Сезон удачи

Горелов решил начать свою игру. Не бросать Баскина, нет, но сплавлять ему менее ценную информацию. Сливки же оставлять у себя.

Около года он копил свой архив. Но бумажки в ящике под паркетным полом сами по себе не грели. Они приобретают свою силу только тогда, когда они работают. С их помощью можно держать на крючке не один десяток сильных мира сего, а значит иметь деньги и некоторую, пусть тайную, власть.

Горелов четко знал, что большинство агентов и разведчиков «горят» на связи. Не на самой работе, не на сборе информации, а на встречах, на личном контакте.

Именно потому он так долго не решался встретиться с Павленко, которого выбрал себе в качестве пробного камня.

Готовился он по всем правилам: изучение места встречи и путей отхода, легендирование своего пребывания в точке, контрнаблюдение, грим, псевдоним.

«Парнасом» он назвал себя случайно. Просто пришло в голову красивое слово, точный смысл которого он не помнил. В первый момент он даже решил, что это конь с крыльями.

Словарь сообщил, что Парнас – гора, где жил Аполлон со своими музами. Подходяще! Вот Павленко и будет первой «музой» на этой горе. И регулярно будет петь свои песенки под мою дудку…

Для встречи с Павленко Горелов решил взять всего один документ. Самый убойный. Для начала хватит…

Горелов поплелся на кухню. В своей квартире он больше всего не любил это место. Здесь ему всегда вспоминалась жена. Не в кровати, не у телевизора, а здесь – у плиты, около гор грязной посуды, которую рано или поздно все равно приходилось мыть самому.

Завтракать не хотелось. Да и времени до встречи оставалось всего три часа. Не так уж много. Надо на всякий случай провериться, оставить машину на Ленинском проспекте у дальнего выхода из Парка Горького, а самому заранее подойти к главному входу. Даже если Павленко приведет с собой кого-нибудь, они не будут сразу вступать в игру. Им надо изучить противника, дать ему раскрыться, услышать его предложение. А он, Горелов, поведет Павленко через весь парк, а у Голицинских прудов бросит его и по дорожке устремится к боковому выходу, к своей машине. И уж тут его не догнать. Даже если им сообщат по рации – машинам не успеть развернуться от Крымского моста…

Савенков толкался у главного входа в Парк Горького с большим букетом астр. Он считал, что это была отличная маскировка – трудно представить себе сыщика такой комплекции, да еще с цветами. Так, перезрелый ухажер ждет даму своего сердца. Этот образ подчеркивали попеременные нетерпеливые взгляды на часы и вдаль, на толпу у колонн главного входа. Там, под одной из них стоял взволнованный Павленко.

Держался он сносно. Нервное состояние вполне соответствовало моменту. В сторону Савенкова не смотрел, помня строжайший запрет. Но зачем же все время чесать грудь, где был прилеплен микрофон!

Полдень. Час икс! Савенков чуть приблизился к Павленко, но развернулся к нему спиной. Так надежнее – именно в последнюю минуту «Парнас» будет самым внимательным образом рассматривать окружающих. Правда, можно пропустить момент встречи, но потерять их из виду Савенков не боялся – в карманах Павленко находились две большие зажигалки с радиомаячками. И не просто зажигалки, а с улыбающимися портретами кандидата в депутаты господина Павленко. От такого подарка «Парнас» не должен отказаться.

Когда в три минуты первого Савенков оглянулся, Павленко у колонны уже не было.

Очень не хотелось проявлять себя, но и отпускать объект более, чем на триста метров опасно… Савенков прикрылся букетом, извлек спрятанный под воротником рубашки наушник и водрузил его на место. Есть сигнал!

Он догнал их на центральной аллее.

Два уже немолодых человека шли неторопливо и с виду мирно беседовали о своих делах… На первый взгляд «Парнас» мог привлечь внимание только одним – нелепо смотрелась на нем в такую жару кепка – лужковка. Да еще огромные зеркальные очки, напрочь скрывающие глаза, и усы, более темные и пушистые, чем остальная растительность.

