Том 21. Кто убил доктора Секса?

— Ладно.

Она допила свой коктейль одним большим глотком.

— А теперь проводите меня домой, пожалуйста. У меня был утомительный день, а когда я начинаю размышлять об атмосфере, насквозь пропитанной грязью, которую создал вокруг себя Герман, мне не терпится принять ванну.

Я расплатился за напитки, и мы вышли на пронизанный солнцем Сансет-бульвар, после чего я повез ее домой.

Дом находился на Бел-Эйр, это было солидное и довольно дорогое жилище, но отнюдь не какая-нибудь сногсшибательная вилла. Припарковав машину у подъездной дорожки из красного гравия, которая незадолго до этого была тщательно вычищена и полита, я намеревался показать Карен, что я настоящий джентльмен, выскочить первым из машины, чтобы распахнуть для нее дверцу, но она опередила меня: сама вылезла наружу, проворно захлопнув дверцу за собой.

— Благодарю вас, — сказала она торопливо. — Дайте мне знать, если вам что-то удастся выяснить, хорошо, Рик?

— Разумеется. А вы, в свою очередь, если вспомните о чем-то, что покажется важным, сообщите мне.

— Да. — Она бросила на меня какой-то задумчиво-тревожный взгляд, затем просунула голову в раскрытое окошко машины так, что при этом ее платье туго натянулось на теле и под эластичной тканью четко обрисовалась высокая грудь. — Не думаете ли вы, — проговорила она отрывисто, — что вам следовало бы пройти вместе со мной в дом и немного повозиться?

— Нет, — выдавил я с трудом. — Но все равно — спасибо.

Она быстро побежала прочь.

Это меня ни капельки не тронуло. Я аккуратно развернул машину, воспользовавшись шириной покрытого гравием подъездного пути, и лишь пару минут спустя сообразил, что только что упустил возможность присоединиться к Ассоциации оргий избранных обитателей Беверли-Хиллз. Должно быть, я помешался. Впрочем, возможно, дело объяснялось проще: чтобы быть принятым в эту ассоциацию, требовалось сначала сойти с ума. Так что я просто был близок к тому, чтобы выполнить это условие.

Я вернулся в свой собственный маленький скромный офис в Беверли-Хиллз. Помимо стаканчика спиртного, который был мне совершенно необходим, я испытывал непреодолимую потребность спокойно посидеть и немного подумать. Возможно, чтобы справиться с самым настоящим приступом истерии.

Но когда я прибыл на место, то обнаружил, что решать буду не я, потому что возле дома стояла сине-серая «альфа-ромео», а это означало, что у меня гости.

Гость, а точнее, гостья, прислонясь к столбику фронтального портика, курила сигарету, воткнутую в длиннющий зеленый мундштук. Это была блондинка, сложенная так, как сложена «Вечная женственность» Пеберри. На ней была надета зеленовато-желтая шелковая блузка, на которой было расстегнуто вполне достаточно пуговок для того, чтобы предоставить возможность всем любителям подобных зрелищ полюбоваться водораздельчиком между двумя округлыми крепкими грудями, и белые брюки, с помощью какого-то чуда туго натянутые на потрясающие бедра. Надо думать, белая ткань была подвергнута какой-то специальной обработке, чтобы выдержать такой напор женской плоти.

— Привет! — Соблазнительница разъединила губы, предназначенные для поцелуев, и продемонстрировала зубки, созданные как бы специально для того, чтобы покусать в ответственный момент мочку уха партнера. — Могу поспорить, что вы — Рик Холман, верно?

— Верно, — согласился я, — а вы… На мгновение я было… но потом я зажмурился, мысленно снял всю вашу одежду и тогда понял, что вы Сюзанна Фабер.

— Ох, здорово!

Новый приступ смеха заставил заходить ходуном два холмика-близнеца.

— Полагаю, мне следует обуздать свое разыгравшееся воображение и спросить, что привело вас сюда? — спросил я вежливо.

— Сейчас мы перейдем к этому, ах вы, озорник!

Постоянный визгливый смех начал действовать мне на нервы.

— Я хочу, чтобы вы сперва познакомились с моим приятелем.

— С приятелем? — удивился я.

— Ну да, он находится прямо за вами! — вновь хихикнула она.

