Опять воскресенье

Настало время подавать свадебный торт. Все гости, в том числе Малеса и советники, бурно зааплодировали.

Наконец тарелки, блюда, подносы опустели, в воздух взвился табачный дым и позы гостей изменились. Мануэль заметил, как дон Лотарио стал потихоньку пробираться в сторону капрала и двух советников с явным намерением к ним присоединиться. Плиний не спускал с него глаз. Едва дон Лотарио приблизился к ним, Малеса стал что-то нашептывать ему на ухо, а ветеринар внимательно слушал, слегка наклонив голову.

В эту минуту к Мануэлю подошел сват сообщить, что дону Лотарио не надо будет отвозить молодых домой за вещами, так как это сделает брат жениха. Для Мануэля эти слова не явились новостью: все уже было заранее оговорено, поэтому он слушал свата вполуха, искоса наблюдая за капралом и ветеринаром. Однако его внимание снова отвлекли гости, которые поднялись из-за столов и начали прощаться.

Увидев, что Альфонса с мужем тоже идут к нему прощаться, Мануэль почувствовал, как слезы подступили к его горлу. Этой минуты он боялся больше всего… И вот она настала… Не миновала его. Молодожены подошли к Мануэлю, крепко держась за руки, счастливые. В ответ на объятия новоиспеченного зятя он еще нашел в себе силы что-то сказать. Но, когда его шею обвили руки дочери, уже не смог вымолвить ни слова, а только натянуто улыбался и печально смотрел ей в глаза, подставляя лицо ее нежным поцелуям. А затем сжал ей руку и поцеловал в лоб. Этот волнующий миг запомнится ему на всю жизнь! Не успел Мануэль оправиться от волнения, как дочь уже отвернулась от него и стала прощаться с другими.

Грегория пошла вниз проводить молодых до выхода, но Мануэль не нашел в себе сил это сделать. Он уселся на свое прежнее место, теперь в одиночестве, быстрым движением руки смахнул с ресниц набежавшую слезу, залпом осушил бокал шампанского и закурил сигарету.

…Только он успел сделать несколько затяжек, как к нему не торопясь приблизились Малеса и дон Лотарио и в нерешительности остановились рядом.

– Что-нибудь случилось?

– Мы… мы тебе потом скажем, Мануэль…

– Да говорите же, в чем дело?

– …Дело в том, Мануэль, что дона Антонио нашли мертвым, – произнес наконец Малеса с несвойственной ему серьезностью.

– Когда?

– Два часа назад.

– Где?

– В подвале винного заводика на улице Сервера, который принадлежит Пабло Касасу.

Плиний взглянул на дона Лотарио, и в глазах его, еще омраченных недавним прощанием с молодыми, вспыхнуло удивление.

– Он свалился туда?

– Может, свалился, а может… его столкнули, Мануэль.

– Кто его нашел?

– Сам Пабло Касас. Соседи, которые живут рядом с заводом, обратили внимание на то, что из подвала плохо пахнет. Они сказали об этом Пабло, который, как вы знаете, не живет при заводе, да и завод сейчас не работает. Пабло Касас пошел туда, спустился в подвал и обнаружил тело доктора как раз под одним из «люков». [14] Он сразу же явился в суд, потом в аюнтамиенто и сообщил об этом, но, так как и я, и секретарь судьи, и сам судья, и судебный врач, и, разумеется, вы находились здесь, на свадьбе, его попросили немного подождать в полицейском участке.

– Правильно сделали. Как только гости начнут расходиться, доложите обо всем судье… А я присоединюсь к вам чуть позже.

Но уйти из казино оказалось совсем не просто. Гости, не зная, чем им заняться в такой час, слонялись по залам казино, толпились на террасе и в сквере. Мануэль хотел поскорее отвезти жену домой и отправиться к месту происшествия, но никак не мог выбрать удобного момента. Хорошо еще, что Грегория, узнав обо всем, отвела Мануэля в сторону и сказала, что поедет домой со своей сестрой. Так что Плиний и дон Лотарио попытались незаметно ускользнуть от гостей, но на террасе казино и в сквере им пришлось все-таки прощаться со многими.

Наконец они уселись в «Сеат-850», все еще украшенный белыми свадебными цветами.

