Мальчик на качелях

Что касается Ольги, то оставалось надеяться, что я застану ее дома. Хорошо, Сотниченко позаботился узнать точный адрес.

Легкий на помин инспектор позвонил как раз в тот момент, когда Рита Елецкая, вызванная повесткой на девять утра, переступила порог кабинета.

Я показал ей на стул, но она осталась стоять у двери.

Понадобилось некоторое время, чтобы понять, о чем говорит Сотниченко. У меня были все основания заподозрить его в том, что он специально выбирает телефонные аппараты с плохой слышимостью.

– Алло! Алло! Это Скаргин? – Его голос пробился сквозь гул и треск на линии. – Алло! Вы слышите меня, Владимир Николаевич? Они уже там, уже там, поняли? – Откуда-то в телефонную трубку прорвался писк морзянки. Было слышно, как Сотниченко воюет с аппаратом. – Здесь собралась очередь, Владимир Николаевич… у меня мало времени. Специалисты уже там, вы поняли?

– Все понял, – сказал я, но он вряд ли слышал меня.

– Они в доме. Все в доме. Вы поняли? Буду звонить позже. – Он чертыхнулся, вешая трубку.

– Присаживайтесь, – предложил я Елецкой.

– Мне кажется, это какое-то недоразумение, – сказала она, не трогаясь с места. – Я не рассчитываю долго задерживаться у вас.

– Боюсь, что двумя минутами мы не обойдемся, – возразил я. – Вопросов у меня к вам много.

Она вздернула плечи, походкой манекенщицы прошла через кабинет и села.

– Какие же сведения вы рассчитываете получить от меня? – Рита говорила тоном, не оставлявшим сомнений в ее артистических способностях и желании их продемонстрировать. Сейчас она была само Удивление.

– Меня интересует ваш приятель Юрий Вышемирский. – Я не видел необходимости играть с ней в прятки, к тому же был уверен, что Коробейников известил ее, о чем говорили с ним работники милиции.

– Мы с Юрием были знакомы – это верно, но что из того? – притворно удивилась она. – У меня множество знакомых, почему вас интересует именно он?

– У меня сложилось мнение, что вы были не просто знакомы.

Вряд ли моя реплика понравилась ей. Тем не менее Елецкая решила перевоплотиться в Снисходительность и сделала это профессионально.

– Я певица, – вздохнула она. – У меня, да будет вам известно, нет личной жизни.

– А поклонники?

– О, их всегда больше, чем нужно. Мужчины тщеславны и падки на все, что труднодостижимо.

От Риты исходил стойкий дух светскости.

– Среди ваших знакомых есть мужчины, думающие иначе, – осторожно заметил я.

– Кто же это? – рассеянно спросила она.

– Михаил Мендозов, например.

Самообладанию Елецкой можно было позавидовать. Словно невидимый суфлер подсказал ей реплику из несуществующей пьесы:

– Ох, уж эти современные мещане! Они непобедимы, как клопы, и лживы, как нильские крокодилы.

Не нравилось мне начало разговора, не нравились ее афоризмы, не нравилась и сама Рита, но у нас, в милиции, как известно, собеседника не выбирают.

– Тем не менее Мендозов утверждает, что вы знали Вышемирского не менее десяти лет.

– Стаж важен для пенсии, – нравоучительно изрекла Елецкая. – В личных отношениях он не имеет решающего значения.

– Вы правы. Но о ваших отношениях с Вышемирским говорит не только Мендозов.

– «Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой», – процитировала Рита.

– Зотов, приятель Вышемирского, поделился с нами и более свежими сведениями.

Что-то случилось с суфлером, он искал и не находил подходящей реплики, но Рита на свой страх и риск мужественно вела сцену к счастливому финалу.

– Мендозов – моя первая и последняя ошибка. – Она, кажется, входила в образ кающейся грешницы. – Каждая женщина имеет право на ошибку. Совершив ее, она или исправляется, или идет по дурной дорожке.

Я был равнодушен к мелодраме. Кроме того, меня начинало раздражать пустое препирательство. Пришлось изменить тактику.

– Я не совсем понимаю, Рита, что заставляет вас так упорно отрицать очевидное. В доме Вышемирских совершено преступление, и если вы хотите внушить нам подозрение, если хотите, чтобы мы усомнились в вашей непричастности к нему, пожалуйста, продолжайте. Я вас внимательно выслушаю.

