Хирург и Она. Матрица?

Когда она ушла, Даша переоделась и посмотрела в зеркало.

Вид был ужасным – стройные ножки, красивое облегающее синее платье с глубоким декольте, нежная лебединая шейка и... забинтованная голова, причем бинты в пятнах от мазей, слез и сукровицы.

Привыкнув к своему виду – пришлось минут десять простоять у зеркала – Даша села ждать. И прождала несколько часов. Сразу после того, как она решила, что Алиса в очередной раз ее обманула, дверь со скрежетом распахнулась, и двое дюжих мужчин бросили в подвал безжизненного человека.

Даша долго не решалась подойти к нему, трупом лежавшему на ступеньках. Не решалась, потому что поняла: после того, как она подойдет к этому человеку, в полумраке подземелья растворится последняя ее надежда хоть когда-нибудь вырваться на свободу.

"Кто этот человек? – думала она, прижавшись спиной к ледяной стене. – Лихоносов? Нет... не похож, он совсем другой. Иннокентий Сергеевич?!

Господи, это он!

Полумрак подземелья заколебался, растворяя последнюю ее надежду. Она встала на сделавшиеся чужими ноги, подошла.

Да, это Иннокентий Сергеевич. Волосы в запекшейся крови, губы распухли, одежда изорвана.

Даша взяла несостоявшегося спасителя за подмышки, потащила, переводя дух, к кровати. Уложила, села рядом. Он раскрыл глаза. Посмотрел мертвым взглядом на синее платье, на вырез, на забинтованное лицо женщины. Узнавая глаза, попытался поднять голову.

– Лежите, лежите, – вскричала Даша.

Иннокентий Сергеевич распластался. Полежал, собирая силы. И прошептал, с трудом выговаривая слова:

– Ничего не получилось, Даша... Крепись...

– Что случилось? Что не получилось?! – приложила она ладони к его щетинистым щекам.

– Эти люди... купец... они... все кончено...

Иннокентий Сергеевич потерял сознание. Очнувшись через несколько минут, он уставился невидящими глазами в потолок и лежал так, пока за ними не пришли.

Это были дюжие мужики, втолкнувшие Иннокентия Сергеевича в подвал. Они заклеили ему и Даше рты липкой лентой и, взвалив их на плечи, понесли из подвала.

На кухне Даша увидела Алису. Она лежала лицом вниз. Лежала в луже густой алой крови. И лужа росла.

В вестибюле точно так же лежал Владимир Константинович. Человек, несший Дашу, едва не поскользнулся, наступив на его кровь.

В микроавтобусе им надели на головы черные мешки, пахшие бензином, и чем-то еще.

Потом принесли два тела. Ноги одного, уже холодеющие, легли на Дашу.

Это были Алисины ноги.

Долго везли по проселкам. В лесу (остро пахло хвоей) Иннокентия Сергеевича и трупы вынесли из машины.

Через минуту раздался приглушенный выстрел, за ним другой.

Дальше ехали по глубокому снегу.

Долго где-то стояли.

Когда тишина стала гнетущей, послышались шаги. Дашу вынесли, потащили по ступенькам, бросили на пол.

Ушли.

Она лежала, стараясь не думать. Ей было ясно, что купец, увидев ее лицо, рассвирепеет.

И разрядит в него обойму своего пистолета.

Дверь скрипнула.

Кто-то вошел. Присел, сунул руку под мешок, содрал наклейку со рта.

Потом вошли еще люди.

Трое или четверо.

Ее взяли под руки, поставили на ноги, повели.

Одна дверь, вторая.

За третьей остановились.

И сняли с головы мешок.

114. Двенадцатый удар.

Даша увидела перед собой богато украшенную голубую ель, казавшуюся искусственной. За ней стоял праздничный стол с полчищами разноплеменных бутылок, с горками всевозможных фруктов, с румяными игривыми поросятами и застывшими в раздумье осетрами.

За столом сидели оживленные люди.

Раскрасневшийся от полноты жизни Иннокентий Сергеевич – она увидела его первым – был среди них.

Все вскочили, бросились к ней. Первым приблизился Борис Михайлович. Он тянул руки. В глазах его стояли слезы.

– Милая, милая, ты вновь со мной!!

– За... зачем ты так?.. – заплакав, пролепетала Даша.

Лицо Михаила Иосифовича стало детским.

– Поверь, милая, это все Лихоносов придумал, я не хотел, но он сказал, что иначе я тебя не увижу...

