Золотая паутина (др. изд.)

Но Валентина не стала все же расширять наметившуюся в их отношениях трещинку, просто сказала себе, что о прошлых ее связях с мужчинами Анатолию даже намекать не нужно, замучает себя и ее, а вести себя так, будто и она у него первая, и он у нее.

Грациозно и бесшумно ступая по пушистому ковру, Валентина пошла к серванту, где дожидались их разномастные бутылки с винами и коньяком, налила в большие голенастые рюмки армянского, вернулась к кровати.

— Ну-ка, прапоренок мой, кузнечик зеленый, повернись. Твоя женушка пришла, коньячку принесла. Коньячок славненький, а смычок сладенький. Поиграй на скрипочке, кузнечик!

Рябченко не выдержал, рассмеялся.

— Ты и мертвого поднимешь, Валентина.

— Подниму, надо будет… — она пригубила коньяк. — А ты легче живи, Толик, меньше думай, а то голова болеть станет. Это ты на службе там мозгу напрягай, а дома, с красивой женой… что-нибудь другое… Ха-ха-ха…

— Нам бы ребеночка, Валюш, — вдруг тоскливо сказал Анатолий. — Как бы хорошо. Три ведь года уже прожили.

Валентина помолчала, пососала конфету. Ну что ему скажешь? Про аборт от Криушина? Он вообще с ума сойдет. Что-нибудь про неизлечимую женскую болезнь?… Может быть.

— У тебя дочки есть, Толик, а я… я, видно, не сумею, прости. К врачам долго ходила, на курортах была… Но, может, не все еще потеряно, врачи сулят, дескать, лечись, на операцию соглашайся… Давай так поживем, Толик. Мы молодые, здоровые, жизнь — удовольствие, благо… Все, что здесь, — она повела рукой, — наше. А потом… может, я и разонравлюсь еще тебе, всякое в жизни бывает. По дочкам заскучаешь, к Таньке своей вернешься. Мало ли!

— Глупости! — рассердился Анатолий. — Дочки, конечно, мне не чужие, а к Татьяне я никогда не вернусь, запомни.

— Ну ладно, ладно, — успокаивала она его ласковым голосом. — Это я так… — Переменила тему: — На службе у тебя все в порядке? Чем вы там в части своей занимаетесь, вояки? Войны-то нет и не будет.

— И ты туда же, — он обиженно хмыкнул. — Не было б нас, так где б ты и была теперь.

— Да здесь бы и была, — сказала она спокойно. — Но, может, не с тобой, а с каким-нибудь бравым морским пехотинцем С-Ш-А, — она намеренно раздельно сказала это слово, видя, как Анатолий буквально закипает.

Он и в самом деле не выдержал, взвился.

— Замолчи! А то как дам!

— Ой-ой-ой! — притворно заскулила она, прикрыв голову руками. — Бил-колотил рогачем, не попал ни по чем!…

Валентина посерьезнела.

— Ладно, Толик, шутки шутками, а ты на службе веди себя с умом, не высовывайся. Приказали — выполни, вроде как и с охоткой, начальству это нравится. А не попросят — дак и не лезь, посиди. Деньгами не сори, не хвастай, люди памятливые и завистливые, припомнят при случае. В долг больше чем на бутылку не давай, сам проси Пусть думают, что мы с тобой еле концы с концами сводим. На меня можешь говорить, мол, транжирка, никогда денег в доме не бывает. Все, что ни принесу, — тратит, заначку в пистончик сунешь и ту найдет, зараза эдакая.

— Что, так и говорить? — изумился Анатолий.

— Так и говори, но стесняйся, меня не убудет. Можешь и похуже чего прибавить, только в меру, а то о тебе плохо думать будут, смеяться за спиной, понял?

— Угу.

— Вот тебе и «угу». Дело у нас с тобой серьезное, языком болтать — смерть себе кликать. Присказка такая есть. А потихоньку, полегоньку… долго и хорошо жить будем. Нам бы компаньона хорошего найти, чтоб покупателей поставлял. Семен не хочет этим делом заниматься, мое дело, говорит, лить произведения искусства, а рынок… Может, сам попробуешь, а, Толя? Среди военных своих.

— Что ты! — Рябченко даже испугался. — Командиру скажут, до военного прокурора или следователя… дойдет. Нет, это на толпе попробовать, поговорить. Переоделся в гражданское и…

— На толпе нельзя, там милиции полно, — возразила Валентина. — Ладно, подумаем. У меня в ювелирном знакомая одна есть, может, через нее… Это, Толик, самое ответственное дело — сбыть. Из части принести — раз плюнуть.

