Мистерия в парижском омнибусе

Но, когда было произнесено слово «доносчиков»… торговый агент тут же изменил своё отношение к происходящему.

—

Так что там происходит в Гранд-Боке? — спросил он, крича во все горло, чтобы не пришлось, не дай бог, повторять свой вопрос.

—

Кажется, что ищут одного индивида, который оказался замешан в дело об убийстве, и который, как оказалось, посещает наш любимый кабачок под чужим именем. Я могу вам рассказать все детали происходящего. Но вы наверное, не можете меня принять, потому что вы не у себя дома, — сказал Морель, указывая на табличку, на которой было написано имя Бланшелен.

—

Я сейчас в гостях у одного из моих друзей, который отправился по делам и попросил меня заменить его на один час.

—

Тогда, я вас не побеспокою надолго, и у нас есть время, чтобы побеседовать. Только один момент… я лишь скажу моей знакомой, что собираюсь с вами поговорить, и чтобы она меня подождала на улице.

Это последнее предложение для Фурнье решило дело в пользу глухого Мореля. Торговый агент не хотел впускать в свой дом незнакомую ему женщину, но старика, не способного услышать колокол Нотр-Дам-де Пари он совершенно не опасался, и считал полезным для себя основательно его расспросить о манипуляциях полиции в забегаловке отца Пуавро.

—

Мы не можем здесь говорить, — продолжал орать Морель. — Мой недуг обязывает вас кричать, и не пройдёт и пары минут, как сюда сбегутся все соседи. Уходи, Вирджиния, — продолжил он, обращаясь к толстухе, — Если тебе неудобно ждать меня внизу, можешь пойти в сад Тюильри и посидеть на скамеечке перед большим фонтаном… я к тебе там вскоре присоединюсь.

Он прекрасно знал, что Вирджиния с полуслова поймёт его намёк, и она даже не собирается ни при каких обстоятельствах отправляться так далеко пешком.

Бравая продавщица апельсинов ему слепо повиновалась с тех пор, как узнала, с кем имеет дело. Она не требовала дальнейших объяснений, и сразу же безропотно спустилась по лестнице вниз, причём, что естественно, гораздо быстрее, чем чуть раньше по ней поднялась.

—

Входите, мой старый друг, — пригласил Мореля Фурнье, открывая широко дверь.

Морель зашёл внутрь. Фурнье следом закрыл на запор дверь и провел его в свой кабинет, по которому прогуливалась женщина, которую Амьен узнал бы без труда, если бы он был там, так как она была одета точно также, как в вечер представления постановки «Рыцарей тумана».

Эта дама нахмурилась, увидев мужчину, которого привёл её сообщник, и взглядом спросила его, кто это.

—

Не беспокойся, — сказал ей в пол голоса Фурнье. — Мне нужно вытянуть кое-какие сведения из этого дурака, и если я вдруг замечу, что это— полицейский шпион, он не выйдет отсюда живым.

Говоря таким образом, Фурнье украдкой посмотрел на доброго Мореля, на лице которого не дрогнул ни один мускул. Физиономия старика осталась улыбающейся и глупой, как обычно.

—

Отлично! Я убедился, что все в порядке, — продолжил так называемый Бланшелен. — Я боялся, как бы он не прикидывался глухим, не являясь таковым на самом деле. Теперь я уверен, что он действительно глух как пробка. Мы можем спокойно разговаривать между собой, как будто его здесь нет.

—

Но скажи мне, наконец, кто этот человек, и что он здесь делает?

—

Этот идиот является завсегдатаем алкоголической дыры под названием Гранд-Бок, и он пришел сюда не ко мне. Ты удивишься, но его подруга привела этого идиота к тебе, чтобы проконсультироваться по поводу его глухоты..

—

Так значит, это он трезвонил в мою дверь?

—

Нет, это его подруга, и когда я приоткрыл мою дверь, чтобы посмотреть, что там происходит, что за шум на нашей лестничной площадке, то нос к носу столкнулся с этим глухарём.

—

Хорошо, пусть это было так! Но зачем ты привёл его сюда?

—

Потому что он мне сказал, что видел агентов полиции в кабачке отца Пуавро, и я хочу знать, почему это происходит.

