Глубокие мотивы: повести
Глубокие мотивы: повести читать книгу онлайн
Остросюжетные психологические повести посвящены любви, любви сложной и неожиданной, ставящей перед героями неординарные нравственные проблемы. Все повести объединены одним героем — следователем прокуратуры Рябининым.
В книгу вошли повести «Шестая женщина», «Аффект», «Не от мира сего», «Быть может…», «Криминальный талант», «Неудавшийся эксперимент».
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Да.
— Как же тот тип узнал?
— Я ими душусь. — Вера пожала острыми плечиками, отчего её груди на секунду стали заметны.
— Пошёл в овощной, — заключил он разговор, встал и прошагал в переднюю.
Вера оказалась рядом. Она мелко суетилась, шлёпая тапочками, хотя провожать его вроде бы не требовалось — только если закрыть дверь да протянуть сумку.
— Глебчик…
— Кто?
— Глебчик, говорю. Не нравится?
— Очень нравится, — неудачно хохотнул он. — Я открываю в тебе много новенького. «Быть может» спозаранку, опять-таки этот «Глебчик».
— И хорошо.
— Чего ж хорошего?
— Каждый день открывать друг в друге новое.
— Ты во мне тоже открываешь?
— Открываю, — тотчас сказала она, может быть, давно заготовленный ответ.
Глеб полез в сумку, чтобы проверить полиэтиленовые мешочки. Он видел, как Вера их клала, но проверить не мешает, потому что мешочки тоненькие и могут запропаститься. Однажды он брал кислую капусту…
— Ну и что открыла? — как можно небрежнее поинтересовался он.
— Ревность. Ты, оказывается, ревнив.
Глеб усмехнулся.
— Отыскала во мне дурь.
— Нет, Глебушка, не дурь. Ревность — это беспокойство. Значит, ты беспокоишься. А если беспокоишься, то любишь. — Вера привстала и чмокнула его в щёку. — Теперь иди за кислой капустой.
И он пошёл.
Ему хватало своего открытия, которое он сделал тогда в кабинетике и которое старался забыть до вызова к следователю, — там скажет. Возможно, это болезненная подозрительность. Быть может… Чёрт возьми! не «быть может», а может быть, он не разбирается в почерках. Видимо, не разбирался и в друзьях. Но следственные органы на то и существуют, чтобы проверять подозрения.
Глеб миновал булочную — зайдёт на обратном пути — и свернул за угол к овощному.
Он ходил этим путём не первый год, минуя светленький магазинчик, который проплывал перед глазами лишь ярким прямоугольником. Сейчас Глеб замедлил шаг, удивившись простору витрины: в нише-окне бежали сверху вниз стеклянные ступеньки, подсвеченные лампами дневного света, и на этих ступеньках-уступах стояли открытые и приоткрытые коробочки с духами. Духи. Целый магазин духов. Здесь могли быть и её любимые.
Глеб тряхнул пустой сумкой и вошёл.
Давно не бывал он в таком царстве стекла и коробочек. На два её праздника, день рождения и 8 Марта, обычно дарил вещицы, нужные в хозяйстве. Последний раз была лукорезка, синий пластмассовый цилиндр с поршнем, который кромсал головку с тихим кошачьим урчанием.
— Девушка, у вас есть духи?…
Глеб вдруг забыл их точное название.
— Какие?
— С таким неопределённым смыслом…
— У всех духов неопределённый смысл, — строго ответила молоденькая продавщица, тускло рассматривая покупателя.
— Вернее, они звучат многообещающе. Что-то вроде «Возможно встретимся».
— «Восторг»?
— Нет, там какой-то намёк… Типа «Авось что-нибудь выйдет».
Сонная истома отпустила продавщицу. Её глаза загорелись любопытством, которое вспыхивает от всего нестандартного.
— «Элегия»? — перевела она «Авось что-нибудь выйдет» на поэтический язык.
— Нет, вроде «Давай попытаемся», — пробубнил он, чувствуя набегающую на щёки краску. И не уйти, потому что покупатели уже обратили на него внимание, прислушиваясь к диалогу.
— «Поздравляем маму»? — предположила продавщица.
— Да нет, — глухо ответил Глеб и брякнул невесть откуда всплывшее выражение: — Духи… «Со свиданьицем»…
Продавщица засмеялась. Кто-то хихикнул сбоку. Глеба сразу осенило:
— Вспомнил! «Вроде бы».
— Таких тоже нет.
— «Ну, погоди», — подсказал тот, который хихикнул сбоку.
— «Быть может», — произнёс сзади мужской голос приятным баритоном.
— Ах, «Быть может», — обрадовалась продавщица. — Польские духи, давно уже не поступали.
Глеб обернулся. За спиной стоял широкоплечий мужчина лет тридцати, крепко сдавив губами незажженную сигарету. Их взгляды встретились. Глеб увидел, что тот как-то про себя улыбнулся, даже не губами, а дрогнувшей сигаретой, повернулся и вышел из магазина.
Этот тип знает духи «Быть может». Следил за ним. Недалеко от их дома. Глаза, ухмылка и какая-то наглость в дрогнувшей сигарете…
Глеб выскочил на улицу. Широкоплечий спокойно уходил, поблёскивая лысеющей головой в осеннем солнце. Из-за уха сизой лентой выпархивал дымок. Сейчас можно сделать вид, что развязался шнурок — так поступают детективы. Или взять такси и медленно следовать за ним…
На перекрёстке мужчина остановился. Глеб догнал его и неожиданно для себя спросил:
— Закурить не найдётся?
— Вы, кажется, меня преследуете? — улыбнулся широкоплечий совсем не нагло.
— Откуда знаете духи «Быть может»? — прямо спросил Глеб.
— Любимые духи жены. А что?
— Вы женаты?
— А вы правда меня преследуете? — повторил мужчина.
— Я иду за овощами, — ответил Глеб и пошёл в свою сторону, окончательно решив, что он медленно, но верно глупеет.
«Сейчас я признаюсь в том, в чём никому не признавался. За окном осень, какая-то свербящая погода. То льёт, то моросит. Час ночи. Темень такая, что кажется — и солнце больше никогда не взойдёт. Угомонились соседи. Потухнув окнами, потемнел дом напротив. Почти тишина, лишь порыв ветра изредка бросает в стекло пригоршни крупных капель. Тёплая лампа высвечивает на столе аккуратный круг, в котором лежат мои руки…
И что же я, по-вашему, делаю? Не догадаетесь. Я пишу стихи. Да-да: я, мужчина тридцати лет, пишу стихи. Разные. Иногда вот такие:
Конечно, мне хочется писать стихи о Вас, но я этого никогда не сделаю. Удивлены? Всё просто — хорошие стихи у меня не получаются, а осквернять Ваше имя рифмоплётством и сюсюканьем не могу. Поэтому пишу о любви — абстрактной, вообще:
А когда на меня наваливается то одиночество, о котором я писал, наваливается, как ночь на город, тогда пишу такие:
И всё-таки я напишу, когда-нибудь да напишу стихи о Вас и для вас. Всё дело, в первой строке. Найду её — и стих пойдёт, но она, эта первая строка, должна быть простой и гениальной, что-то вроде „Я встретил вас…“».
Глеб Семёнович Кутов должен был прийти через полчаса. Кто он теперь? Разъярённый гражданин? Обиженный человек? Или успокоившийся мужчина?
Как правило, к допросам Рябинин готовился. Но предстоял не допрос — предстояла беседа. И всё-таки подготовка нужна, потому что беседа следователя отличается от допроса, видимо, только отсутствием протокола.