Победный ветер, ясный день

— Их у тебя несколько?

— Давай колись! — Бычье Сердце оставил вопрос без ответа.

— Анжелика Куницына, примадонна «Лиллаби». Ходят слухи, что был звонок оттуда, — Дейнека поднял глаза к потолку.

— Мне пока никто ничего не сообщал, — продолжал упрямиться Бычье Сердце.

— Завтра утром сообщат, — клятвенно пообещал Дейнека, и майор Сивере сразу же поверил ему. У Дейнеки был надежный источник информации в лице секретарши непосредственного начальника Бычьего Сердца — полковника Соловейчика.

Бычье Сердце вздохнул и вынул из машинки бесполезный теперь лист; парфюмерная сага так и осталась незаконченной.

— Да не расстраивайся ты так! — подбодрил приятеля Дейнека. — Сколько на тебе дел помимо этого?

— Восемь, — сделал несложные подсче, ты в уме Бычье Сердце.

— А у меня — пятнадцать. Так что баба с возу, кобыле легче… Слушай, а может, у тебя личный интерес?

— Какой еще личный интерес? — Бычье Сердце вдруг снизил голос до шепота и пошел красными пятнами, — Ну, не знаю. — Следователь подмигнул майору краем толстого вавилонского века. И похлопал ладонью по левой стороне груди.

По той самой стороне, где у Бычьего Сердца покоилась фотография с датой в уголке — 28.06. До сих пор подметный снимок с Ромой-балеруном, собором и педрилой Лу Мартином ни разу не напоминал о себе. Но теперь вдруг заворочался, как скунс в капкане, и даже попытался выпустить струю зловонного газа.

— Нет никакого личного интереса… — , стушевался Бычье Сердце, осторожно принюхиваясь к пиджаку. — А в общем, ты прав. Я с самого начала говорил, что это дело тухляк. Пусть теперь Бауман корячится…

Оставшись один, Бычье Сердце забросил ноги на стол и глубоко задумался. Ничего экстраординарного в том, что дело передавали другой группе, не было. Подобные вещи практиковались, хотя и редко, и только в том случае, когда следствие по той или иной причине заходило в тупик. Но такому шагу обычно предшествовали осторожные перестановочки, рокировочки, укрепления, вброс дополнительных сил.

Особенно если дело касалось громкого убийства. А убийство Ромы-балеруна было достаточно громким, уж против этого факта не попрешь. Нет, странным было не то, что дело передавалось, и передавалось стервецу Бауману. Странным было то, что передавалось оно так скоропалительно. Прошло лишь двое суток со времени обнаружения трупа, рабочие версии только наметились… Вернее, одна рабочая версия. Именно ее и изложил Бычье Сердце на сегодняшней утренней летучке. И даже получил благословение от полковника Соловейчика на ее разработку. И вот теперь пожалуйста, поворот на сто восемьдесят градусов. Ничего удивительного, если учесть, что папаша стервы-балеринки занимает высокий пост в Конторе. В этом отношении Дейнеке и его гражданскому браку с секретаршей Соловейчика Люсей можно доверять абсолютно. Люся с детской непосредственностью шпиона-любителя прослушивала раз-, говоры начальства, и об этом знали все, за исключением самого Соловейчика. С легкой и блудливой Люсиной руки по кабинетам кочевали хохмы о том, что собака Соловейчика жрет дерьмо; что сын Соловейчика спит со стодвадцатикилограммово негритянкой и к тому же исполнительницей песен в стиле «госпелс»; что дочь Соловейчика прижила ребенка от дуэта «Чай вдвоем»; что жена Соловейчика принадлежит к секте «Общество друзей духа» и активно проповедует культ сутры лотоса; что сам Соловейчик… Впрочем, о Соловейчике шалава Люська, нужно отдать ей должное, до сих пор не сказала ни одного дурного слова.

В любом случае завтра дело уплывет от него, а дарить собственные наработки Бауману Бычье Сердце не собирался. Шиш тебе, Андрюша!

— Шиш тебе, Андрюша! — выпалил в пространство Бычье Сердце.

Слова ударились в стену, поскакали по шкафам и сейфу, задели календарь с видом Мариинского театра (новогодний подарок Дейнеки) и мягко спланировали к часам, висящим на стене.

Часы показывали пятнадцать минут восьмого.

