум и началась заварушка.

Кори Блезингейм — местный парнишка лет девятнадцати — обычно катался у брейка под названием Рокпайл. Кори умел стоять на доске, но этим его талант сёрфингиста и ограничивался. В летний жаркий вечер этот налысо бритый юноша щеголял во флиске с капюшоном, рукава у которой были отрезаны, дабы продемонстрировать его татуировки.

Вместе с ним сидели еще три таких же бритых парня — рваные футболки, капюшоны надвинуты на лбы, мешковатые камуфляжные штаны свисают над сапогами-угги. Ребята во весь голос хвалились, какая они крутая банда — как поддерживают «закон и порядок» на брейках Ла-Хойи, что совсем рядом с ПБ, как гоняют «иноземцев» из воды.

Банда сёрферов в Ла-Хойе. Полнейший абсурд. Знаете, что такое Ла-Хойя? Самый богатый курорт Америки, где взрослые, убеленные сединами мужчины, ничуть не смущаясь, носят розовые рубашки поло. И вот там — банда? Это так смешно, что даже смеяться над этим трудно.

Прибой, правда, все равно расхохотался, когда во время одной из встреч конвоиров Бун поведал ему об этой страшной банде.

— Ну да, — давился от смеха Прибой, — в Ла-Хойе полно банд. Банда врачей, банда адвокатов, банда банкиров. Эти монстры так отделают тебя, что денег на похороны не останется.

— Банды искусствоведов, — развил мысль Дэйв. — Их девицы — произведения искусства, не то что наши местные отбросы.

Как бы то ни было, «Команда Рокпайл», как называли себя эти молодчики, устроила у бара истерику, требуя выпивки. В этом им, разумеется, отказали, так как мальчики еще не достигли совершеннолетия. В ответ на такое оскорбление парни начали брызгать слюной, ругаться, скандировать «Рокпайл! Рокпайл!» — короче говоря, действовать всем на нервы и портить чудесный вечер. Чак Хэллоран, владелец «Рюмки», посмотрел из-за барной стойки на Дэйва, как бы говоря: «Не поможешь?»