Ресурс Антихриста

Как выяснилось довольно скоро, диагноз Аркаши оказался академически точен; в животах похмеляющихся вдруг неприятно заурчало, и немедленное посещение туалета стало-таки насущной потребностью. Обхватив животы руками, точно боясь разлить содержимое, они странноватой походкой засеменили в сквер, где виднелось заведение с двумя нулями. Но зашел в него только Аркаша, Гриф предпочел завернуть в кусты, посчитав, что платить еще и за последствия своего отравления, это уж слишком.

Он благополучно устроился за аккуратно подстриженными, но очень густыми кустами вечнозеленого субтропического растения с неизвестным ему названием. Через мгновение жизнь уже стала казаться прекрасной, где-то в кроне деревьев монотонно бубнила горлица, и Гриф вдруг с удивлением отметил, что ее уханье очень напоминает слово «чекуш-ку», как будто эта птичка сидит на ветви и у всех прохожих просит: «Чекуш-ку! Чекуш-ку!» Гриф даже улыбнулся, его душу наполнило лирическое настроение, все-таки облегчиться на свежем воздухе всегда приятней, чем в пропитанном хлоркой туалете. Совсем другой эффект! Ощущаешь себя единым целым с природой, ее подданным, ее дитем… «Да, матушку-природу надо беречь и лелеять, — вдруг подумал он, растроганный красотой окружающего мира, который раньше его, казалось, и не интересовал. — Вся жизнь в „Омуте“, лучшие годы в нем угробил, а что я там видел?.. Вот разбогатею и запишусь в „Гринпис“. Буду ездить с ними по разным странам от тропиков до Крайнего Севера, гонять китобоев, спасать экзотических животных, продираться сквозь глухие джунгли, изучать диковинные растения…» И он в блаженном забвении подтянул к носу ближайшую ветку и вдохнул полной грудью. Знакомый чудесный аромат лаврушки возбуждающе защекотал ноздри — захотелось настоящих сибирских пельменей…

Его физическое и нравственное очищение закончилось драмой — потревоженная в глубине куста оса, видимо, решив свести счеты с неосторожным любителем природы, без всяких угрызений совести ужалила его в задницу. Гриф от неожиданности взвыл и, не успев толком натянуть брюки, пулей вылетел на аллею. Там его уже заждался Аркаша:

— Юра, за тобой что, гонятся?

— У-у, е-пэ-рэ-сэ-тэ!.. — повизгивая, причитал тот, выпучив глаза и непрерывно потирая ягодицу. — Какая-то тварь укусила, оса или пчела не разглядел…

— А может быть, мохнатый шмель на душистый хмель?.. — участливо поинтересовался Аркаша.

— Ты еще шутишь? — зло огрызнулся Гриф. — У, блин, тебя бы так жалом… попрыгал бы!

— Халяву выбрал, сам виноват, — невозмутимо парировал Аркаша. — Как бы сказал Джексон: в мире ничего бесплатного не бывает, за все надо платить. Пожалел сраных купонов, расплатился мягким местом, все справедливо…

На эту реплику остывающий Гриф ничего не возразил, в глубине души понимая, что его приятель где-то прав.

— Да я тоже всю стенку в сортире обштукатурил, так хлестало… — пожаловался Аркаша. — Чуть было на реактивной тяге дверь кабинки не вышиб.

«А он, хоть и не Леня Голубков, а тоже хороший парень, — подумал Юрий Юрьевич, шагая с Аркашей на пляж. — Не поэт, не мент, не хам, приземлен и откровенен, словом, милый засранец…» Вслух же сказал:

— А знаешь, пивко хоть и бронебойное, но пошло на пользу, пох как рукой сняло. Прав был мудрец: «Голова болит — жопе легче».

— Ага, согласен, — откликнулся Аркаша, — только в твоем случае произошла обратная связь.

Вскоре они уже валялись на теплой гальке, а рядом, играя солнечными бликами, тихо плескалось южное море.

— Красота! — зевая и потягиваясь на камешках, восхищался Аркаша. — Чувствуешь, как солнце давит, обуглиться можно. За это я Крым и обожаю; здесь в середине осени, как у нас летом не бывает.

— Да какое у нас лето, одно название, — отозвался разнеженный Гриф. — За весь сезон пять-шесть деньков хороших наскребется и то вряд ли. Ну, в этом году еще ладно, погрело чуток. Не-ет, нравятся мне эти края, было б на что, заторчал бы здесь бессрочно.

