Угол падения

— Уроды! Все уроды! Ненавижу мужиков!

— Леша, Александру уводи! Зови конвой и кого-нибудь с валерьянкой — у нее истерика! — крикнул Матвеев.

В кабинет влетели два милиционера, Леонидов поспешно вывел Сашу в коридор. Ее трясло, как от соприкосновения с электрическими контактами, он сжал ее челюсть, чтобы прекратить стук дрожащих зубов.

— Все кончено, уезжай отсюда.

— К-к-куда?

— К маме.

— Н-н-не могу. Мне нехорошо. Леонидов задвинул Александру на стул:

— Посиди, я сейчас.

Он бросился в кабинет за водой. Там Лена Завьялова билась на грязном полу, рыдая и царапая ногтями затоптанный линолеум. Владимира Заневского уводил конвой. Матвеев подозвал Алексея:

— Давай домой, Леша, нельзя Александру сейчас оставлять, кто знает, что ей в голову взбредет после сегодняшнего. А здесь уже и так все ясно.

— Сказал он, где труп Ланы?

— Сказал. Наши сейчас поедут. В лесу спрятал. Обвинение мы теперь им предъявим, факт, выпускать по истечении трех положенных суток не придется. А ты сегодня свободен. Вези Александру домой, сыщик.

Леонидов вышел в коридор, напоил водой затихшую Сашу.

— Я с тобой. Поехали. — Он тихонько, как тяжелобольную, повел ее на улицу.

Леонидов не повез Александру домой. Лишние люди и лишние расспросы в таком состоянии еще больше выбивают из колеи. Когда ему самому было плохо, Алексей сторонился многолюдья. Он выбирался на прогулку, но не на Красную площадь и не в шаркающую многочисленными людскими шагами напряженную тишину музеев и галерей. Он просто ехал за город, подальше от Москвы, туда, где каменные ступени небоскребов постепенно сходили на нет и исчезали среди ветвистых деревьев.

Они ехали в полупустой затоптанной электричке, и Саша, прислонившись к его плечу, молча смотрела в грязное окно. Говорить им не хотелось. Мимо проносились, сменяя друг друга, куски чужой непонятной жизни, люди куда-то перемещались, решали свои мелкие и глобальные проблемы, покупали еду и вливали в себя напитки. На одной из станций Алексей потянул Сашу за рукав:

— Давай выйдем.

Она пошла, как ручное животное, слепо доверяющее свою хрупкую жизнь другому, более разумному существу.

Они спустились с платформы и по тропинке вступили в плотные ряды замерших под блеклым солнцем деревьев. В лесу было тихо. Грибники, сошедшие вместе с ними с электрички, потянулись дальше, в самую глушь, где пахло сыростью и слежавшейся хвоей. Алексей и Саша молча пошли по самому краю леса, где солнце вплотную соприкасалось с желтеющей листвой и было празднично и светло: Они трогали шершавые стволы берез, разглядывали сквозь листву полинявшее небо. Саша, нагнувшись, подобрала несколько ярких листьев.

Ничто так не успокаивает, как тишина леса, изредка прерываемая шорохом опадающей листвы. В осеннем лесу приходит вера в то, что всякая смерть — это всего лишь сон и после долгого холодного затишья неизменно наступит новое тепло и новая жизнь.

— Скоро весна, — неожиданно для себя сказал Алексей.

Саша вздохнула:

— Долго еще. Вот Новый год — скоро.

— Пойдем, гриб поищем. Сережка обрадуется.

— Ты что, я же в туфлях!

— А мы с краю, по елочкам.

У густых пушистых елок Леонидов, оглянувшись на всякий случай, прижался к Сашиным губам. Это была сейчас даже не любовь, а острая нежность к обманутому, доверчивому существу, которое не знает, как дальше жить, кому верить и на кого опереться. Он успокаивал Сашу, гладя теплые кудрявые волосы, и машинально уговаривал и себя и ее:

— Все будет хорошо. Все будет хорошо. Не может не быть. Мы такие хорошие, что не заслужили ничего плохого, просто надо всегда быть вместе. И все будет хорошо…

— Все будет хорошо… — эхом откликнулась Саша.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Пролог

Зиму, как обычно, предсказывали суровую, но она не оправдала ожиданий. Морозы продержались только до середины декабря, потом уже стало непонятно: то ли это преждевременно начавшаяся весна, то ли некстати вернувшаяся осень. Не поддающееся конкретному определению время года поставило в тупик морально готовых к борьбе со стихией москвичей, и люди отчаянно ругали зависший как раз в центре материка антициклон, гадая, в чем придется встречать Новый год — в купленных на премию дубленках или некстати убранных поглубже в шкаф осенних пальто. Самый любимый для каждого русского человека праздник туманно расплывался в ноздреватом снежном киселе.