— Ну, не скажи, — он обиделся. — Тоже мозгой пошевелить надо. Хотя и говорят мои друзья: все, что создано народом, принадлежит прапорщику, а взять еще надо уметь.

— Как-как? — захохотала Валентина. — Все, что создано народом… Ха-ха-ха, — она запрокинула голову, долго смеялась. — Надо будет девкам на работе рассказать.

Так они в тот раз и решили: Валентина поговорит со своей знакомой в ювелирном магазине, а Анатолий, переодевшись, поищет покупателей в городе, прежде всего людей кавказской национальности. Надо было сбыть несколько «сигареток», Семен торопил.

Сейчас, за ужином, Валентина спросила Анатолия, есть ли какие новости, он ответил неохотно: мол, познакомился с двумя парнями на стадионе, на футбольном матче, показал им «сигарету». Парни заинтересовались, сказали, что вещь стоящая, нет ли еще? Назначили место встречи, просили штук пять-шесть.

Валентина поразмышляла, отрешенно глядя на работающий в зале цветной телевизор, сказала неопределенно:

— Пойти на встречу надо, а с собой ничего не бери. Людей проверить нужно, кто такие. А потом уж я сама… посмотрю. — После паузы снова спросила: — Ты хоть попытался узнать: кто они? как зовут? где работают? Может, ты с милиционерами толковал, из БХСС?

— Да ну! — Рябченко засмеялся. — Обычные парни, спортсмены. Одного Борисом зовут, бородатый такой, здоровый. Другой — блондинистый, лицо в прыщах… Они не навязывались, нет. «Сигарету» посмотрели, работу оценили. Сказали, что с собой денег нет, предложили встретиться в другой раз.

— Хорошо. Ладно. — Валентина передвинула тарелки. — А не в духе сегодня чего?

Анатолий не ответил. Не стал объяснять, что не нравится ему вся эта затея. Одно дело из части что-нибудь утащить, а сбывать золото, ходить по острию ножа…

Глава третья

Оперативные сводки из милиции поступали в Управление госбезопасности ежедневно, и подполковник Русанов выкраивал время для их просмотра. Жизнь внесла коррективы в деятельность начальника отдела контрразведки: чекисты, так же как и работники прокуратуры, УВД, много сил и времени отдавали теперь борьбе с организованной преступностью. Уровень преступности в стране стал высоким, общественность, всех честных людей это обстоятельство чрезвычайно тревожило, и где-то наверху было принято решение — объединить усилия. Чекисты располагали большими возможностями в оперативной и следственной работе, отлично подготовленными кадрами, опытом — словом, эти строчки казенного документа скоро стали для сотрудников Придонского управления и лично для него, Русанова, вполне конкретными реалиями.

Отдел Русанова вел сейчас разработку нескольких важных дел, одно из которых занимало Виктора Ивановича более всего. Профессиональное чутье подсказывало ему, что за скупой оперативной информацией таится что-то очень серьезное: речь шла о большой утечке технического золота с завода «Электрон». Причем информация эта не подкреплялась пока фактами, требовала проверки, изучения, анализа. Утечка, сама по себе, разумеется, могла быть, к золоту, как к валюте, приковано внимание преступников цепью, и можно не сомневаться, что при малейшей возможности золото будет уходить с завода. Но странное дело: по бухгалтерским документам никаких нарушений не было, не говоря уже об утечке; ничего не обнаружила милиция, областное управление БХСС, а информация тем не менее продолжала поступать: в городе время от времени появляются слитки, кустарно изготовленные каким-то умельцем. Золото скорее всего с «Электрона»…

Да, скорее всего. В Придонске были, конечно, и другие предприятия, работающие с драгоценными металлами, но самое большое количество их имел все-таки «Электрон», выпускающий электронно-вычислительные машины различного назначения и видеотехнику.

Впрочем, забегать вперед и утверждать сейчас именно эту версию не было смысла. За восемнадцать лет работы в Комитете госбезопасности Виктор Иванович приучил себя к сдержанности и хладнокровию, они стали его характером, сутью, как и быстрота мышления, почти мгновенная реакция. Без этих и многих других качеств чекист немыслим, это он усвоил еще с лейтенантской поры. Теперь же и сам учил своих подчиненных тонкостям оперативной работы, хотя «учил» — слово, может быть, и не совсем уместное, подходящее, ибо офицеры отдела учебы, как таковой, не чувствовали, а просто сознавали: направляет их грамотная, творческая рука. На сорокалетнем юбилее Русанова заместитель начальника управления полковник Кириллов и другие сослуживцы наговорили в его адрес много хороших и теплых слов; Виктору Ивановичу стало даже не но себе от этого всеобщего внимания, казалось, что и не о нем, Русанове, идет речь, и, наверное, просто положено говорить приятное в таких случаях.