— Ты серьезно? — внимательно посмотрел на него Аркаша.

— Я за свой базар отвечаю. А что меня в Риге ждет? Эх, да ты ничего не знаешь… — тоскливо разглядывая парящую над водой чайку, промямлил Юрий Юрьевич, и вдруг его лицо оживилось. — Послушай, Аркаша, а чего там за дельце с похищением Костя вчера предлагал? Или я что-то не так понял?

— Так, так, — заверил его тот. — Крымский вариант кавказской пленницы. А ты что, хотел бы поучаствовать?

— А почему бы и нет? Костя мне показался мужиком деловым.

— Сегодня ночью показался? — с ухмылочкой уточнил Аркаша.

— Не подкалывай, — Гриф не принял его игривый тон. — Я верю, что он все взвесил и обдумал. Такие вещи случайным людям не предлагают, разве когда без них просто не обойтись. Это как раз тот вариант, когда нужны не из местных. — Он перевернулся на спину, подставив солнцу живот: — Есть конкретная наводка на объект и вперед, действуй, а с Верховцевым у нас что?..

— Что? — переспросил Аркаша.

— Да искать здесь моего подельничка все равно, что тыкать пальцем в небо, шансов минимально, гарантий — никаких. А тут можем реально оторвать по паре штук в баксах, все же лучше, чем ничего. И разбежались!

— А как с Верховцевым быть?

— И тут не безнадежно. Мне помнится, у него в планах было в Феодосию по своим делам сгонять, а здесь одним днем не обойтись. Надо это использовать.

— Ну, что ж, я в принципе согласен, — объявил Аркаша, подымаясь. — Вечерком обговорим с Костей, пусть изложит дело, конкретные задачи, что, в частности, требуется от меня, тогда и скажу последнее слово. Купаться не идешь?

— Я не хочу в плавках с пляжа топать, да и другой одежки у меня нет. Давай по одному…

— У-ух, классно освежился! — Гриф, выйдя из моря, растянулся рядом с подсыхающим на солнце приятелем. — Послушай, Аркаша, чем ты живешь, я теперь знаю, с моей работой ты тоже знаком, а чем Джексон кормится, ты, случаем, не в курсе? Если не секрет…

— Да теперь уже и не секрет, — Аркаша лег на бок. — А поначалу-то он темнил. Не знаю уж, как там оно было: или он сам просек, или кто надоумил, но он за пару последних годков очень недурно подзаработал. Схема, казалось, простая: один самый мощный банк в Латвии, из негосударственных, в свое время установил процент по вкладам в латах где-то под сотню, а в валюте лишь только восемнадцать процентов годовых. Почему так, это стратегия банка, которая для простых обывателей — темный лес. Ну, да ладно… Короче, Джексон шустренько смастерил фирму и запустил рекламу типа «Принимаем вклады от населения в валюте под сорок процентов годовых». Дал телефон и адрес конторы, где у него дружок заправлял, и начал принимать деньги под трастовый договор. Народец стал приходить, интересоваться, что у него за бизнес. Конторка там культурненькая, да и наш Евгений поет соловьем, заливается, мол, с Бенилюкса продукты питания будут возить, товары повседневного спроса, ну, и все такое, потому и привлекают средства в валюте. Лицо у Джексона благородное, щеки надувать научился, некоторые поверили, стали вкладывать.

— Хи-хи, — по-кошачьи прыснул Гриф. — Значит и его люди в Кировском парке на сходках толкутся? Интересно только, кого он за «фунта» подставил? Наверное, какого-то российского офицера, который теперь уже где-нибудь на Дальнем Востоке…

— Хрен угадал! — отрубил Аркаша. — Самое смешное — деньги он вернул и даже проценты, старушки чуть ли не ручки целовали.

— Это как? — удивленно уставился на него Гриф.

— А так, простенько и со вкусом. Сдают ему, значит, доллары под сорок процентов, он их тут же переводит в латы, и бегом в тот банк, что я говорил, кладет их туда под девяносто процентов. Через год получает, переводит обратно в валюту и рассчитывается с вкладчиками — больше половины навара его. Потом банк постепенно стал снижать процент по латам и дошел до двадцати, тут бизнес Джексона и закончился, но круглую сумму в долларах он в том же банке и отложил. Теперь может кантоваться даже на мелких процентах, ни с кем делиться не надо.

— Да-а, — в голосе Грифа слышалась легкая зависть. — Главное, просто как все гениальное, но почему никто не догадался…