У Даши подкосились ноги. "Сволочь Хирург! Вот он что придумал! Сейчас с меня снимут бинты, и я стану посмешищем!"

Она угадала. Сзади выступила Флора с ножницами в руке.

– Нет, не надо! – закричала Даша, пытаясь вырваться из рук приведших ее людей. – Отпустите меня, бога ради! Отпустите! Я хочу уйти отсюда, хоть куда, но уйти!

– Ты зря беспокоишься, – попытался успокоить ее Михаил Иосифович. – Лихоносов сказал, что ничего плохого с тобой не сделал, только взял свое.

Даша оставила попытки вырваться. "Они хотят посмеяться – пусть смеются, – подумала она, каменея душой. – Но слез моих они больше не увидят.

Флора, отведя Дашу в сторону, срезала бинты, ватным тампоном, смоченным в лосьоне, протерла лицо. По мере того как она эта делала, ее собственное лицо ее все более и более вытягивалось. Закончив, девушка брезгливо сжала губы и отступила к стене. Было видно, что новое лицо хозяйки вызывает у нее если не отвращение, то крайнее неприятие.

Даша, каждой своей клеточкой почувствовав себя Медузой-Горгоной, мстительно обернулась к присутствующим.

"Вот вам, сволочи!"

Все замерли на мгновение. Затем, разбившись на кучки, зашептали.

Михаил Иосифович пошел к Даше.

Пошел, кривя рот вымученной улыбкой.

– Господи, что он с тобой сделал... – прошептал, он приблизившись.

– Я хочу уйти, – твердо сказала Даша. – Прикажите подать мне пальто. Любое, хоть кухаркино. Я верну.

– Нет, нет, никуда я тебя не отпущу, – покачал головой Михаил Иосифович, явно стараясь сжиться с новым лицом Даши. – Ты мне жена, и ты будешь со мной...

Шепот в зале стих. Гости молча пошли к столу. Иннокентий Сергеевич с ходу схватил чью-то рюмку. Резко запрокинув голову, вылил в себя. Он понял, что в этом доме он больше не друг.

– Я хочу уйти... – сжала губы Даша.

– Новый год через семь минут. Давай, встретим, а? А потом ты мне прикажешь, и я сделаю все, что ты захочешь?

Даша подумала: "Куда я сейчас пойду? В лес под елку?"

Михаил Иосифович использовал момент. Трепетно взяв ее руку, он прошептал:

– Я безмерно виноват перед тобой... С тобой мне будет нелегко, но поверь, без тебя я буду самым несчастным человек на земле, без тебя я не смогу жить...

– Мне не надо жалости, – чуть не плача проговорила Даша. – Позволь мне уйти в комнаты. Я посижу до утра и уйду.

– Но почему?.. Да, я виноват, но сейчас я другой человек, поверь, совсем другой!

Михаил Иосифович упал на колени, обнял ноги Даши и заплакал.

– Не уходи, прошу тебя...

– Ну как ты не понимаешь, что я не хочу, чтобы эти люди смотрели на меня с усмешкой, жалостью, злорадством...

Михаил Иосифович поднял голову. Несколько секунд он смотрел непонимающим взглядом, затем истерично рассмеялся.

– Предлагаю за все выпить, – продолжая смеяться, сказал он и поднялся на ноги. – Мы выпьем, а потом ты уйдешь.

Михаил Иосифович подозвал официанта. Тот поднес два фужера шампанского.

– Возьми, и пойдем. Через три минуты – Новый год, и теперь я знаю, где и как его следует встретить.

Подойдя к елке, он снял с нее маскарадную маску, одел так, что Даша не могла видеть, и, взяв под руку, куда-то повел. Когда он остановился, откуда-то сверху раздался бой курантов.

– На двенадцатом ударе снимай маску! – сказал Михаил Иосифович счастливым шепотом.

Даша так и сделала. И увидела себя в зеркале.

Она была красавица, перед которой Гортензия почувствовала бы себя всего лишь супермоделью. Необъяснимо прелестная, уверенная в себе женщина с тревогой смотрела на Дашу.

– Ты очень похожа на мою маму, молоденькую маму, они потому и смотрели кисло, – сказал Михаил Иосифович, с любовью глядя на жену. – А, я, лишь тебя увидел, то понял, что ты пришла за мной, и я пойду за тобой, как маленький мальчик. Давай, выпьем за нас? Мне кажется, что с этой самой минуты ничего кроме счастья нас с тобой не ждет.