Пуля для звезды. (Пуля для звезды. Киноманьяк. Я должен был ее убить. Хотите стать вдовой?)

Продавец от Шавано с усилием произнес:

— У меня был заказ на вашей улице и…

У него перехватило дыхание, и он протянул пакет Франсуазе.

Она едва не сказала: «Это ошибка, я ничего не заказывала», — но вовремя поняла, что молодой человек делает ей подарок.

Франсуаза улыбнулась ему.

— Я очень тронута…

Немного приободренный, проглотив слюну, он добавил:

— Я видел вчера вечером фильм, это нечто неповторимое. Особенно вы…

Франсуаза быстро раскрыла бумагу, в которую была завернута коробочка фруктового мармелада, и вновь почувствовала волнение, охватившее ее.

— Я действительно очень признательна, — повторила она.

На лестничной клетке появился темноволосый молодой человек. На нем была белая виниловая куртка и серые фланелевые брюки. Лицо его понравилось Франсуазе, сразу пожелавшей, чтобы незнакомец оказался корреспондентом.

— Мадам Франсуаза Констан?

— Да, — ответила та, в то время как стушевавшийся Жерар отступил на шаг.

— Бруно Мерли из «Франс Пресс».

— Я жду вас. Еще раз спасибо, — обратилась она уже к продавцу от Шавано, и протянула ему руку: какая разница, что подумает об этом журналист. Рука Жерара была влажной.

Обрадованный Жерар улыбнулся, прежде чем повернуться к лестнице и сбежать вниз.

Франсуаза уже забыла о нем. «Без фотографа», — подумала она, предлагая Бруно Мерли войти. В конечном счете она не должна казаться слишком возбужденной…

Указав молодому человеку на диван, сама она уселась в кресле напротив. Прежде чем сесть, Бруно не глядя отбросил разложенные бумаги на подушку. Франсуазе стало стыдно за свою декорацию. Бруно извлек из кармана блокнот и авторучку.

— Как я вам сказал по телефону, мне хотелось бы получить кое-какие сведения о съемках и замысле «Скажите, что мы вышли». Да! Пока вы размышляете над этим, не могли бы вы мне назвать номер телефона мсье Эрналя? Его нет в театральном справочнике.

— 727–43–03, — ответила Франсуаза.

Перспектива сыграть героиню «Солнце в ноябре» настолько ее очаровала, что она никак не могла освоиться с мыслью, что молодой человек пришел по поводу фильма Жана-Габриэля, а не ради нее самой. Впрочем, не предполагала ли она, что любопытство журналиста затронет вопросы и о ней?

— Вы думаете, он меня сможет принять?

— Думаю, что да.

— Он окончательно ушел из кинематографа?

— Подобный вопрос надо задать ему самому!

— Полагаю, вы читали утреннюю прессу…

— Да, критики просто обезумели.

Смеясь, Бруно отбросил упавшую на лоб прядь волос.

— У меня нет телевизора, поэтому я не видел фильма…

Франсуаза нашла это признание очаровательным. «Он молод, откровенен и прямолинеен», — подумала она.

Мало кто на ее месте мог бы гордиться таким сочетанием.

— Я не предполагал, что пропущу такое событие, в противном случае что-нибудь придумал бы, — продолжил Бруно, вновь копаясь в кармане куртки.

Теперь он достал оттуда сложенный вдвое печатный лист. Это была страница бюллетеня «Франс Пресс» с ежедневным обзором телепрограмм, газетная страница предыдущего дня. Полный список съемочной группы «Скажите, что мы вышли» был помещен на видном месте, как и краткое содержание фильма.

— Вы и мсье Эрналь были на грани развода…

— В то время мы были мужем и женой.

— Я этого не знал.

Пока Бруно записывал, она взволнованно подумала о юном продавце от Шавано, уж тот-то знал все детали карьеры и частной жизни Франсуазы.

— Полагаю, вы не очень-то интересуетесь кинематографом? — позволила заметить она.

— Нет, это не моя специальность… но мне бы хотелось знать, что из себя представляет Фабрис Фонтень!

«Знаменитость, алкоголик, сексуальный маньяк!», — подумала она.

— Ну, естественно, он был очень известен…

— О нем не ходило сплетен?

«Сколько угодно, но не для печати!»

Вслух она продолжала:

— Я помню, что он беспробудно спал между съемками, но это несущественно!

