Пожилая дама в Голландии

На вокзале приятельницы были уже в полном сборе и образовали оживленную группку перед окном моего купе.

– У тебя впереди чудесный отпуск! Если не будет туши «Нина Риччи», купи «Макс Фактор»!

– Отлично отдохнешь! Не забудь купить пепельную краску для волос!

– Сразу же напиши! Не забудь о картофельной муке и «Бурде»!

Анджей, который не любил зря терять время, приехал точно к отходу поезда. Приятельницы тут же замолчали и начали махать платочками. Только тогда я заметила, что поезд тронулся. Я чувствовала себя подавленной и усталой, мне трудно было поверить, что я наконец еду. Однако, когда поезд миновал Западную Варшаву, сомнений не оставалось – я ехала!

И сразу же с меня спали напряжение, усталость и нервозность последних дней. Я забыла о предвыездных хлопотах. То, что я еду в Голландию, показалось мне вполне естественным, хотя еще три недели назад такая возможность вряд ли пришла бы мне в голову.

Я посмотрела на попутчиков.

Напротив меня сидела супружеская пара: муж толстый и лысеющий, жена в кофте грубой вязки, «вечной», бордовой, едва застегивающейся на внушительном бюсте. Я с удовлетворением отметила, что громоздящийся над ними багаж на полке в три раза больше моего.

На той же стороне, у двери, сидел молодой блондин в очках, который, едва поезд тронулся, начал дремать, вытянув перед собой ноги. Одет он был довольно неряшливо: заношенные джинсы, бурый свитер с высоким воротником на два номера больше, чем нужно. На вешалке за его спиной висела куртка из темно-зеленого тика.

Место рядом со мной было свободно, на следующем сидела элегантная на вид дама. Джерсовый костюм пепельного цвета и плоские каблуки туфель в своем единстве создавали ансамбль в старом, так называемом английском стиле. Казалось, она не обращает никакого внимания на окружающих, занятая осмотром каких-то вещей в большой спортивной сумке. Если бы не седеющие волосы и полное отсутствие малейших признаков косметики на лице, она бы выглядела значительно моложе. Тоненькие, но резкие морщины вокруг глаз и рта свидетельствовали о том, что их владелица не знает даже косметического крема. Прежде чем я решила дилемму – объясняется ли это гордостью, достоинством при встрече с приближающейся старостью или, наоборот, рабской покорностью времени, – поезд прибыл в Познань.

В коридоре началось движение. Люди, нагруженные багажом, сразу же загромоздили проход и создали еще большую суматоху.

Вдруг дверь нашего купе открылась, и в купе стремительно вошла женщина в лисьей шапке, украшенной сзади хвостом этого же животного. За женщиной вошел мужчина с двумя чемоданами. Женщина посмотрела на номер свободного места возле меня и сказала:

– Здесь.

Мужчина молча начал заталкивать чемоданы на полки, уже сильно забитые вещами.

Лицо женщины показалось мне знакомым. Худая, не безобразная, но и не особо красивая, сильно накрашенная, неопределенного возраста. «Где я ее видела, откуда ее знаю?» – ломала я голову.

Разместив чемоданы, мужчина сказал «до свидания» и вышел. Женщина сняла лисью шапку и положила ее на полку рядом с моей шляпкой от дождя.

И тогда я ее вдруг вспомнила. Ну конечно, это была та самая скандальная баба, которую я видела в голландском посольстве, только тогда на ней не было лисьей шапки с хвостом. Она пришла позже меня и встала в очередь за мной. Мы ждали подписания виз у секретаря, которого не было, и ожидание становилось бесконечным. Мне ужасно хотелось выпить кофе. Выяснив у служащей посольства, что секретарь явится не раньше чем через полчаса, я предупредила в очереди, что отойду минут на двадцать, и побежала в ближайшее кафе. Когда я вернулась и хотела занять свое место в очереди, эта самая мадам заявила с каменным спокойствием, что она меня не помнит и ни в коем случае не позволит встать перед собой. Я была вынуждена встать в хвост очереди, что стоило мне целых два часа потерянного времени.