Как раз в эту неприятную погоду поздно вечером в квартире Леонидовых зазвонил телефон. Они давно уже уложили сына и залезли под теплое пуховое одеяло, отгородившись от непогоды. Саша, переживающая в этот момент события какой-то очередной мелодрамы, показываемой по телевизору, вздрогнула и толкнула в плечо сладко сопевшего носом Алексея:

— Леш, тебя, наверное.

— Да ну их! — пробормотал Алексей, но сонно потянулся к трубке.

— Да, слушаю. — Больше всего оперуполномоченному Леонидову не хотелось, чтобы это был звонок с работы. Перспектива окунуться в размазанные дождем сугробы подействовала как холодный душ, он проснулся, но услышал смутно знакомый женский голос, который предельно вежливо уточнил:

— Алексей Алексеевич?..

— Да, именно.

— Вас беспокоит Ирина Сергеевна. Серебрякова. Фирма «Алексер». В сентябре вы расследовали дело об убийстве моего мужа. Помните?

Да, да, конечно! Это дело соединило судьбы Леонидова и Александры, и забыть его он теперь не сможет никогда.

— У вас что-то случилось?

— Понимаете, ситуация в коллективе осложнилась… Я очень беспокоюсь. Видите ли, Алексей Алексеевич, фирма решила организовать отдых сотрудников в рождественские каникулы: неделя в одном подмосковном санатории. И представьте, тридцать человек, которые находятся между собой в состоянии «холодной войны»…

— Так не организовывайте.

— Мне хотелось бы сгладить возникшее напряжение. Гораздо лучше, если люди в открытую выясняют отношения, а не сплетничают в кулуарах и не строят тайно друг другу козни. В связи с этим у меня к вам просьба.

— Хотите навязать мне роль рефери в предстоящем боксерском поединке?

— Ну, в некотором роде. Я перед вами в долгу. Вы так блестяще разоблачили убийцу мужа, и при этом невиновные люди не пострадали. Хочу предложить вам, Алексей Алексеевич, поехать с нами. Там великолепная спортивная база: отдохнете, поплаваете в бассейне, поиграете в теннис…

— Теннис — игра богатых. У меня даже мячика нет, не говоря уже об остальном, одна экипировка обойдется мне грандиозным провалом месячного семейного бюджета. К тому же я недавно женился.

— Да? Поздравляю! Так это же прекрасно: проведете время с женой, без всяких хозяйственных хлопот, насладитесь отдыхом.

— У нас еще сын семи лет.

— Что вы говорите? Как быстро дети нынче растут! — попыталась пошутить Ирина Сергеевна. — Что ж, это тоже не проблема. У многих наших сотрудников есть дети приблизительно такого же возраста. Двухместный номер вас устроит?

— Мне не нравится общество ваших сотрудников. Знаете, Ирина Сергеевна, у меня до сих пор неприятный осадок на душе, к тому же неловко себя чувствую, принимая акты благотворительности.

— Что вы, Алексей Алексеевич, это я вам буду очень обязана. А насчет сотрудников, может быть, вы не совсем правы? Кстати, Глебов теперь снова у нас. Аню Барышеву я тоже пригласила вместе с мужем, хочу, чтобы с Нового года она опять начала работать в магазине.

— Я за них рад.

— Прошу вас, не отказывайтесь. Вы почти всех знаете, со многими беседовали, при вас люди будут себя сдерживать и ничего плохого не произойдет.

— Вы чего-то боитесь?

— Боюсь. У меня такое предчувствие, как будто случится что-то плохое. Как надвигающийся грозовой фронт, который и мимо может пройти, и молнией запросто ударить. Поймите, мне больше не к кому обратиться.

— Мне надо обсудить ваше предложение с женой.

— Конечно, конечно. Посоветуйтесь, все обдумайте. Там прекрасные условия, трехразовое питание, своя лыжная база.