Я — убийца

Максим мельком осмотрел раздевалки, машинально поправил вешалки и вернулся на свой пост. Включил для проверки все камеры. Работают. Как часы. Внешняя показала Володю Кровеля, стоящего перед центром и упорно перебирающего огромную связку ключей.

«Если будет пробовать все по очереди — здесь и состарится», — подумал Максим и нажал кнопку электрозамка. Володя от щелчка вздрогнул и начал подозрительно оглядывать стены — не знает, что ли, где камера? Камера, правда, меньше булавочной головки, но Максим, придя сюда впервые, опытным взглядом обнаружил ее сразу.

Надо заметить, что название фитнесс-центра «Три толстяка» не совсем соответствовало истине. Толстяков было двое — Костя Баргузов и Петя Генин. Кровель, третий совладелец, был высоким, худым, сутуловатым, как все бывшие волейболисты. В центре он появлялся редко, крутил заработанные деньги на каком-то продовольственном рынке. Тем же, только на вещевом рынке, занимался и Генин, Так что полновластным — хозяином центра являлся, по сути, один Костя.

— Здорово, Макс. — Володя бросил. на стол сумку и оглядел коридор. — Зги два коммерсанта еще не появлялись? — В его голосе послышались неприязненные нотки, и Максим, в который уже раз, отметил: не все так безоблачно во взаимоотношениях троицы.

— Пока нет, — сухо ответил он, создавая видимость субординации.

— Заказов сегодня много?

— Как обычно, — пожал плечами Максим. — Несколько человек к Кире, два вечерних заказа на сауну, днем — банкиры, по абонементу.

— «Массажисток» просили? — Кровель поморщился, точно от зубной боли.

— Нет, только массажиста. Настоящего, — уточнил Максим.

— Что они, импотенты все, что ли, в тих, банках? — с раздражением процедил Молодя. И его можно было понять: «массажистки» давали основной доход фитнесс-центра. — Ладно, я у себя. — Он прошел в директорский кабинет. Каждый из трех совладельцев ежедневно подчеркивал, что этот кабинет — его, только его.

Максим проверил содержимое бара и холодильника. Удовлетворенно хмыкнул. Позвонил Кире — предупредить о заказах. Сбегал в ближайший магазин, где купил еще ящик пива на всякий случай. Аккуратно подклеил чек в журнал расходов. В этот момент одновременно загорелась лампочка вызова «интеркома» и раздался звонок в дверь.

— Слушаю, — бросил Максим в «интерком» и включил внешнюю камеру. Перед дверью стояли два толстяка, Костя и Петя, а за ними маячила невысокая фигура массажиста.

— Толстяки не звонили? — прорычал «интерком» голосом Кровеля.

— Прибыли явочным порядком, — ответил Максим и нажал кнопку электрозамка.

Коридор заполнился шумом, топотом и басовитым матом. Два толстяка никак не могли разом пройти в одну дверь, а уступать друг другу они не привыкли. Воспитание по позволяло. Максим вышел в коридор и предложил бросить монетку. Костя в задумчивости посмотрел на него. Петр же тем временем протиснулся в дверь.

— Бесполезно, — хмыкнул он, войдя в коридор. — У Константина все монетки — специальные. Он в «орла» и «решку» еще с колыбели натаскан.

— Тоже мне, образец честности, — огрызнулся Баргузов, заполняя собой дверной проем. Уж массажиста пропускать вперед он не собирался.

Толстяки скрылись за дверью директорского кабинета, и через десять секунд оттуда высунулась голова Кровеля.

— Макс! В течение получаса нас ни для кого нет!

— Ясно, — кивнул Максим и ушел в свой угол.

— Ну что, орел? — раздался из «интеркома» голос Баргузова. — Решил за наш счет помочь своему кенгу? Анас спросил?

— Тоном ниже, Бар, — прошипел Кровель. — Я тебе не мальчик, отчитываться перед тобой не намерен.

Максим протянул было руку, чтобы выключить «интерком», но отдернул ее. Толстяки наверняка услышат щелчок, а объясняться с ними не хотелось.

— Что значит — не намерен? — включился в разговор Генин. — Бабки-то общие. Ты можешь не брать свою долю процентов, но нашу, будь добр, верни.

— А я с тебя требую процент за твоего сапожника? Ну-ка, Петенька, скажи: яхоть раз упрекнул тебя этим кредитом?

— Заткнись! — рявкнул Костя. — Леха — наш общий кент, и мы обязаны ему помочь. Кроме того, мы с его бизнеса долю имеем, и ты это знаешь!

— А твоего козла мочить давно пора, — добавил Петр.

