Доллары за убийство Долли [Сборник]

Всех в округе допросили, причем некоторых — раз по пять, и всякий раз другие инспекторы. А уж вопросам журналистов, казалось, конца не будет.

Два стола в кабинете Люка были завалены отчетами, планами, памятками, и, кроме него, разобраться в этой груде материалов никто не мог.

Люка неутомимо анализировал добытые сведения.

В тот день Мегрэ по обыкновению молча стоял с трубкой в зубах за спиной у Люка. Лежавший перед инспектором листок, озаглавленный «Мотивы», был испещрен записями, которые Люка зачеркивал по мере того, как тот или иной мотив преступления отпадал, не выдержав проверки. Поначалу пытались раскопать что-нибудь из области политики, но, конечно, не в стиле мэтра Лиотара, который стремился привязать действия полиции в деле Стевельса к политической игре с дополнительными выборами в третьем округе. Один из мотивов, который разрабатывался сотрудниками Мегрэ, состоял в том, что, поскольку Стевельс отличался нелюдимостью, ни с кем не встречался, он, возможно, принадлежал к какой-нибудь глубоко законспирированной террористической организации. Но эта версия, как уже говорилось, подтверждения не нашла. Больше того, чем глубже следствие вникало в жизненные обстоятельства Стевельса, тем яснее становилось, что за ним не числится ничего предосудительного. Были тщательно просмотрены книги из его библиотеки. В ней были собраны лучшие произведения мировой литературы, что свидетельствовало о высоком вкусе этого образованного, истинно культурного человека. Свои книги

Стевельс не только читал и перечитывал, но и делал пометки на полях.

Возможно, мотивом преступления оказалась ревность? Но Фернанда никуда не отлучалась без мужа, разве что ходила за покупками, да и то он мог наблюдать со своего рабочего места у витрины мастерской, как она заходит в близлежащие магазинчики.

Встал, наконец, и такой вопрос: нет ли связи между предполагаемым убийством и близостью ювелирной фирмы «Сасс и Лапинский»? Однако драгоценности у ювелиров не пропадали, и ни хозяева, ни рабочие с переплетчиком знакомы не были, хотя регулярно видели его сидящим в мастерской. '

Никаких улик против Стевельса не было обнаружено и в Бельгии. Он уехал оттуда в возрасте восемнадцати лет и никогда на родину не возвращался. А коль скоро политикой Стевельс не занимался, не было никаких данных о его принадлежности к фламандскому экстремистскому движению.

В ходе сбора сведений учитывалось буквально все. Люка, дабы его совесть профессионала была чиста, проверял самые фантастические предположения. Когда он открывал дверь в комнату инспекторов и наугад кого-нибудь оттуда выуживал, все уже знали, что Люка необходимо произвести очередную проверку на улице Тюренна или где-нибудь еще.

— Кажется, что-то у меня проклюнулось, — сказал он на этот раз Мегрэ, вытягивая какой-то листок из-под разбросанных по столу папок. — Ведь мы охватили опросом всех парижских таксистов. И вот только что приходил один из них — русский по происхождению. Надо все проверить.

Это было теперь очень модное слово: «проверить».

— Я хотел узнать, не подвозил ли кто-нибудь из них в субботу, семнадцатого февраля, когда стемнело, одного или нескольких пассажиров к дому, где живет переплетчик. Оказалось, что в ту субботу, примерно в четверть девятого, в районе вокзала Сен-Лазар такси некоего Георгия Пескова остановили три человека и попросили отвезти их на угол улиц Тюренна и Фран-Буржуа. Следовательно, было уже больше половины девятого, когда они вышли из машины, что согласуется с показаниями консьержки о слышанном ею как раз в это время шуме у дверей Стевельса. Шоферу эти пассажиры никогда раньше не встречались, но ему показалось, что тот, кто договаривался с ним и, видимо, был главным, похож на выходца с Ближнего Востока.

— На каком языке они между собой разговаривали?

— По-французски. Один из них, довольно полный блондин лет тридцати, говорил с сильным венгерским акцентом. Он казался взволнованным, ему явно было не по себе. Третий — француз средних лет — был одет хуже, чем его спутники, и к их социальному слою, по-видимому, не принадлежал. Выйдя из такси, мужчина восточного вида расплатился, после чего все трое двинулись вдоль улицы Тюренна по направлению к дому, где живет переплетчик.

