Моя плоть сладка (сборник)

После обеда они побродили у витрин магазинов, потом, уже после девяти часов, гуляя по маленькой улочке, попали ,на празднество, и Элеана захотела покататься на деревянной лошадке: Коннорс купил ей несколько билетов и остался стоять, опираясь на стену. Опустив поля своей шляпы, он смотрел, как она вертелась на карусели с округлившимися от удовольствия глазами.

Элеана не притворялась, что забавлялась, она действительно веселилась. Маленькая брюнетка не была аморальной или безнравственной. Она просто не знала удержу. Эта «женщина, обнаженная и чистосердечная, не стыдилась мужчины во все времена», с тех пор как змея-искусительница пробудила в ней естественные потребности.

И невольно, как тогда в Урапане, его охватила грусть.

Какого дьявола, кого следует жалеть — его или Аллана Лаутенбаха?

В крохотной телефонной кабинке можно было задохнуться. Связь работала отвратительно. Телефонистка на станции междугородных переговоров отказалась принять предварительный заказ. Когда, наконец, Коннорс добился соединения с Шадом, тот решил, что Эд пьян, и Коннорсу пришлось потратить еще пять песо, чтобы убедить своего агента, что он совершенно трезв.

Но и после этого Шад сомневался в возможности выполнить его просьбу. Он заметил, что Коннорс уже должен агентству четырнадцать сотен долларов и что его начинают считать плохим писателем. Если Коннорс бросит свою новую манеру писать, Шад надеется быстро достать ему немного денег.' Джек Блед и Макс Феллоу, с которыми он завтракал в прошлую пятницу, заявили, что охотно возьмут для своих изданий серию историй, написанных им в прежней манере.

Коннорс спросил, сколько парни намереваются ему платить.

— Два с половиной цента за слово.— Голос Шада звучал слабее и менее отчетливо?

— Это меня устраивает! — закричал Коннорс в трубку.— Я пришлю рукопись по почте, как только смогу это сделать. Но мне нужны сначала деньги!

Шад немного поколебался, потом согласился выдать ему пятьдесят долларов сейчас, а .полностью, за вычетом его комиссионных, после получения рукописи.

— Но только ради, бога, Эд, чтобы вещь была хорошая. Если парни откажутся от нее, я пропал!

— Сделаю все как можно лучше,— заверил его Коннорс.— Теперь запищи мой адрес. Пришли мне деньги на имя сеньора Гомеса, комната двести шестнадцать, отель «Навидад», Гвадалахара. Записал?

— Да, но что ты делаешь в Гвадалахаре? — спросил слабый голос из Нью-Йорка.

— Это слишком длинная история, чтобы рассказывать ее по телефону,— ответил Коннорс и повесил трубку.

У него осталось еще достаточно денег, чтобы купить бутылку текилы, в которой он очень нуждался. Коннорс звонил из лучшего отеля, города, заполненного туристами. Во время разговора Шад несколько раз называл его настоящим именем. Эд был почти уверен, что увидит у выхода из кабины поджидающих его фликов. Спина и шея Эда были мокрыми от пота. Он заплатил за разговор и прошел через холл отеля неверным шагом, всем своим видом напоминая пьяного человека.

Выйдя на дышащую жаром улицу, он купил литр текилы и тут же отпил большой глоток. Сразу же растаял холодный комок, который он чувствовал в желудке, но его хорошее настроение, вызванное алкоголем, упало, как только он вошел в первый же магазин в надежде взять напрокат пишущую машинку. У них было три машинки с английским шрифтом: «Руайль», «Ундервуд» и — в очень плохом состоянии — «Олимпия». Но хозяин магазина потребовал солидного залога или поручительства трех известных коммерсантов города. В следующих трех лавочках повторилось то же самое. Наконец Коннорс нашел одного лавочника, который согласился продать старую «Корону» за семьдесят пять песо и подождать, пока Коннорс не получит денег. Последние семь песо Эд потратил на бумагу и несколько карандашей. Теперь, если Шад не пришлет денег, он пропал.

Когда Эд вернулся в отель, Элеана занималась хозяйством. Она уже выстирала чулки, белье и кофточку и теперь не знала, чем выгладить просохшие вещи. Коннорс снова спустился вниз, нашел индианку, сообщил ей, что они останутся здесь еще по меньшей мере дня на три, и попросил у нее электрический утюг, который и отнес Элеане. Та поблагодарила его и поинтересовалась:

— Когда мы отправимся?

