Месть Клеопатры

Через дорогу от церкви двое мужчин в автофургоне, оборудованном системой двойных зеркал, записывали всю сцену на видеокамеру. Трое других разгуливали по всему кварталу, в котором находилась церковь, держа в портфелях скрытые камеры, которыми они фотографировали номера машин.

По знаку распорядителя похорон появились служители похоронного бюро и торжественно обступили гроб. Еще один знак — и они подняли гроб, поставили на каталку и покатили к выходу. Оплакивающие покойницу встали со своих мест и потянулись следом за гробом.

На паперти служители похоронного бюро взвалили гроб на плечи и бережно понесли его по ступеням к катафалку. Люди Гектора Писсаро записывали и эту сцену, стараясь заснять лица всех, кто присутствовал на отпевании.

Фрэнк Кристофер с нетерпением дожидался конца церемонии: в офисе у него — уйма срочной бумажной работы. И, главное, ему необходимо было как можно скорее подыскать Кексу замену. Вдруг он почувствовал, как его обдало ароматом дорогих духов, а к спине прижалась женская грудь.

— Не оборачивайтесь, — прошептала женщина. — Подождите, пока все не разойдутся, а уж потом уходите. Через дорогу сидят люди Чи-Чи и все записывают на камеру.

Кристофер, ни секунды не колеблясь и даже не оглянувшись, оторвался от устремившейся к выходу толпы и вернулся на церковную скамью.

А Юдит Стерн, отойдя в тень, понаблюдала за тем, как он возвращается в церковь. Она сама ушла отсюда последней в веренице присутствовавших на отпевании. Остановившись на паперти, она достала платочек, в последний раз поднесла его к глазам и пошла по ступеням, стуча высокими каблучками и размышляя о том, что дела принимают для Роберто воистину дурной оборот.

— Ну?

Подняв голову от разложенных на столе бумаг, Гектор Писсаро поглядел на вернувшуюся с похорон Юдит.

Она прошла через весь кабинет и медленно опустилась в кресло у письменного стола. Положила сумочку на пол, закинула ногу на ногу и сказала:

— Подружка Роберто Барриоса была осведомительницей Ведомства генерального прокурора.

Писсаро откинулся в кресле, запустил пальцы в шевелюру.

— Я велю позаботиться о нем прямо сейчас.

— Кому?

— Одному из членов синдиката.

— Но если мы хотим продолжить работу над задуманным проектом, то он нам понадобится.

Однако, судя по выражению лица Писсаро, вопрос дискутированию не подлежал.

— Ему придется уйти, Юдит.

— Да, но к чему такая спешка? Выколотим из него все деньги, прежде чем отправить его… в отставку.

Он поразмышлял над ее словами.

— Ладно. Но не надо слишком затягивать с этим делом. Ходоки по бабам всегда опасны.

Она улыбнулась ему:

— Именно так, миленький.

Потянувшись за сумочкой, она достала оттуда золотую, в форме сердечка, пудреницу и принялась охорашиваться.

— И хотела бы добавить, что в этом деле лучше обойтись без наших постоянных сотрудников. Свидетели нам ни к чему.

— Но это ведь все надежные люди.

Она медленно покачала головой:

— Сегодня они надежные. Но что будет завтра, когда кто-нибудь из них схлопочет двадцать пять лет в федеральной тюрьме?

Писсаро улыбнулся. Улыбочка у него была не из приятных.

— Ты, как всегда, просчитываешь все наперед?

— А за что же еще ты мне платишь столько денег, миленький? Разве что еще кое за что.

Она сделала губы колечком.

Закурив сигарету, Писсаро сказал:

— Я поручу это наемному работнику.

Она опять улыбнулась:

— К чему транжирить деньги? Я сама обо всем позабочусь.

Энди Сивер зачерпнул ложкой майонез из серебряной миски и полил им печеный картофель. Поглядев через столик на Уэйда Хикса, связного между ЦРУ и ФБР, он заметил:

— Здесь всегда полно посетителей.

Они обедали во французском ресторане отеля «Баррингтон» — в строгом помещении, где, однако же, за столиками громко разговаривали и беспечно смеялись. Уэйд Хикс был крупным мужчиной с мясистым лицом и тяжелым подбородком; одобрительно осмотревшись по сторонам, он пригубил виски «Блэк Лейбл».

— Ну и как поживает Брекенридж? — осведомился Сивер, принимаясь за барашка.

— Думаю, он впоследствии будет признан одним из самых великих директоров.