Второй раз мы встретились в посольстве ФРГ. Сотрудник посольства выдавал визы, называя фамилии. Когда он вызвал Янину Голень, то ею оказалась та самая мадам из голландского посольства. И вот теперь, как назло, я вынуждена ехать с ней и к тому же еще сидеть рядом. Хорошенькая перспектива на двадцать часов езды!

Женщина в бордовой кофте еще перед Познанью начала вытаскивать из сумки какую-то еду. Ее толстый муж называл ее «мамочкой». Когда он собрался расправиться со второй половиной курицы, я вышла в коридор покурить.

Вернувшись в купе, я обнаружила, что лед молчания тронулся. «Мамочка» в бордовой кофте рассказывала попутчикам, что ее дочь вышла замуж за голландца, у нее трехлетний сын, а месяц назад родилась дочка. Теперь она едет повидать внучку, так как к внуку ездила уже три раза.

Я тоже разоткровенничалась и сказала, что еду к сыну и что моему внуку уже скоро семь.

– Вы не смотритесь на такого внука, у вас фигура как у девушки, – подарил мне комплимент толстый муж.

Я приняла его спокойно и с достоинством, ответив со вздохом:

– К сожалению, наши дети, – это ходячие метрики и не дают ничего скрыть. Раз уж бабушка, то ясно, что немолодая…

Понятно, что это высказывание не соответствовало моим истинным мыслям. По моему убеждению, нет ничего более смешного, чем быть бабушкой, когда старость кажется еще далекой, а ведь бабушки, насколько я помню с детства, всегда были старыми. Между тем стать бабушкой в сорок с небольшим соответствует всем законам природы.

– А вы тоже к детям и внукам? – Вопрос был адресован моей соседке. Мой закусивший визави был явно в хорошем настроении.

Вопрос как будто захватил ее врасплох. Прошла минута, прежде чем она ответила.

– Да-а-а, тоже еду к внуку, – не совсем уверенно протянула она.

– Он большой? – поинтересовалась теперь бабушка внучки.

– Н-нет… Ему два года…

– Вы, конечно, едете не в первый раз? – не отставал толстый муж.

– Не в первый. – В ее тоне было откровенное раздражение. Дав понять, что желает закончить разговор, она вынула из сумки какой-то иллюстрированный журнал и углубилась в чтение.

Чтобы сгладить неприятное впечатление от этой нелюбезной женщины, я сказала толстяку:

– А я еду в первый раз. Мой сын – стипендиат, и в Голландии я никогда не была.

– Ну, тогда вы насмотритесь, увидите все, чего у нас нет.

И супружеская чета в два голоса начала расписывать мне великолепно снабжаемые продовольственные магазины и торговые лотки. Не было сомнения в том, что критерием их оценки Голландии является снабжение продуктами питания ее магазинов.

– А я по просьбе сына везу ржаной хлеб и творог. При этих словах моя нелюбезная соседка подняла голову над журналом и изучающе посмотрела на меня.

– Нормального творога там не могут сделать, у них молоко не скисает, а сын любит творог, – объяснила я. – А черного хлеба у них вообще нет.

– Зато у них есть другое. В магазине прямо у вас на глазах автомат запакует хлеб, чтобы не засох, – с похвальной поспешностью поторопилась защитить голландские хлебобулочные изделия бабушка польско-голландских внуков.

От этих разговоров я почувствовала голод и вытащила бутерброды, а супруги принялись уплетать яблоки.

Перед границей атмосфера в купе претерпела заметную метаморфозу. Толстяк и его жена замолчали. Элегантная дама снова начала нервно осматривать свои дорожные сумки. Только молодой блондин в очках и дальше продолжал спокойно дремать. А моя соседка вдруг заинтересовалась моей особой и разговорилась. Спросила, в частности, куда я еду. Я не отважилась ответить молчанием, хотя она этого заслуживала за выходку в голландском посольстве. Ответила, что выхожу в Утрехте. Непонятно почему она восприняла этот ответ с энтузиазмом и сказала, что тоже там выходит. Потом она предложила мне выйти в коридор, где стала настойчиво предлагать «Марлборо». Мне с трудом удалось убедить ее, что я предпочитаю мой более дешевый «Ориент». Она явно старалась быть любезной. В какой-то момент она спросила:

– Вы действительно едете к внуку?