Евангелие от Джексона

— Телеграмму принесла женщина? — наугад спросил Верховцев.

— Почему вы так решили, вовсе нет. Молодой человек, очень приятный, общительный, эдак ваших лет. Он уже второй год нас обслуживает, я частенько приглашал его попить чайку. Кстати, не желаете? У меня есть настоящий «Липтон», кузина из Англии прислала.

Верховцев вежливо отказался.

— Я ведь совсем одинок, — продолжил Вейлер. — Потому всегда рад пообщаться хоть за чайком с умным, образованным человеком.

— А с чего вы взяли, что молодой образованный человек будет заниматься разноской телеграмм?

— Или я этим не интересовался? Оказалось, он человек пишущий, с литературными, так выразиться, амбициями. Знаете теперешнюю молодежь: неуемная жажда творчества, желание на волне гласности сказать что-то новое, что-то свое, свежей рифмой поразить весь мир, а чтобы творить, нужно время. Вот он и подвизается на почте. Но вы ничего не подумайте — очень порядочный мальчик, я немножко в людях понимаю.

— Исаак Аронович, а как фамилия вашего коллеги по увлечению, который позвонил в Ленинград?

— Что вы, что вы! — смешно замахав руками, подскочил Вейлер. — Как можно? Я протестую! Впутывать такого человека, старинного друга! Догадались!

— Это не праздный интерес, работа, — сухо произнес Верховцев. — И ваши эмоции здесь напрасны.

Вейлер успокоился, замкнулся и какое-то время, опустив голову, сидел недвижимо, словно в оцепенении. Потом медленно поднял глаза.

— Молодой человек, вы представляете, скажем, Маргарет Тэтчер пьяной в хлам?

— Откровенно говоря, нет, — не сразу нашелся Верховцев, озадаченный такой постановкой вопроса.

— А своего непосредственного начальника в качестве шпиона тайваньской разведки?

— Тоже нет…

— Правильно! — с некоторой торжественностью в голосе заключил Вейлер. — Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Теоретически можно допустить все, что угодно, но практически, согласитесь, это исключено абсолютно. Так и здесь — не тот случай. Я просто не хочу, чтобы вы тратили время почем зря, оно у вас лишним не бывает. А посему я не назову имя этого человека. Для пользы же следствия.

— Как знаете. Это ваше право. — Верховцев закрыл записную книжку и принялся за оформление протокола.

…Вернувшись в райотдел, и сделав запрос относительно облигаций, он снова засел за подготовку к докладу. Увы, сегодняшний день прибавил еще одно дело, но мало что прояснил в общей картине следствия. Хотя одно обстоятельство представлялось весьма существенным: еще вчера-позавчера преступники были в городе.

Дверь отворилась и зашел коллега, Саша Братко, из следственного отдела.

— Олег, в театр не пойдешь? Есть лишний билет. Москвичи гастролируют, какая-то авангардная труппа.

— Какой там театр… Тут вон свой театр и свои гастролеры — не знаешь, за что хвататься и как разгребать. Опять сидеть до упора, дай бог к полуночи управиться.

Братко держал в руках свернутые в трубочку газеты.

— Сань, оставь почитать, — попросил Верховцев, — а то с этой работой совсем одичаешь.

— Вчерашние они…

— А-а, все равно, я и позавчерашних-то еще не держал.

— Тяжелый случай, — посочувствовал Братко и, положив прессу, удалился.

Где-то через час Верховцев надумал сделать паузу и взялся за газеты. Сначала пролистал «Советскую Латвию», затем развернул «Известия». Там, на последней странице была напечатана таблица розыгрыша облигаций трехпроцентного займа. Рука автоматически потянулась к записной книжке. И тут его подстерегала неожиданность, которую требовалось осмыслить. Олег впервые за целый день вынул сигарету, закурил. О, жизнь, как все-таки затейливы твои виражи и лабиринты — одна из похищенных у Вейлера облигаций выиграла пять тысяч!

Он решил упредить пожилого человека, избавить от лишнего визита в райотдел по этому поводу и по дороге домой, несмотря на поздний час, заскочил к нему.

Вейлер еще не ложился. Он довольно спокойно воспринял новость о том, что его ущерб от пропажи облигаций вырос ровно в два раза и только грустно улыбнулся:

— В Одессе на этот счет говорят: если не повезет, то и на родной сестре, простите, триппер поймаешь.