– Чтобы в нашем городке, где на каждом шагу попадаются «люки» бесконечных винных погребков и подвалов, человек свалился туда или его столкнули и он разбился бы насмерть, такого еще никогда не бывало.

– Насколько мне помнится, нет, Мануэль. Здесь никому в голову не приходило покончить жизнь самоубийством или же убить кого-то таким образом… Возможно, потому, что мы тысячу раз изо дня в день ходим по этим «люкам». Как странно! Бедный Антонио!

– Притормозите на минутку возле здания суда, я узнаю, ушли ли судейские.

Но Плинию не пришлось выходить из машины, потому что по пути им повстречался Малеса, который сказал: «Нечего туда ходить, опознаватели трупов уже отправились к месту происшествия прямо со свадьбы, разряженные в пух и прах».

Пока они ехали к винному заводику на улицу Сервера, Плиний, глядя на свою праздничную форму и парадный костюм дона Лотарио, думал, что если и судейские в таком же виде, как и они, то опознавание трупа будет происходить в торжественной обстановке, под стать чопорности и изысканности городского судьи.

Машину пришлось поставить вдалеке, поскольку у ворот завода толпились зеваки. При появлении Мануэля и дона Лотарио все повернулись к ним. В воздухе чувствовался трупный запах.

– Мы явились вовремя, Мануэль. «Скорая помощь» еще не приезжала, – тихо сказал комиссару дон Лотарио, как только они вошли в зеленые ворота заводика, направляясь к подвалу, двери которого находились посреди огромного двора.

Двери охраняли два жандарма: они встретили Мануэля и дона Лотарио улыбками.

– Как прошла свадьба, Мануэль? – спросил тот, что был повыше ростом.

– Свадьба-то прошла хорошо, да только видите, что случилось.

Мануэль и дон Лотарио спустились в подвал по крутой сырой лестнице. И сразу же при дневном свете, проникавшем сюда сквозь решетки «люков», увидели большие красноватые глиняные кувшины, которые выстроились в ряд по обеим сторонам подвала. Комиссар и ветеринар протиснулись сквозь толпу собравшихся здесь соседей и любопытных. Еще два жандарма сдерживали натиск людей, не подпуская их близко к трупу. Судебный врач, низко склонясь и зажав двумя пальцами нос, обследовал мертвое тело доктора, которое казалось намного меньше, чем при жизни… По комочкам влажной земли, прилипшим к лицу доктора, можно было догадаться, что доктора нашли лежащим ничком и только теперь перевернули, а по тому, как он сжался в комок, можно было предположить, что в минуту смерти дон Антонио испытал сильную боль в животе. В густых черных волосах запеклись сгустки крови. Чуть поодаль виднелся раскрытый докторский саквояж, а часть его содержимого валялась на полу, поблескивая никелировкой.

Заложив руки за спину, дон Лотарио скорбно взирал на безжизненное тело своего бывшего друга.

– До вчерашнего вечера я был в Мадриде, – шепнул на ухо Мануэлю Пабло Касас, – моему сыну – студенту должны были сделать операцию.

– Значит, в последние дни ты сюда не заходил?

– Конечно, нет. Вчера ко мне домой явились несколько человек, которые живут поблизости от завода, и сказали, что из подвала плохо пахнет. Сегодня я пришел сюда посмотреть, в чем дело, и обнаружил труп. Сначала я хотел пойти прямо к тебе, но ты был на свадьбе…

– Судя по словам домработницы дона Антонио, – тихонько сказал Плиний дону Лотарио, – листок со списком больных, которых должен был посетить доктор в тот день, находится у него в кармане.

– Но он мог его выкинуть.

Мануэль немного подождал, надеясь, что судья сам догадается отдать распоряжение вынуть вещи из карманов покойного, но, видя, что его собираются уносить в санитарную машину, приблизился к судье и, как бы подсказывая ему, произнес:

– После того как вынут вещи из карманов доктора, надо бы посмотреть, нет ли среди них списка больных, которых он должен был посетить в тот день.

Судья внимательно выслушал комиссара и, подмигнув, дал знать, что все понял.

– Если сеньор судья не возражает, можете забирать труп, – сказал судебный врач подошедшим с носилками четырем санитарам.