И Бычье Сердце тотчас же сбросил ноги со стола. Весь сегодняшний день он гнал мысли о предстоящей Голгофе с Лу Мартином. Теперь, в свете принесенной Дейнекой информации, Голгофа становилась вовсе необязательной, но… Пока еще никто официально не сообщил Бычьему Сердцу, что дело у него забирают. Следовательно все остается так, как было еще пятнадцать минут назад, до визита Дейнеки. А пятнадцать минут назад он собирался вплотную заняться Афиной Филипаки, личность которой до сих пор не установлена. Также остается неустановленной угроза, которой Лика Куницына потчевала по телефону своего бывшего муженька. А обо всем этом можно узнать только в окрестностях «Лиллаби». И нигде больше.

…Вот уже вторую ночь подряд Пашке снились кошмары.

Это были не обычные кошмары, которые изредка навещали Пашку, нет. В обычных кошмарах орудовали распоясавшиеся вурдалаки, похожие на Фредди Крюгера, и зомби, похожие на Виташиного батяню дядю Васю. С этими деятелями Пашка справлялся достаточно легко: взмывал ввысь, размахивая руками, — и только его и видели.

Вурдалаки и зомби в Пашкиных кошмарах не летали, в отличие от самого Пашки. Так что гнусным мертвякам оставалось только клацать челюстями. И бессильно грозить Пашке кухонными ножами, остро заточенными топорами и окровавленными стамесками. Но последние две ночи…

Последние две ночи к Пашке являлся Нео.

Нет, Нео не угрожал Пашке. И никакого топора у него не было, не говоря уже об окровавленной стамеске. Напротив, Нео был ласков, он пытался приручить Пашку, он вел с Пашкой долгие разговоры. То есть он думал, что ведет, и Пашка так думал, вот только понять эти разговоры было нельзя.

Ни одно слово до Пашки так и не долетело.

Улыбка — долетала, прохладное дыхание Нео — долетало, а слово — нет. В какой-то момент это понял и сам Нео. И изменил тактику. Он больше не говорил понапрасну, он экономил — и силы, и слова. Как будто точно знал, что времени у него осталось немного. Нео стал приближаться к Пашке: осторожно приближаться, боясь вспугнуть. Поначалу Нео это удавалось, и в конце концов он приблизился бы к Пашке так, что не отвертишься. Пашка ничего бы и не заподозрил, если бы… Если бы не дырка на лбу Нео. Дырка увеличивалась! Дырка увеличивалась, грозилась превратиться в воронку и засосать в себя Пашку со всеми потрохами. Тогда, стоя на самой кромке сна, Пашка попытался взлететь, ускользнуть из-под носа Нео, как это случалось не раз с вурдалаками и зомби. Взлететь и помахать Нео с безопасной высоты. Но взлететь не получилось: руки, такие пернатые, такие легкие и бесстрашные, вдруг отказали Пашке. Тогда Пашка попытался просто убежать — как в жизни, — отталкиваясь носками и высоко подбрасывая зад, но из этого тоже ничего не вышло: ноги налились свинцом, корнями вросли в землю и предали хозяина. И Пашка понял, что это — конец.

Что спрятаться от ласкового Нео не удастся.

И когда он понял это, он проснулся.

Пробуждение особого облегчения не принесло. Пашка точно знал, что следующей ночью Нео объявится снова, как объявлялся в предыдущую. Так он и будет приходить, каждый раз подступая все ближе.

И когда-нибудь — завтра, послезавтра, через неделю — подойдет совсем близко. А дырка на лбу — дырка на лбу уже знает, что делать. Она сожрет Пашку и даже косточек не выплюнет. Можно, конечно, попытаться не спать совсем, но Пашка был вовсе не уверен, что способен на такой подвиг. Нет, Нео все равно его достанет, и к гадалке ходить не надо, как бабка говорит. А все из-за проклятого шарфа-рыбины. Черт дернул Пашку отнять шарф у Нео. Если бы он знал, что все так обернется! Он бы и пальцем шарфа не коснулся!..

Если Нео был ночным кошмаром Пашки, то шарф Нео стал кошмаром дневным.

Несколько раз Пашка перепрятывал чертов шарф: сначала он засунул рыбину между журналами на этажерке, потом воткнул в белую вазу, которой бабка никогда не пользовалась. Потом пришел черед курятника, потом Пашка зарыл шарф в огороде, под грядкой с укропом. Но толку от этого было мало: шарф тянул его к себе. И бабка! Бабка с ее длинным носом и нюхом, как у охотничьей собаки, в любой момент могла обнаружить рыбу с завязочками! Из-за этого Пашка два дня просидел дома как привязанный, чего за ним отродясь не водилось.