Не будь этого разговора о такси, Мегрэ, пожалуй, так и не вспомнил бы о приключении своей жены.

— Послушай, поскольку ты уже связан с таксистами, может быть, разберешься в одной истории, которая произошла сегодня утром. К нашему делу она отношения не имеет, но меня весьма заинтриговала.

Однако Люка не был столь уж уверен, что случай с госпожой Мегрэ не имеет отношения к делу Стевельса. Ведь старший инспектор стремился связывать с этим делом самые неожиданные и отдаленнейшие события. Так, по утрам Люка обычно требовал все рапорты муниципальной полиции, желая убедиться, что в них не содержится ничего, касающегося происшествия, которым он теперь занимался.

В своем кабинете Люка проделывал грандиозную работу, объем которой не мог даже во сне привидеться публике, читавшей в газетах отчеты о деле Стевельса, словно роман с продолжением.

После того как Мегрэ рассказал Люка в двух словах о встрече своей жены с дамой в белой шляпке и маленьким мальчиком, он попросил инспектора позвонить заодно в полицейский участок девятого округа.

— Раз она каждое утро сидела на одной и той же скамейке в Антверпенском сквере, возможно, она живет в этом квартале. Пусть проверят в тамошних магазинах, гостиницах и меблированных комнатах.

Проверки! В обычное время в отделе находилось одновременно по десять инспекторов, которые составляли отчеты, курили, читали газеты и даже играли в карты. Нынче же редко удавалось увидеть двоих одновременно. Стоило кому-нибудь войти в комнату, как Великий Тюренн выглядывал из своей берлоги:

— Ты свободен, дружок? Зайди-ка сюда на минутку!

И вот уже очередной сыщик отправлялся на поиски.

За пропавшим чемоданом охотились во всех привокзальных камерах хранения и в лавках старьевщиков. Конечно, юный Лапуэнт не имел еще опыта, но, будучи серьезным молодым человеком, он не мог выдумать историю с чемоданом. Следовательно, утром двадцать первого февраля в мастерской Стевельса действительно находился чемодан, который исчез к пяти часам дня, когда Люка явился туда с обыском. Вместе с тем, по свидетельству соседей, Стевельс именно в тот день из дому вообще не выходил и никто не видел также, чтобы Фернанда шла куда-то с чемоданом либо с большим пакетом. Впрочем, возможно, приходил кто-то из заказчиков, чтобы получить из переплета свои книги. Но и это было проверено. Выяснилось, что в тот день в мастерской побывал лишь служащий аргентинского посольства. Уходя, он нес под мышкой тощий пакетик — это был некий дипломатический документ, для которого Стевельс соорудил роскошный переплет.

Наиболее образованный из сотрудников судебной полиции Мартен провел в переплетной мастерской почти неделю, роясь в библиотеке Стевельса и изучая выполненную тем за последние месяцы работу, для чего связывался по телефону с заказчиками.

— Стевельс — удивительный человек, — заключил Мартен. — У него изысканнейшая клиентура, и он пользуется у нее абсолютным доверием. А помимо всего прочего Стевельс обслуживает несколько посольств.

В последнем как раз ничего загадочного не было. Посольства обращались к Стевельсу, поскольку он был специалистом в области геральдики и располагал прессами для тиснения разнообразных гербов. Это позволяло ему украшать переплеты книг и документов символикой всех государств.

— Сдается, вы недовольны, шеф! Вот увидите — что-нибудь обязательно выплывет наружу, — и умница Люка, который никогда не отчаивался, ткнул пальцем в кипу собранных им бумаг.

— В топке калорифера мы нашли зубы, — продолжал Люка, — но они ведь не залетели туда сами по себе! И кто-то послал же телеграмму из Конкарно, чтобы удалить жену Стевельса. Наконец, на темно-синем костюме из шкафа Стевельса мы обнаруживаем пятна крови, которые кто-то безуспешно пытался вывести. Разумеется, мэтр Лиотар волен говорить и делать все, что хочет, но я стоял и буду стоять на том, что эти факты следует объяснить исчерпывающим образом.