Убийство в морге [Ликвидатор. Убить Ликвидатора. Изолятор временного содержания. Убийство в морге]

Взрыва не последовало. Но и из кювета никто не показался, что могло означать лишь одно: у пассажиров «Волги» не было возможности выбраться на шоссе, чтобы разрешать конфликт.

В небе послышался рокот приближающегося вертолета.

Этот рокот словно подстегнул Кобрика, и он, ощутив прилив сил, выбрался из «Москвича» и побежал к обочине, взглянуть на протараненную им машину.

«Волга» стояла на колесах, но водитель лежал на руле без сознания, с залитым кровью лицом. Кто-то еще мог быть в машине без сознания, но у Юры от страха ноги стали ватными, и он застыл на шоссе у обочины, не в силах сделать вперед ни шагу.

Вертолет оказался милицейским.

Кобрик следил за ним совершенно спокойно. Прежняя жизнь рушилась прямо на глазах, не было прежней жизни — осталось страшное настоящее и еще более страшное будущее.

Из вертолета выпрыгнули два милиционера с оружием наизготовку и побежали к Кобрику. Юра обреченно сел на асфальт шоссе.

Первым подбежал к Кобрику атлетически сложенный сержант. Он легко, как котенка, поднял Кобрика за шиворот и поставил на ноги.

— Пьяный? — и нюхнул. — Вроде нет!

Он отпустил Юру, и тот, пошатнувшись, с трудом устоял на ногах.

— Не знаю! — испуганно пролепетал он. — Как это случилось…

Но сержант не слушал его. Он занялся привычным делом вместе со своим коллегой.

Кобрик как во сне, тупо смотрел на их действия: гаишники измерили тормозной путь, спустились к пострадавшей машине, осмотрели ее внимательно.

Сержант опять поднялся к Кобрику.

— Кранты, чайник! Двоих завалил. Пятерик светит…

— Они убиты? — прохрипел Кобрик.

— Еще дышат, но их пока не довезли до больницы! — усмехнулся сержант. — Пошли в вертолет…

— А машина? — запротестовал Кобрик.

— О машинах побеспокоятся! — кивнул на напарника сержант. — Тебе-то что? Когда ты выйдешь, уже другая модель будет бегать.

Кобрик, с трудом передвигая ватные ноги, поплелся к вертолету. Он еще никогда не летал на вертолете и в другое время обрадовался бы такой возможности, но в данный момент он даже не сообразил, что летит в первый раз. Даже желание загадать не было сил, голова была чугунная, а в ней, как в ведре, стучала одна лишь мысль: «Убийца!»

И больше ни о чем не думалось. Не было ни прошлого, ни будущего…

Вертолет сел в Шереметьеве.

Кобрик с трудом вылез вслед за сержантом и, пригибая голову, отбежал вслед за ним на безопасное расстояние от вертолета, который тут же поднялся в воздух и улетел.

Сержант огляделся, явно в поисках машины, и, не найдя ее, закурил.

— Когда мне говорят: «Едем», всегда почему-то хочется спросить: «Откуда?»

Кобрик молчал, не вступая в диалог, думая о жене-невесте. Отупение отпустило немного, но Юра не давал себе воли думать о будущем — сплошная чернота и безысходность.

— Ну, что ж, потопали! — прождав минут десять, предложил Кобрику сержант. — Как говорится: если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе. Пошли, Магомет, в местный КПЗ.

Кобрик не возражал. Ему было все равно. Безразличие заполнило его без остатка. Куда идти, что делать? Одним словом, шок…

В небольшом и уютном КПЗ сержант сдал Кобрика дежурному офицеру, а сам пошел звонить куда-то, выяснять, почему за ними не пришла машина.

Дежурный офицер вызвал старшину, и тот привычно обыскал Кобрика, отобрал деньги, ключи от квартиры, ремень от брюк и шнурки от ботинок. Дал подписать Кобрику акт, который тот подмахнул не глядя.

— Руки за спину и пошел! — мягко и дружелюбно приказал старшина Кобрику.

И Кобрик пошел по длинному коридору.

— Стоять! — приказал старшина, остановившись у двери одной из камер.

Заскрипела открываемая дверь. Кобрик заметил, что дверь полностью не открывается, упираясь в железный штырь, торчащий из пола.

— А это для чего? — спросил он у старшины.

— А для того, чтобы вы, голубчики, не могли гуртом вырваться из камеры, когда дверь открывают. Зайти и выйти можно только по одному… Заходи!