— Я вас понимаю, Исаак Аронович. Все так, но у этого факта есть и светлая сторона. Не стану обнадеживать, но у нас появился шанс, и, судя по всему, шанс неплохой…

— Возможно, возможно… — Вейлер с трудом подавил зевок. — Но за этот шанс неплохо и заплачено. Не так ли, инспектор?

Верховцев не нашелся что ответить: уж в чем в чем, а в этом его собеседник был прав.

— Спокойной ночи! — пожелал он Вейлеру, прощаясь.

XI

— Ну, лейтенант Верховцев, что мы имеем на текущий момент?

По воспаленным глазам шефа было видно, что простуда его доконала; говорил он глухо, в нос. Почти все утреннее совещание было посвящено случившемуся на днях групповому убийству в районе стеклозавода, квартирных дел коснулись лишь вскользь, и сейчас шеф приготовился внимательно выслушать подчиненного. На большом письменном столе привычная дюжина остро заточенных цветных карандашей, сложенных в ряд. Короткими пухлыми пальцами шеф перекладывал карандаши, меняя их местами. Перекладывал механически, бессистемно, собираясь с мыслями, концентрируясь на предстоящем докладе. Шеф у кого-то «слизал» это действо — нечто подобное Верховцев уже видел в детстве в фильме о разведчиках или читал в каком-то детективе, он точно не помнил.

— Вчера выезжал по очередной краже на улице Стадиона… — неуверенно начал Верховцев.

— Знаю, — перебил его шеф, на мгновение остановив перебор карандашей. — Седьмая кража за неполные две недели. Да-а… Вот ты сказал «по очередной», а очередь-то длинная? Конец виден? До пенсии размотаем?

Не находя скорого ответа, Верховцев замялся.

— Почерк все тот же? — спросил шеф уже без иронии.

— Очень похож.

— Я твои материалы не успел просмотреть, так что там похищено?

Олег подробно перечислил.

— Та-ак. А что соседи, дворник?..

— Никто ничего…

— Никто… ничего… никого… — лицо шефа начинало недобро мрачнеть. — Ну как в одной песне, что Пьеха поет. Скверный раскладец на текущий момент получается, а, лейтенант?

«…На текущий момент» было одним из любимых выражений шефа; «раскладец» по всем делам на этот самый момент вырисовывался действительно неважнецкий.

— Товарищ майор, но это еще не все, вот посмотрите…

Верховцев протянул шефу исписанный лист бумаги.

— «Но» — это уже хорошо, — бормотал шеф, вчитываясь в содержание, — «но» допускает неоднозначность оценки событий, также как «или» — наличие какой-то альтернативы.

Изучив бумагу, он отложил ее в сторону. Затем открыл холодильник, достал бутылку «Бжни», наполнил два стакана.

— Говорят, поздно пить «Боржоми», когда почки отвалились. — Шеф с удовольствием приложился к стакану. — Пей, Олег, минералка полезна, но когда почки на месте и желудок варит. «Боржомчика», правда, нет, дефицит, так что, чем богаты…

Он снова взял лист, повертел в руках и сложил вдвое.

— Так ты хочешь сказать, что кошка еще в комнате?

— Уверен, Вадим Юрьевич! — горячо выпалил Верховцев.

— Говори, говори!.. По глазам вижу — зацепился, — оживился шеф.

— Смотрите по датам: все предыдущие кражи произошли при длительном отсутствии хозяев, восемнадцать дней и больше. Предпоследнее заявление поступило от Межиньша третьего июля, но он с семьей отсутствовал в Риге с десятого июня. Последний же потерпевший, Вейлер, отсутствовал только четыре дня — уехал второго июля, а шестого неожиданно вернулся…

— Почему неожиданно? — перебил шеф.

— Его дочь уехала в санаторий; он собирался побыть в Ленинграде с внуком, пока она лечится, а тут знакомый позвонил, коллега по увлечению — Вейлер же филателист завзятый, фанатик — сообщил: сын знаменитого коллекционера Гейдемана распродает коллекцию отца.

— Гейдемана, говоришь? Это которого из-за марок убили? Что-то припоминаю, нашумевшее дело, на заре моей юности, я только в розыск пришел. Ну, дальше…