— Имя Даниэль Пакен мне совершенно ничего не говорит, — продолжил Бруно. — Она все еще снимается?

— Нет, она снялась только в этом фильме, — ответила Франсуаза, похолодев от мысли о следующем вопросе.

— О Лене Лорд я тоже никогда не слышал, — признался журналист, предварительно бросив взгляд на страницу бюллетеня. — Она играла роль Лены…

— Да, девушки-горничной, этакой субретки, — слегка нервничая, ответила Франсуаза.

— Лена… Лена Лорд, что за сочетание?

— Ну, она решила оставить имя героини фильма… и добавила «Лорд» в надежде на мировую известность.

И, как Даниэль Пакен, она с тех пор не снималась?

— К несчастью, это так, — ответила Франсуаза. — В то время было много актрис-любительниц, снимавшихся в одном или двух фильмах, а затем сходивших со сцены.

Бруно удивленно посмотрел на нее:

— Разве так было не всегда?

«Какая я неловкая», — подумала Франсуаза.

Свое замешательство она прикрыла улыбкой:

— Я неудачно выразила свою мысль… Впрочем, у Жан-Габриэля был ограниченный бюджет, не позволявший привлекать знаменитостей. Я снималась без всякого гонорара, конечно… просто ради удовольствия!

Бруно что-то записал.

— У вас, случайно, не осталось фото этих двух девушек?

— Нет, не думаю.

Франсуаза изобразила удивление.

— И мне непонятен проявленный вами интерес к ним…

— У нас есть рубрика «Что с ними стало?». Кажется, это нравится читателям… Лично я нахожу подобные публикации несколько натянутыми.

— Если учесть, что Даниэль и Лена могут быть замужем, то я сомневаюсь, что им понравится эта запоздалая известность…

Франсуазе очень хотелось знать, что записал у себя в блокноте журналист.

— Кстати, я могу показать критические статьи того времени, — продолжала она. — У вас будет возможность сопоставить их с материалами, появившимися этим утром. Вы убедитесь, это очень познавательно.

Бруно протянул руку, чтобы взять пожелтевшие вырезки, и любезно, но без всякого комментария, пробежал по ним взглядом.

— Сколько времени заняли съемки?

— Двадцать два или двадцать три дня, для того времени — рекорд. Съемочная группа была сведена до минимума. Пять актеров, в их числе я считаю и Жан-Габриэля, и три техника. Для меня, привыкшей к масштабным съемкам, это было удивительно. Могу я предложить вам что-нибудь выпить? — продолжила Франсуаза, придвигая к себе поднос с бутылкой «Чинзано» и стаканами.

— Нет, спасибо, спиртного не употребляю.

Бруно перечитал все, что записал с начала встречи. По выражению его лица Франсуаза поняла, что он доволен полученной информацией.

— Вы бы хотели знать о моих дальнейших планах? — спросила она.

— Естественно, — вяло ответил Бруно.

— Я готовлюсь к театральной постановке, замечательная английская пьеса с двумя героями, название французского варианта еще не определено, а на телевидении — инсценировка «Солнца в ноябре».

Журналист отреагировал, но не так, как она рассчитывала.

— На телевидении? — недоверчиво переспросил молодой человек.

— Да, со мной только что связался… Дидье Фардель, — уточнила Франсуаза, слегка замявшись и покосившись на сценарий с записанной на обложке фамилией постановщика.

— Мне он незнаком…

— Так как у вас нет телевизора, это не удивительно, — суховато заметила она. — Речь идет о молодом режиссере.

Она с удовлетворением отметила, что гость собрался записать, но тот уже передумал.

— Очень любопытно, что автор не воспользовался успехом своей книги для съемок фильма, а обратился к телевидению…

«Он прав», — подумала Франсуаза, пораженная точностью замечания.

Внезапно чего-то испугавшись, она постаралась побороть страх и солгала:

— Мне кажется, что Дидье Фардель приходится родственником автору… Может быть, это все объясняет…

— Возможно.

Бруно принялся исписывать новый лист блокнота.

Эйфория, в которую Франсуаза погрузилась на целый час, созерцая открывающееся прекрасное будущее, развеялась. И все из-за небрежного замечания этого журналиста-новичка, ибо он явно был всего лишь дебютантом, этот молодой человек, старательно набрасывающий в своем смешном блокноте и отказывающийся выпить. Она вновь почувствовала себя жалкой и старой, как вчера…