Суфлер, по всей видимости, бросил заранее заготовленный текст с афоризмами и обобщениями и покинул будку.

Она прикурила сигарету, затянулась, не обращая внимания на то, что делает это некрасиво. «Неплохой симптом», – подумал я.

– Дурацкий характер: если мне показывают на белое, я обязательно говорю, что это черное. – Она еще раз глубоко затянулась. – Во мне сидит дух противоречия. Спрашивается, какого черта я связалась с Вышемирским! Как старуха, осталась у разбитого корыта. С самого раннего детства он преследовал меня своей любовью. Выслеживал, подглядывал, как тень, ходил по пятам, потом стал назначать свидания. Я опаздывала на полчаса, на час, на полтора, а он все равно ждал… И с этим скотиной Мендозовым он меня познакомил, а когда узнал, что мы встречаемся, рыдал, как младенец. Ничтожество, тряпка! Упрекал, устраивал сцены ревности и сам же просил прощения… А недавно познакомился с какой-то девицей, наговорил мне кучу гадостей и ушел. И слава богу!

На кончике сигареты вырос столбик пепла. Елецкая точным и красивым щелчком сбросила его на середину пепельницы. Взялась ли она играть новую роль? Пожалуй, нет, скорее, хотела высказаться.

– У меня голос. Понимаете? К нам приходят специально, чтобы меня послушать. Мужики прохода не дают, и, между прочим, у каждого машина, деньги. А он хотел, чтобы я в трамвае за три копейки домой ездила. Не от мира сего был юноша. «Одевайся скромнее. Не надо ярко красить губы». Идиотизм! Я, говорит, люблю тебя, поэтому не общайся с посторонними мужчинами. А с кем общаться? С пассажирами в трамвае, со старухами у подъездов? Кто же против чувств? Но к ним должно прилагаться что-то посущественней… Да, да, и не смотрите на меня так. Приходится быть материалисткой. – Елецкая притушила сигарету. – Разве мне не хочется иметь семью? Хочется. Но что мог дать Вышемирский?

– Он был против брака с вами?

– Нет, но я поставила условие: выйду замуж только в том случае, если муж сможет меня обеспечить.

– Но Юрий хорошо зарабатывал.

– На комбинате? – презрительно фыркнула Рита. – Не смешите. Это крохи. С такой зарплатой не в ресторан, а в столовку ходить.

– Вас послушать, так в ресторан ходят воры.

– Я хочу сказать, что в рестораны должны ходить люди с деньгами. – Устами Елецкой говорила Умеренная дерзость. – Откуда брать деньги, мужчина должен решать сам, это не моя забота. Во всяком случае, на воровство я Вышемирского не толкала. Я имела в виду честно заработанные деньги.

– Поскольку вы продолжали поддерживать с ним отношения, можно сделать вывод, что Юрий исполнил ваше условие?

– Он добивался этого много лет, – ответила Рита и задумчиво закончила: – Вышемирский был настырным – этого у него не отнять.

– Достиг-таки материального благополучия?

– Только не спрашивайте как. Я не знаю. Он кидался из одной крайности в другую, пробовал сочинять рассказы, работал почтальоном, писал картины, а в итоге ничего не заработал. Но однажды, года два назад, пришел ко мне на репетицию в новом костюме, с цветами, и, представьте, у него были деньги…

3

Она заметила его еще издали, когда он вошел в пустой зал ресторана, но не подала вида.

– К тебе пришли, – сказал ей гитарист.

– Подождет, – небрежно ответила она. – Ему это полезно.

– Иди, иди, мы все равно должны поработать над вальсом. До вечера.

– Чао. – Она перекинула через плечо кожаную сумку и пошла к выходу.

– Рита, постой. – Юрий догнал ее в середине зала, протянул цветы. – У меня к тебе дело.

– Сколько раз тебя просить – не приходи на репетиции! – Она, не оборачиваясь, стремительно спускалась по лестнице. – Ты мне не муж и даже не любовник.

– Перестань, прошу тебя. – Он взял ее под руку.

– Отпусти, у тебя пальцы в краске. – Ей нравилось дразнить его. – Ну, ладно, пойдем, выясним отношения, но учти: раз и навсегда.