— За козла, Петенька, можно и ответить, — злобно прошипел Кровель. — За метлой следи чуток, базар-то фильтруй. — Послышалась какая-то возня, потом он продолжил: — Это — ваша доля. Хватит? И нечего козлить всех подряд.

— А мне сказали, ты ему без процентов дал, — с обидой протянул Баргузов. — Если так, то все заметано.

— Кто сказал-то, Бар?

С минуту все молчали. Потом Константин откашлялся и тихо произнес:

— Да есть тут один… Что скажешь, Петенька?

Генин молчал.

— А Леха-то когда отдаст? — вкрадчивым голосом спросил Костя.

— Неважно, — пробурчал Генин. — Я эти бабки сам в общак внесу.

— А ты не крутишь с нами, Петенька, а? Может, процентик с него все-таки дерешь?

— Гадом буду. Бар, — ни копейки! — обиделся Гении.

— Ладно, сухопарые мои, — снова заговорил Кровель. — У меня вот какой вопрос на обсуждение. Бабки мы вносили поровну, делим их — тоже поровну. Я тут немного прикинул. Вот листик. Посмотрите-ка, это любопытно. Эта цифра — то, что заработал вне бани Петр. Эта — моя. А вот этот круглый ноль — твой. Бар. Что получается? Мы бабки крутим — а ты жируешь. Занялся бы чем-нибудь, а? Девок здесь по ночам трахать занятие не очень для нас прибыльное.

— Э-э-э… — угрожающе промычал Константин. — Ты что, в натуре, совсем охренел? А братва накатит — ты, что ли, разбираться с ней будешь? Или ко мне прибежишь?

— До сих пор мы эти вопросы вместе решали… Или ты хочешь сказать, что я плачу тебе за крышу? Самому-то не смешно? Авторитет, твою мать…

— Я тебе пасть-то твою поганую сейчас заткну!

— Стоп! — прокричал Генин. — Успокойтесь вы, оба! Вова, кончай бузить. А ты, Бар, подумай. Может, тебе лучше свалить от нас?

— Ты тоже считаешь, что я этих денег не заработал?

— А чем ты их заработал? Тем, что девок по углам терроризируешь?

Послышался грохот. Потом мат, крики. Максим под шумок выключил «интерком». Очень вовремя. Тотчас хлопнула входная дверь, и в коридор вплыла Кира, заполнив помещение запахом фиалок Монмартра.

— Привет, — весело бросил ей Максим, по привычке восхищенно закатив глаза и разведя руками. — Мадемуазель, сегодня вы выглядите даже лучше, чем вчера.

— Привет, Макс. — Кира попробовала его имя на вкус, сморщила носик и откровенно уставилась на него, стремясь произвести впечатление новым макияжем. Впечатление оказалось не совсем то, на какое она рассчитывала, но все же. Вчера вечером Кирочка, очевидно, переутомилась, а в ее возрасте трудно это скрыть даже под самым искусным макияжем. Два еле заметных лучика в уголках глаз говорили о небрежном отношении ко сну, а сеточка морщин возле губ — о непреодолимом желании решить свои семейные проблемы, которое с каждым годом лишь усиливалось.

Кира давно и всерьез собралась замуж и не скрывала этого. «Нерушимые» и «вечные» трехмесячные связи, красной нитью проходящие через всю ее жизнь, надоели ей окончательно. Об этом она плакалась Максиму в свободные от посетителей минуты. Плакалась, мило воркуя и закатывая глазки.

Сквозь женщин она смотрела, точно сквозь оконное стекло, видела в них только источник дохода. Мужчин подразделяла на три основные категории. Первая до двадцати пяти и после шестидесяти — совершенно бесперспективная. По разным причинам. Те, что победнее, были неинтересны ей. Тем, что побогаче, — неинтересна она. Вторая категория — средний возраст с набором кредитных карточек. Причина ее бессонницы. Будучи, впрочем, дамой отнюдь не глупой, она понимала, что в ее возрасте — ближе к сорока, чем к тридцати — рассчитывать здесь также не на что. Поэтому весь накопленный запас сил и энергии она обращала на третью категорию — средний возраст, не сумевший себя реализовать. Стоило Кире узнать о высшем юридическом образовании Максима, как он тотчас же попал в сферу ее жизненных интересов. Рассуждала она при этом весьма тривиально, но, как ей казалось, логично. Вот, дескать, женится он на мне — я из него такого адвоката сделаю, что Резник и Падва заплачут горючими слезами от зависти в ответ. Максим на ее откровенные намеки только усмехался; флиртовать же старался осторожно, чтобы ненароком не обидеть ее всерьез.