Коронация (ЛП)

— Нет. Запрещено организовывать мафию, используя террор и преступление в целях наживы.

— Мы не имеем ничего общего с мафией! — закричали все трое с самым благородным возмущением почти одновременно, так что голоса их слились в единый хор, тональность которого портили только хрипы, слетающие с разбитых губ Франко.

— Неправда! Вы лжете, а это очень некрасиво, — Каллаген погрозил им пальцем, — и я докажу вам, что вы лжете!

«Интересно, как, — подумал Витторио, — только за Франко тебе уже придется ответить, дорогуша. Все, что ты здесь делаешь, незаконно, ты не показал нам даже ордера на обыск. Все это кончится перед судом, а потом мы займемся тобой, лучше всего по методу Франко: ножки в цемент. Или нет, можно придумать и кое-что получше, специально для тебя». Трудно было понять случившееся: в полиции, в каждом штате, у них сидели свои осведомители, и вдруг такая неожиданность! Проклятье, ФБР создает новое отделение, а дон Ансельмо уже слишком стар, чтобы держать руку на пульсе. И им теперь приходится за это расплачиваться. В общем-то, все можно было объяснить, кроме одного: как полиции удалось проникнуть в резиденцию дона Ансельмо без единого выстрела?! Этого он не мог понять.

Каллаген, словно разгадав его мысли, объяснил:

— Вас интересует, как я сюда проник? Очень просто. Направляясь сюда, двое из вас проезжали место, где в автостраду вливается строящееся шоссе на Джексонвилл. Оттуда мы и провели туннель к вашему домику. Два года назад из тюрьмы в Чикаго вышел ваш приятель, некий Ломбарди. Мы следили за мальчиком, и он привел нас сюда. Два года велось наблюдение за домом, участком автострады, бензоколонкой… Длина туннеля достигла 300 метров — неплохая работа, правда? Две недели назад мы ударили заступом в стену подвала и устроились в нем. А потом оставалось ждать только появления таких гостей, как вы.

Я слышал, о чем вы разговаривали на первом этаже, у нас есть такие маленькие штучки, которые крепятся к потолку, и тогда становится слышно все, даже через полутораметровую стену. Но то, о чем вы собирались беседовать здесь, на втором этаже, я бы уже не смог услышать из подвала. Поэтому мне пришлось составить вам компанию. Теперь я буду слушать вас без всяких там электронных игрушек, хорошо? Я знаю, что вы многое можете порассказать: по крайней мере, один из вас «капо мафиозо». Он расскажет мне то, что я хочу знать, а знать мне хочется очень многое — я любопытен от природы.

Витторио обессилел, мысли его путались. Этот проклятый полицейский, с холодным взглядом и мягкими движениями профессионального убийцы, был прав. Работа действительно была неплоха, да что там — это была тонкая, красивая, до тошноты отличная работа! Они слышали все, что происходило на первом этаже, где их приветствовал шеф телохранителей дона Ансельмо — Андрее Риджи. Витторио лихорадочно старался припомнить, что он тогда говорил и не сказал ли он чего-нибудь, что теперь затруднит его защиту. Неожиданно на ночном столике затрещал телефон.

Каллаген достал револьвер, подошел к кровати и, приложив дуло к виску дона Ансельмо, приказал:

— Сними.

Бросив на него презрительный взгляд, старец отвернулся к стене. Телефон продолжал надрываться.

Тогда инспектор прыгнул к двери, резко распахнул ее и крикнул:

— А ну, тащите того, лысого! Только быстро!

На лестнице загремели торопливые шаги, и в комнату вбежал Андреа в сопровождении двух полицейских. Он бежал с высоко поднятыми руками, бледный, вытаращив глаза.

— Сними! — рявкнул Каллаген. — Быстро, если хочешь жить!

Андреа поднял трубку. Потом он растерянно повернулся к инспектору и проговорил дрожащим голосом:

— Просят вас.

Каллаген подошел к телефону.

