Евангелие от Джексона

— Он ведь живет один? — спросил Брагин.

— Один.

— Нужно начинать с жилища. Человеку все-таки за семьдесят, может, зашел домой попить чайку да и помер себе тихонечко, инфаркт, например, мало ли бывает. А мы в розыск…

— Третий труп?! — сокрушенно воскликнул Верховцев. — Трагедия в духе Шекспира, упаси господь… Сплюньте через левое плечо, Вадим Юрьевич.

Брагин помолчал, потом, обхватив руками голову, словно от кого-то защищаясь, незнакомым приглушенным голосом произнес:

— Ох, лейтенант, знал бы ты, как мне все это надоело. Я только что радио слушал, какой-то террорист, сопляк совсем, самолет в Швецию заставил повернуть. И подумалось мне: угнал бы меня кто вот так на самолете, и остаться бы там в этой Швеции денька на три-четыре. Представляешь, где-нибудь в ихнем захолустье чистое озерцо, рыбалка божественная, костерок, и чтоб ни души, чтоб никто не достал, ни свои — ни чужие. Поймаешь какую шведскую форельку, уха!.. Дьявольски захотелось, понимаешь?

Верховцев его понимал. Понял он и то, что Брагин, этот стосильный двигатель, за долгие годы службы выработался, вымотался, измучился вдрызг и, как самый обыкновенный человек, безумно мечтает о нормальном человеческом отдыхе. Впервые за все время Олегу довелось услышать подобное из уст своего шефа. Скорей всего, это была минутная слабость, моментальный надрыв, но он, Верховцев, для себя еще раз убедился, что всему в этом мире положен свой предел и у каждого смертного свой потолок сил и возможностей. Ему очень захотелось поддержать начальника в эту минуту, но он, сразу не найдя нужных и точных слов, только и спросил:

— А вы думаете, Вадим Юрьевич, в Швеции еще остались чистые озера?

— Кто его знает, лейтенант, но все равно где-то же они должны сохраниться. Во всяком случае, хочется верить…

…Ответ на запрос о личности гражданина, покончившего с собой в поезде Рига — Москва, пришел быстрей, чем ожидалось. По отпечаткам пальцев удалось установить, что погибший — дважды судимый Корнюк Григорий Анатольевич, 1958 года рождения, кличка «Купец», дактоформула 42112/34325, уроженец города Херсона, проживает в Нефтеозерске Тюменской области по адресу такому-то, работает в рефрижераторном депо…

«Выходит, Корнюк и Кротких одного поля ягоды и к тому же из одного города, — размышлял Верховцев, — а это значит, что насчет гастролеров я не ошибался. Нужно проверить, не пересекались когда-либо их стежки-дорожки, например, в местах лишения свободы. Возможно, и неустановленный Финик из этой же братии, с ним многое неясно. А о Цульском и говорить не приходится — тут прорва туману и, видимо, придется еще основательно попотеть, чтобы этот туман рассеять».

…Осмотр квартиры Цульского никакой ясности не внес, а только лишь добавил новую порцию вопросов. Обстановка была самой обычной, никаких следов поспешного бегства или погромов — расстановка мебели, вещей, пыль на многих предметах говорили, что в таком устоявшемся порядке жилье пребывает уже не один год. На кухне в раковине немытые тарелки, бутылки из-под кефира. Казалось, что хозяин вышел на пару минут вынести мусорное ведро да застрял, заболтался с кем-нибудь во дворе, и только голодный, успевший исхудать, пушистый кот черно-белый масти, упорно вившийся под ногами, жалобно мяучивший и просительно заглядывавший в глаза, своим бедственным видом решительно отвергал это идиллическое предположение. Последующий обыск тоже не выявил ничего интересного, что можно было бы связать с расследуемым делом, равно как ничего не объяснил о причине исчезновения хозяина и его возможном местонахождении.

Шеф, дважды перечитав отчет Верховцева, совсем поскучнел.