Кобрик протиснулся в камеру, и дверь с тем же противным скрипом защелкнулась за ним. Удаляющихся шагов старшины не было слышно.

«Профессионал!» — с уважением подумал Кобрик.

Он нервно походил по камере, от окна к двери и обратно, затем сел на нижнюю железную койку. Шок проходил, как заморозка зуба, с болью. Но боль была не та, которая постепенно проходит. Эта боль поселилась надолго.

Через пять минут дверь вновь отворилась с противным скрежетом, впустив в камеру пропитого, занюханного мужика, росту с два вершка.

— Собеседника привел тебе, чтобы скучно не было! — послышался голос старшины. — Бывалый!.. Обед в час: щи с мясом и гречневая каша.

— А компот? — мгновенно среагировал «бывалый».

— Обойдешься чаем! — обиделся почему-то старшина и закрыл со стуком дверь.

— Чай, который уже один раз пили, называется «мочой»! — крикнул старшине вдогонку «бывалый» и внимательно посмотрел на Кобрика.

Кобрик посмотрел на «бывалого».

— Что-то ты на фраерка смахиваешь! — подошел поближе «бывалый». — Небось первая ходка?

Кобрик знал, что по-немецки «фраер» значит «жених», и не обиделся, только усмехнулся такому совпадению. Остальное он не понял.

— Присаживайтесь! — предложил он, подвигаясь на койке.

«Бывалый» сел, достал пачку «Беломора» и предложил Кобрику.

— Закуривай!

— Спасибо, но я бросил курить! — отказался Юра.

— Бросил — поднимешь и снова начнешь. Камер для некурящих еще не изобрели. Кликуха у тебя есть?

— Кликухи нет, а зовут — Юра Кобрик.

— А я Иван — родства не помнящий! Человек свободный, задержанный псами за бродяжничество. Уже месяц в сем вертепе пребывающий.

— Месяц? — удивился Кобрик. — Я слышал, что больше трех суток не могут задерживать. Потом либо предъявляют обвинение, либо отпускают.

— Святая простота! — рассмеялся Иван. — У нас так много исключений из правил, что сами правила стали вроде исключений. А ты действительно двух завалил, как менты талдычат?

— Авария на шоссе произошла. Я врезался в «Волгу», она перевернулась…

— Бытовуха! — разочарованно протянул Иван. — А я подумал: хорошо начинаешь…

— А за «бытовуху» меньше дают? — поинтересовался Кобрик.

— Могут и условно впаять, если «соловья» дорогого купишь.

— Адвоката? — догадался Юра.

— Странно, что тебя повязали, — подозрительно посмотрел на Юру Иван. — Обычно берут подписку о невыезде. Небось начальство завалил. Тогда накатают на полную катушку.

— Пятерик светит! — вздохнул Кобрик, вспомнив сержанта.

— По фене ботаешь? — встрепенулся Иван.

— Не понял. Что вы сказали? Сержант мне нагадал.

— А-а! — опять разочаровался Иван. — Эти — ботают! Одной лапой, псы, хватают, а другою хапают. Если нагадал, то намотают точно. Ты своим сообщил, что повязали?

— Нет.

— Это напрасно! Требуй, имеешь право. Может, выкупят до суда? Стучи в дверь, требуй от старшины, чтобы к телефону подпустили. Ломись, не дрейфь.

Кобрик неуверенно подошел к двери и пару раз стукнул.

Иван захохотал и подошел к нему.

— Разве так ломятся? Так к девушке в гости просятся. Смотри!

И так загромыхал в дверь кулаками, что дверь загудела барабаном. Трудно было даже предположить в таком тщедушном теле крепость мышц.

Дверь открылась неожиданно, но Иван предупредительно отскочил в сторону, предоставив Кобрику отдуваться.

— Что барабанишь? — строго спросил старшина. — В туалет невтерпеж или «бывалый» наколол?

— Мне позвонить надо домой, предупредить. Ждут, волнуются.

— А гаишники разве по радио не сообщили?

— У меня номера телефона не спрашивали. А телепатией они не страдают.

— И то верно! — согласился старшина. — Пошли, как будто в туалет, по дороге я тебе разрешу позвонить.

Старшина подвел Кобрика к туалету, но внутрь с ним не вошел.

«Доверяет!» — усмехнулся Кобрик.

К удивлению Кобрика, в туалете было чисто, хотя запах присутствовал.