— Инспектор Каллаген… так точно, господин полковник, все в полном порядке… да… что?! Но, шеф… шеф, послушайте же ради бога… если мы их передадим сейчас этим умникам в управление, то конец, все будет как всегда: процессы, освобождение под залог, старые трюки… нас снова надуют, шеф!.. Я понимаю, господин полковник, но у нас есть шанс, ничего подобного не было уже столько лет! Шеф, оставьте их мне на неделю… шеф, четыре дня, всего на четыре дня… умоляю вас, в понедельник я доставлю их в Карсон-Сити. Если я проиграю, то готов взять всю ответственность на себя — вы меня знаете! Но я не проиграю, здесь верный выигрыш, клянусь вам!.. Шеф, умоляю, дайте мне эти четверо суток… так точно, благодарю вас, шеф.

Положив трубку на рычаг, Каллаген вытер со лба пот и приказал своим людям:

— Отведите их вниз.

Стариком займемся позже. На первом этаже Витторио увидел врача и всю охрану дона Ансельмо. Они стояли лицом к стене, опираясь о нее поднятыми руками. Полицейские приказали врачу отправиться к умирающему, а «горилл» по одному вывели из салона. Им троим приказано было сесть в кресла и ждать. Витторио закрыл глаза. Давно уже он ничего не боялся — это все вокруг боялись его. Но теперь он вдруг припомнил, что такое страх.

Каллаген устроился напротив них, за письменным столом черного дерева, погасил в пепельнице окурок и сказал:

— Вы слышали: у нас есть четыре дня и четыре ночи. За эти четверо суток я узнаю от вас все об организации. Я буду вашим исповедником, а эта комната — исповедальней. Чем быстрее вы это поймете, тем лучше для вас! Кто начнет?

Избегая смотреть на него, все трое молчали. Витторио подумал, что комедия эта не может тянуться слишком долго, — он не сомневался, что весь спектакль рассчитан на запугивание и что их вот-вот заберут отсюда, чтобы перевезти в Карсон-Сити. Уж там-то он сумеет связаться со своим адвокатом! Вдруг он услышал: «Может, ты?», и заметил, что инспектор смотрит в его сторону.

— Я уже говорил, что не имею ничего общего с мафией и что все это похоже на трагическую ошибку. Ваше поведение противозаконно, нам даже не предъявили ордера на арест. Вы ответите за это — в нашей стране есть еще справедливость!

Каллаген скользнул по его лицу ироническим взглядом.

— Не пугай, пугать — это моя специальность. Как раз во имя справедливости я выжму из вас все, что вам известно. Я всю жизнь работаю в полиции, начинал с рядового, и у меня хватило времени наглядеться, как вы превращаете справедливость в проститутку. Четверо суток вам не дадут ни есть, ни пить, по ночам вас будут поливать водой, и таким образом я лишу вас сна. Даю вам несколько часов на размышление. Если вы не решитесь, вечером мои ребята приступят к делу.

Инспектор встал и, ни на кого не глядя, вышел. Они остались наедине с двумя рослыми полицейскими, каждый из которых держал руку на расстегнутой кобуре. Сначала Витторио не замечал, как быстро летит время. Ему казалось, что прошло минут сорок, но, когда он отогнул манжету у рубашки, удивлению его не было предела — пролетело уже более четырех часов! Инспектор несколько раз входил в салон и спрашивал, не готовы ли они. Ответом служило молчание. Полицейским принесли горячую пищу. Витторио не чувствовал голода, а только сухость в горле.

Вечером его отволокли в подвал и жестоко избили. Заслоняя лицо руками, он изо всех сил старался не кричать. После очередного удара в желудок, Витторио потерял сознание.

Очнулся он в своем кресле, в салоне. Одежда и лицо его были мокрые. Первое, что он заметил, был полицейский, поливающий из кружки бесчувственного Франко. Полицейские менялись каждые два часа и регулярно поливали их водой. Витторио дрожал от холода, белье его прилипло к телу, по коже бегали мурашки. Подобное, видимо, испытывали и остальные пленники — он слышал, как зубы Джулиано выбивали дробь.

Утром появился Каллаген и коротко спросил:

— Хватит с вас?.. Начнем?

Они ничего не ответили.

Полицейские завтракали и обедали в салоне, поглядывая при этом на них с явным удовольствием. Витторио, как ни странно, все еще не чувствовал голода. Жажда тоже больше не мучила его: он слизывал влагу с рук и сосал мокрую рубашку — этого вполне хватало. Только в животе вдруг начались сильные боли и оттуда, снизу, подкатывалась к горлу тошнота.