— Наверное пора готовиться на пенсию, что-то телега тяжелой казаться стала, — невесело констатировал он. — В былые времена, Олег, любой форс-мажор в деле, знаешь ли, только пуще азарт распалял, злость в хорошем смысле, подгонял поскорей до конца все распутать, а сейчас любое осложнение, радость, что дрын по ребрам, каждый просчет, каждый зевок бессонными ночами и валидолом под язык оборачиваются. А самое главное — кураж куда-то исчез, испарился, понимаешь, а без куража в нашей работе делать нечего, — все на уровне тяп-ляп выходить будет, а нам так нельзя, ведь наш материал особый — люди, человек конкретный. Вот в этом деле, к примеру, получилось, что мы по сути не владеем ситуацией. Вовремя не смогли вычислить труппу и обезвредить ее разом, а теперь, когда все как на осколки разлетелось, собираем с бору по сосенке и то одни трупы. Вдобавок и Цульский еще сгинул, ищи-свищи, но кто-то ведь эту кашу варит, повар-то должен быть?..

…Рудик, вернувшийся из командировки, выглядел устало, под глазами темные круги, да и новости из Нефтеозерска он привез малоутешительные.

— Даже не верится, Олег, что я в Риге. Долго мне эта Тюмения, как кошмарный сон снится будет, духотища, влажность, а комары такие злые, сволочи, кусучие и крупные, ну как бомбардировщики, и гудят похоже. Вот, посмотри.

На его руки действительно нельзя было глядеть без жалости — по самые локти они были сплошь усеяны кровавыми бугорками.

— Сочувствую, — произнес Верховцев. — И все же о деле, сгораю от нетерпения.

— Сначала о Кротких. Последнее место работы ПМК № 527, слесарь…

— Это я знаю, дальше.

— На работе его характеризовали положительно — не пил, не прогуливал, сменные задания выполнял. Аврал, прорыв — никогда не отказывался поработать сверхурочно. Поощрялся в приказах, грамоты получал. Двадцать пятого мая ни с того ни с сего подал заявление об увольнении. Очень просил начальство рассчитать в тот же день.

— Причину называл?

— Сказал, что тетка тяжело больна, а ухаживать некому и, якобы, она ему дом свой отписала в наследство где-то в селе на Тамбовщине. Словом, разжалобил, уговорил, пошли ему навстречу, хотя и с сожалением, хороший специалист…

— А никакой тетки и в помине нет, так?

— Тетка есть, но живет и здравствует и помирать даже не думает.

— Какого числа он уехал из Нефтеозерска?

— Седьмого июня.

— А матери что объяснил?

— Во-первых, она не знала, что он уволился, во-вторых, куда и на сколько едет, только и сказал, что по важным делам.

— Ты ей фотографию Корнюка показывал?

— И фото Корнюка, и описал Финика. Хотя она и подавлена горем, но тут ответила однозначно — таких не знает и ни разу не видела.

— А о рижских связях сына она ничего не рассказывала, о друзьях, быть может, или знакомых?

— Ничего. Но утверждает, что раньше в Риге он никогда не был.

— Так-так. А что по Корнюку?

— Тут успехов немного. В общем, прописан он в общежитии рефдепо, но фактически там не живет. Уже долгое время сожительствует с некой гражданкой Боровковой Анной Ивановной.

— А ты… — От нетерпения Верховцев даже привстал.

— Погоди-погоди, — жестом остановил его Лиепиньш. — Я знаю, что тебя сжигает. У меня тоже мелькнула мысль, что Савчук и Боровкова могли оказаться одним и тем же лицом, но должен тебя разочаровать, — это не так. Я все проверил. Боровкова сейчас в отпуске и отдыхает в доме отдыха в Пицунде. Я связался с этим заведением и администрация подтвердила, что указанная гражданка находится там с двадцать шестого июня.

— А посылки на имя Савчук выбирались и после этого срока?

— Да.

— Где работает эта Боровкова?

— В фирме бытовых услуг «Атлант». Парикмахер в мужском зале. Путевку в Пицунду, кстати, получила от работы.

— А Корнюк тоже в отпуске считался?

— Что-то в этом роде. У их рефмехаников такой режим: два-три месяца на колесах, секции по Союзу гоняют, потом, как у моряков, межрейсовый отдых месяца на полтора, а то и поболе.

— Как насчет связей Корнюка?

— Спроси что полегче. Скажу одно — личность он колоритная и в известных кругах популярен, но связи… Если в эти дебри основательно влазить, то торчать бы мне еще там и торчать, а удовольствие там париться и комаров кормить, я тебе доложу, ниже среднего, короче — не Сочи. Спасибо шефу — отозвал.