Савенков пристроился за парочкой метрах в десяти, отбросил букет и стал на ходу производить странные манипуляции в своей сумке. Сейчас, когда он их видел, радиосигнал от зажигалок был не нужен. Но приемник в сумке упорно не переключался на микрофоны, которыми был облеплен Павленко.

Наконец Савенков услышал голоса:

– Нет, господин Павленко, деньги меня не интересуют. Пока не интересуют.

– И что вы хотите?

– Хочу, чтоб вы были депутатом. Вы должны быть моим человеком в Думе.

– Зачем?

– Не спешите, Павленко. Всему свое время. И не бойтесь. Я не заставлю вас воровать. Так, мелкие услуги для больших людей.

– Но я мало что смогу там сделать.

– Сможете, Павленко. Тем более, надеюсь, вы там будете не один.

– А если я откажусь?

– Не откажетесь. До выборов, если я сброшу эти документы – вас прокатят с большим приветом. Народ не любит стукачей. А после выборов… Кстати, чтоб вы не отказались после выборов – напишите мне подробную бумагу.

– Какую?

– Напишите, кого и как вы закладывали. Напишите, что идете в думу не народу помогать, а деньги заколачивать.

– Зачем вам это, Парнас?

– Это будет моей гарантией, что вы с крючка раньше времени не соскочите… Через неделю я сам вас найду. Бумага всегда должна быть с вами… Прощайте, Павленко.

– Постойте. Я сувенир для вас приготовил. Зажигалка с моим портретом. Предвыборная, так сказать, агитация.

– Спасибо. Я не курю, но… Занятная вещица. Будем считать, что это знак вашего согласия сотрудничать. Прощайте…

Этого Савенков не ожидал – Парнас не пошел назад или к набережной, а повернул налево и почти побежал вверх по узкой дорожке, которая вела к Ленинскому проспекту.

Павленко тоже был в растерянности. Он смотрел то на удаляющегося Парнаса, то на замершего Савенкова, ожидая, что тот вскоре подойдет для «разбора полетов».

Но Савенков вдруг развернулся и побежал назад, к главному входу, где под Крымским мостом приютилась его «Волга».

Последний раз он так бегал будучи еще майором. Сдуру решил бежать кросс вместе со своим отделом. Да еще хотелось не ударить лицом в грязь перед подчиненными… К финишу он пришел, конечно, последним и в таком состоянии, что свалился на траву прямо перед генералом, которого просто не заметил из-за сплошного тумана в глазах.

Этот промах не повредил его карьере. Все запомнили, как генерал наклонился над ним и произнес: «Отдыхай, Савенков. Не надо тебе бегать. Твоя сила не в ногах, а в голове. Бегун ты хреновый, а аналитик отличный»…

Савенков уже видел колоннаду, которая плясала перед глазами и покрывалась яркими искорками. Пришлось притормозить. Иначе он добежит до своей машины и ляжет перед ней, как перед тем генералом…

«Волга» моментально завелась и, понимая ситуацию, неожиданно резво рванулась с места… Догнать Парнаса шансов было мало, но они были. Тот уже две-три минуты как сидел за рулем. И колеса его машины, скорее всего, были направлены от центра города. Значит, если Савенков на Калужской площади свернет направо и погонит по Ленинскому проспекту, то через пять минут может услышать в наушнике радиосигнал. Но это если Парнас не будет гнать с такой же скоростью, если он не свернет, не выбросит в окно зажигалку с маячком.

На Калужской площади два десятка машин перекрыли дорогу. Это не было пробкой. Они просто смирно ждали своего сигнала на правый поворот. Стояли у светофора и ждали! У них было время, а у Савенкова его не было.

Он рванул машину вправо и, выехав на тротуар, попытался пролезть без очереди.

Это ему удалось, но почти сразу, вырулив на Ленинский, Савенков услышал попискивание в левом ухе.

Сигнал усиливался… Притормозив в левом ряду, Савенков всматривался во встречный поток… На максимальном звуке он увидел его – в красной «семерке» промелькнул за рулем тип в зеркальных очках, в усах и кепке…

Разворачиваться в этом месте было нельзя. Не только против всяких правил, но и просто рискованно.