Я очень быстро повернулся, и действительно, как она и сказала, прямо за моей спиной находился он. Возможно, он только что материализовался из воздуха, но не исключено, что он скрывался на заднем сиденье ее машины. В любом случае он носил обувь на каучуковой подошве, потому что я совершенно не слышал его шагов. Внешне он представлял собой плотную массу сверхразвитых мускулов, которые загораживали ландшафт, едва этот тип оказывался перед вами. Его физиономию следовало использовать в качестве камнедробилки, и было похоже, что именно таким образом ее уже использовали прежде. Поверх всей этой горы мускулов был натянут свитер, а пара узких брюк держалась вообще неизвестно на чем, поскольку бедра у этого типа полностью отсутствовали. Глядя на него, трудно было определить, являлся ли он подарком природы для одинокой женщины или был гомосексуалистом.

— Это Рик Холман, — в очередной раз прыснула от смеха Сюзанна Фабер. — Рик, я хочу, чтобы вы познакомились с моим хорошим другом Лероем.

— Лероем? — буркнул я.

— Лерой хочет вам кое-что сказать. — Она вытянула руку с мундштуком и выбила из него пепел о верхнюю ступеньку моего крыльца. — Ведь я права, Лерой?

— Да, — громыхнула басом гора мускулов. — Секс умер, Холман.

— Если с вами случилась такая беда, примите мои соболезнования, — произнес я сочувственно, — но не обращайтесь ко мне со своими интимными проблемами, Лерой. У меня своих собственных больше чем достаточно.

— Он имеет в виду, что умер старый доктор Секс, — продолжая хихикать, пояснила резвушка Фабер. — И перестаньте валять дурака, вы, несносный человек!

— Секс умер, — пробасил Лерой снова, — и не годится, чтобы кто-то совал нос в его могилу, понятно вам?

— Вы хотите сказать, что вам было бы желательно, чтобы я перестал разыскивать записи, которые так встревожили мисс Фабер? — спросил я.

— Да, именно! — ответила вместо него красотка напряженным голосом и на этот раз без очередного взрыва смеха. — Объясни ему все остальное, Лерой!

— Пожалуй, придется… — И бицепсы его стали надуваться. Зрелище было впечатляющим, как если бы вы наблюдали за появлением нового острова из глубины океана. — Чтобы вы отнеслись к ее словам серьезно, Холман!

Бицепсы надулись еще сильнее, пальцы сжались в кулак, и потом он нацелился им в мое лицо. Естественно, я без особой спешки отклонился и направил свои напряженные пальцы правой руки глубоко в его солнечное сплетение. Затем, прежде чем он успел сложиться пополам, я довольно сильно ударил ребром ладони по его кадыку, чем пресек какой-то совершенно звериный вой, которым сопровождалась первая часть моей самообороны.

— Во всем виноваты все эти третьеразрядные фильмы, которых вы наплодили уйму, — произнес я почти миролюбиво.

— Что? — Ее пальцы с такой силой сжимали мундштук, что косточки побелели. — Какого черта вы тут бормочете?

— Спектакль, разыгранный Лероем, — пояснил я. — Диалог же полностью заимствован из какого-нибудь боевика, из тех, которые без конца показывают уже в ночное время.

— Вы причинили ему боль! — завопила Сюзанна Фабер. — Он же убьет вас за это!

— Не сегодня, — заверил я. — И вообще, с ним ничего особенного не произошло, можете не волноваться. Просто какое-то время он будет чувствовать себя неважно.

— Неважно? — Ее сильно накрашенное лицо исказилось от ненависти. — Как, вы еще смеете?..

Мундштук выпал у нее из рук, она набросилась на меня, неистово размахивая кулаками в воздухе. Я выбросил вперед правую руку, слегка согнув пальцы, и ее правая грудь оказалась аккуратно зажатой в моей ладони. Я слегка усилил нажим и таким образом удерживал ее на безопасном расстоянии, в то время как ее ногти безуспешно пытались добраться до моего лица.

— Я всегда был сторонником серьезных тренировок. — Я почти ласково улыбнулся, глядя в ее искаженное от злости лицо. — Вы часто сюда приезжаете, мисс Фабер?

Глава 3

Гаррет Сулливан совершенно не соответствовал моим представлениям о психиатре. Для этого он выглядел слишком здоровым. Я бы скорее представил его на борту вертолета, обслуживающего какие-то Богом забытые места, куда иначе не доберешься. Крепко сбитый розовощекий детина, которому, возможно, судьба отпустила слишком много силы и здоровья. Как я считал, ему было лет сорок. Шапка густых русых волос, не начавших седеть даже на висках. Добрые карие глаза, которые заставляли тебя почувствовать в нем верного друга, которому можно спокойно доверять даже до того, как ты обменяешься с ним рукопожатием. А оно было достаточно твердым и уверенным.