— Не раньше чем через три или четыре дня,— ответил Коннорс.— А может быть, через неделю.

И он рассказал о тех покупках, которые был вынужден сделать на оставшиеся деньги.

Элеана перестала гладить.

— Тем хуже. Если мы не сможем уехать сегодня вечером, мы уже никогда не уедем.— Казалось, ей доставляло удовольствие говорить неприятные вещи.— И сколько ты думаешь получить за свои новеллы?

— Это зависит...

— Зависит от чего?

— От их длины. Из-за дороговизны типографской бумаги большинство издателей детективных романов ограничивают их объем двенадцатью — пятнадцатью тысячами слов. Но поскольку Джек и Макс готовы меня печатать, я думаю всучить им пятнадцать тысяч слов. Это значит, что на круг я получу приблизительно триста семьдесят пять долларов за вычетом десяти процентов агенту и оплаты за перевод.

Мокрым пальцем Элеана проверила, горяч ли утюг.

— А о чем ты будешь писать в своих историях?

— Мужчина мертв,— подумав, ответил Коннорс,— его зарезали, застрелили, сбросили с утеса, отравили. И кто это сделал?

Элеана выгладила свои вещи и решила выстирать рубашку Эда. Он же убил остаток утра на питье текилы и на обдумывание двух новых сюжетов, не похожих на написанное им ранее и на их собственную ситуацию. В час они поели, истратив четыре песо из оставшихся у Элеаны десяти. Телеграфный перевод пришел как раз вовремя: Коннорс успел сходить в лавку за пишущей машинкой до ее закрытия. Потом, обладая пишущей машинкой и имея еще достаточно денег, чтобы заплатить за четыре ночи в отеле, Эд взял напрокат стол для бриджа, достаточно крепкий, чтобы за ним можно было работать.

Выходя из бюро проката, Коннорс купил городскую газету. Элеана и он удостоились чести красоваться на первой полосе, но их называли сеньор Смит и сеньорита Браун. Полиция Урапана была очень сдержанной: их не обвиняли в убийстве. Давая довольно подробное описание их внешности, полиция Урапана выражала надежду опросить их в связи с неожиданной смертью Сезара А. Санчеса, адвоката из Мехико. Между тем их действительные имена были наверняка известны: в следующем абзаце указывалось, что сеньор Смит и сеньорита Браун путешествовали в закрытом «форде» модели пятидесятого года серого цвета, приписанном к штату Иллинойс. Если кто-нибудь увидит их машину, то должен немедленно сообщить об этом полиции.

В статье приводились и другие подробности, но они уже не касались их. Журналисты описывали Санчеса как удачливого адвоката и любителя женщин. Никаких предположений относительно цепочки и медальона высказано не было, но обращалось особое внимание на показания одного служащего отеля, сообщившего, что прекрасная сеньора под густой вуалью провела прошедшую ночь в комнате адвоката Санчеса.

Элеана оказалась не более болтливой, чем секретарша Санчеса.

— Гм... Хотела бы я знать, кто же его друг.

— Я тоже хотел бы знать это,— признался Коннорс.-— Может, это и не твой отец убил его, а муж этой курочки?

Он переложил листы бумаги копиркой, вставил в машинку и принялся стучать.

— Так вот как это делается! — фыркнула Элеана.

Коннорс ответил с усмешкой:

— Во всяком случае, я так делаю.— Он стучал по клавишам, стараясь поймать мысль.— Ну так вот! Одна смерть есть. Это был мексиканский адвокат.

Элеана изумилась.

— Ты используешь смерть адвоката Санчеса в своей истории?

— А почему бы нет? — Эд пожал плечами и продолжал размышлять вслух.— Он умер. Его зарезали. Его комната находилась на первом этаже, окно было открыто. То, как проник к нему убийца, не вызывает никаких сомнений. Что действительно нужно знать — это кто его убил и зачем. Первый вопрос легкий, на него просто ответить. Он был убит неким директором цирка, который удрал из Штатов с мексиканской куколкой и пятьюдесятью тысячами долларов, половина из которых принадлежала его брату. Нет, будет лучше, если я увеличу сумму до ста пятидесяти тысяч долларов. Пятьдесят тысяч в наше время — слишком мало. Но почему некий директор цирка убил адвоката? И с чего я начну? Как связать все это? Что я должен считать «неизвестным» и что необходимо для следующей завязки?