—

Тогда побыстрее разберись с ним и отправь его прочь, потому что я не хочу оставлять нашу малышку надолго одну. Она все время тараторит о том, что должна уехать сегодня вечером и, чтобы её успокоить, мне пришлось ей пообещать, что мы скоро поедем за сундуком её сестры к Софи Корню.

Во время этого обмена объяснениями Морель оставался недвижим, созерцая безмолвно даму и готовясь поприветствовать её добрыми словами.

—

Мадам — жена друга, который попросил меня заменить его на часик в этом кабинете, — закричал ему Фурнье.

—

Все мои комплименты месье вашему другу, месье Фурнье, и вам мадам— завопил глухой старик, склоняясь до земли.

—

Хорошо! Хорошо! Мы вас поняли. Сядьте и расскажите мне вашу историю. Итак, значит, полиция ищет какого— то убийцу у нашего бедного Пуавро?

—

Да… и мне кажется, что там его никто не схватит… просто напросто потому, что к Пуавро больше никто не ходит. Никто не любит полицейских, никто не хочет попасть под подозрение, и поэтому в Гранд Боке больше никого нет.

—

И все-таки, кого он убил, этот убийца из Гранд-Бока? Уже неделю, как газеты не сообщали ни об одном преступлении.

—

Скажем так, что это — старое дело. Девушка, которую убили… это произошло как будто бы ночью в омнибусе.

Этот ответ, данный аптекарем, совершенно беспристрастно и самым что ни на есть безразличным тоном, вполне очевидно сильно расстроил гадалку и её друга-пособника— соучастника.

Они не ожидали услышать того, что таким излишне безучастным тоном им говорил этот старик, ведь они уже не рассчитывали, что о смерти Бьянки Романо будут говорить в таком контексте, и им показалось, что аптекарь подаёт им эту новость так, как будто уже всему Парижу известно, что девушка умерла не естественной смертью, а была убита.

И этого было более чем достаточно, чтобы вызвать их недоверие к сказанному.

Они обменялись взглядом, и женщина сделала вид, что уходит.

—

Откуда вы это знаете? — спросил Фурнье экс-аптекаря, уже умышленно не повышая диапазон своего голоса.

—

Вы у меня спрашиваете имя убийцы, которого разыскивают, — прогрохотал Морель, делая себе рукой некое подобие слуховой трубки. — К несчастью, я об этом знаю не более чем вы. Завсегдатаев у отца Пуавро не так много, и подозрения понемногу распределяются между всеми ними… и, главным образом, распространяются на тех, кто перестал посещать его кабачок в последние дни. Но я могу вам назвать одну скотину, которая является причиной всего этого. Это мерзкий маляр, с которым вы играли в карты… которого зовут Верро. Кажется, что он подал жалобу в префектуру полиции.

—

Это меня не удивляет, — пробормотал Фурнье, обращаясь к своей спутнице. — Старик, вероятно, сказал правду, и я все более и более уверен, что он действительно глух, как пень, потому что ответил не на мой вопрос, а на какой-то свой. Он не услышал и не услышит ни слова из того, о чем мы говорим.

—

Я ему верю, — прошептала женщина, — но это не значит, что я думаю, что все действительно так серьёзно, как он это нам описал. Я имею ввиду его предположение, что это произошло именно потому, что этот дурак Верро вдруг отправился в полицию тебя разоблачать. Хотя… с твоей стороны было не очень осторожно говорить с ним об этом деле.

—

Я не мог без него обойтись, иначе как бы я сумел от него заполучить булавку и письмо. Но я не был бы удивлён, узнав, что этот маляр, не видя меня больше в этом кабачке, дойдёт до того, что начнёт подозревать меня… если конечно это его друг Амьен не подтолкнул его к этому дурацкому поступку. Он нас видел, этот Амьен, и если, к несчастью, Дюбуа ему дал адрес месье Бланшелена, своего торгового агента, мы с тобой окажемся в плохой ситуации.

—

То есть… вполне можно сказать другими словами, что мы с тобой в тот же день ляжем спать уже не здесь, а в тюремной камере на набережной Орфевр. Если ты мне веришь, то нам не следует играть в игры с мадемуазель Фортуной. И я хочу, чтобы мы уехали из Парижа сегодня же вечером вместе с Пией.