— А что происходит с сотрудниками Управления, которые пытались воспрепятствовать его назначению?

Хикс напрягся.

— Ничего с ними не происходит.

— Мне кажется, он немного выждет, а потом расправится с ними в испытанном вашингтонском стиле.

Хикс улыбнулся:

— Это не его метод. — Поглядев на алый соус, которым сочилось его филе-миньон, он добавил: — Но я не удивлюсь, если произойдет определенное перераспределение обязанностей и смена приоритетов. Ну и кадровые перестановки, Энди, если уж речь зашла об отмщении.

— Естественно.

Сивер подцепил на вилку картофелину и отправил ее в рот.

— А как обстоят дела в Бюро?

— Актеры меняются, а на сцене разыгрывается с завидным постоянством один и тот же спектакль. В начале моей служебной карьеры при аресте одного человека надо было заполнить три голубых формуляра и четыре белых. В 71 году процедура была упрощена, а от формуляров решено было отказаться вовсе. И знаешь, что произошло потом?

— В 93-м ее опять усложнили и ввели три голубых формуляра и четыре белых.

— Ты попал в самую точку! — Покрутив ножкой бокала, Сивер признался: — Мы тренируем отряды по борьбе с терроризмом во взаимодействии с полицией на случай общественных беспорядков.

— Отличная идея.

Хикс отрезал кусок филе.

— Мы, как и в вашем ведомстве, ждем неприятностей от любого контингента, мыслимого и немыслимого.

— Ну, это естественно.

— А еще нас интересует, — невинно начал Сивер, счищая с картофелины кожуру, — не могли бы вы одолжить нам систему «Парапойнт». Разумеется, исключительно в целях тренировки.

Хикс бросил на него быстрый взгляд:

— С этим мне придется обращаться на самый верх.

— Разумеется, — невозмутимо отозвался Сивер.

Они замолчали, потому что к столику подошел официант. Они поизучали меню десертных блюд.

— Пирог с черникой — это просто замечательно, — сказал Сивер.

— Хорошо, пусть будет пирог с черникой. Платишь-то все равно ты. — После того как официант отошел от столика, Хикс допил виски и, в свою очередь, поинтересовался: — А у вас в департаменте есть кубинские иммигранты первого или второго поколения?

— Парочка есть.

Сивер насторожился в ожидании ответной просьбы.

— Мы ищем надежных людей, хорошо знающих Гавану и провинцию Сиего-де-Авила.

Сивер достал блокнотик и сделал пометку.

— Я проверю по картотеке.

Отрезая себе сочного пирога, Хикс сказал:

— Если мы их вам и одолжим, то без какой бы то ни было канцелярской волокиты.

— Насчет этого не беспокойся. По телефонному звонку их можно передать в ведение Полицейской академии на девяносто дней, а в дальнейшем продлевать этот срок хоть до бесконечности. И если вам угодно, мы и телефонограмму можем зашифровать. А потом вычеркнуть этот звонок из памяти абонентной сети.

— Это было бы замечательно.

Хикс облизал вилку.

Протокол предписывает платить по счету стороне, инициировавшей встречу. Поэтому заплатил — посредством кредитной карточки своего ведомства — Сивер. После чего спрятал карточку в бумажник.

— Это был великолепный ленч, Энди. Спасибо.

— Рад стараться.

Сивер предложил Хиксу выкурить короткую сигару.

Хикс охотно согласился. Неторопливо раскурив ее, он сказал:

— Насколько я понимаю, в последний уик-энд имел место визит на гасиенду.

— Да. Я просто без ума от гор Блю-Ридж.

Произнеся это, Сивер подумал, много ли известно Хиксу о том, чем именно он занимался на гасиенде. Он и его спутник.

Он препроводил друга к выходу и усадил в такси. Вернувшись в гостиницу, проследовал в кабинет администратора банкетного зала на верхнем этаже — большую и просторную комнату, увешанную картинами старых французских мастеров и украшенную великолепно аранжированными букетами свежесрезанных цветов. Какая-то парочка сидела у письменного стола, планируя рассадку гостей на предстоящей свадьбе. Сивер остановился у большого стола, принявшись безмятежно листать крупноформатные фотоальбомы со снимками серебряной и фарфоровой посуды, а также всевозможных букетов и цветочных гирлянд. Затем, подойдя к застекленному боксу администратора, заглянул внутрь. За изящным резным столом там сидела женщина. Их глаза встретились, вспыхнули светом тайного узнавания и сразу же разминулись. Он пошел прочь, спустился по лестнице к гостиничной стойке и сказал портье: