Воровские истории города С

Кое-как семья стариков просуществовала месяц. Раиса не появлялась, обнаружилась только ближе к новой получке. Стала приносить голодающим дедке и бабке грибы и картошку, которые неизвестно где брала. И бабка эту помощь оценила. Снова Раиса стала вхожа в дом, снова главенствовала в застольях. Дожидалась получения следующей пенсии…

Деньги на этот раз удалось получить в ее отсутствие. Но, обмыв пенсию, дед с бабкой привычно заспорили, кому деньгами владеть. Дед обвинял бабку в том, что однажды она уже проворонила пенсию, бабка с не меньшим упорством обвиняла в пропаже денег деда. Слово за слово, дело дошло до рукопашной: дед порвал на бабке последний ее халат, а бабка, рассвирепев, пошла на деда с клюкой… Дед, струсив, не нашел ничего лучшего, как спасаться бегством и искать защиты у своей «дочульки». С трудом волоча обезножевшее тело по лестнице, он «убежал» двумя этажами выше, в квартиру Раисы. Бабка посылала ему вслед проклятия и грозила отделать его клюшкой. Она не знала, что в кармане дедовых штанов лежит вся его пенсия — больше тысячи рублей…

Когда к вечеру бабка Лида очухалась и рысью поскакала наверх, к Раисе, она застала деда храпящим на полу, чего с ним веком не бывало, а в кармане его штанов обнаружила лишь оставшиеся 400 рублей… Куда делись остальные деньги, Раиса «не знала». Но на этот раз воровка «постеснялась» взять все — взяла одну лишь (пятисотенную) бумажку… Остальные они за вечер пропили — от дедовых щедрот.

Протрезвев, бабка рвала на себе волосы, но Раису обвинять было бесполезно. Виноватым у нее оказался дед, который решил скрыться у воровки, лишь бы деньги не достались жене (несмотря на то, что она его постоянно обихаживала и кормила), и не уберег их. Он и был ею побит, да и не один раз. Дед терпел и молчал, понимая свою вину, лишь моргал под ругань жены глазами. А Вере, когда она узнала о пропаже, захотелось передушить уже всю троицу.

…За что ей такое наказание? Почему именно ее родители стали терять человеческий облик раньше, чем пришла дряхлость? Ведь с ними уже невозможно поговорить, чем-то поделиться, посоветоваться, тем более — найти у них понимания и защиты, простого человеческого сострадания! Почему именно ей привелось наблюдать, как они деградируют, из-за пьянства преждевременно теряют разум? Ну вот чем объяснить их последние поступки, если не безумием?

Вера тихо скрипела зубами и только радовалась, что воровка в своем доме «постеснялась» украсть все деньги. А мать снова оправдывала собутыльницу, твердя Вере, что дед мог вытрясти деньги где угодно… В милицию заявлять не стали. «Невинная» Раиса на правах друга дома преспокойно помогала старикам пропивать остатки денег…

Вера поклялась, что следующую пенсию украсть Раисе не даст, хотя отслеживать получение денег было нелегко: выдавали пенсию нерегулярно и с задержками. Поразмыслив, Вера уже понимала, на какие средства существует прохиндейка со всем своим семейством: водя крепкую «дружбу» с двумя-тремя престарелыми выпивохами и жертвуя обычно лишь стаканом спирта, она обкрадывает их в день получения пенсий и на эти средства существует. Байки ее про сбор и сдачу металлолома как основного «бизнеса» были просто блефом.

В один прекрасный день она просто почуяла, что именно сегодня деньги Раисой будут украдены.

Узнав, что пенсию старикам только что принесли, Вера бросила все и понеслась к родителям. В квартире она застала неразлучную троицу. Мать была совсем пьяна, а Зеленкова выглядела довольно бодро — как всегда. Наблюдая, как Раиса елозит по дивану, на котором большую часть времени проводит инвалид, Вера определила, что деньги отцом спрятаны именно там и пока что в целости. Смотреть, как пропойца прямо на глазах будет уводить деньги, вовсе не хотелось. Но выгнать ее из квартиры было делом нелегким. На Верины просьбы убраться восвояси воровка не реагировала: деньги гипнотизировали ее. Лишь когда дед, под напором Веры, попросил «дочульку» удалиться на время, она не посмела ослушаться.

Теперь Вера надеялась перепрятать деньги понадежнее: «сейф» отца был устроен прямо под покрывалом! (Не зря Раиса взволнованно утюжила диван своим широким задом). Но с отцом договориться ей не удалось: он расставаться с пенсией вовсе не собирался. На все увещевания Веры лишь перепрятать деньги подальше, он отвечал свирепо и, с ее точки зрения, безумно: «Еще чего! Мои деньги! Тебе отдать — чего захотела! Ну и пусть она украдет! Лучше Раиска, чем ты!» (С его-то точки зрения это было как раз умно: ведь Вера ему выпивку ни за что не принесет, а Райка когда-нибудь да «угостит»…)

Он замахнулся на дочку клюшкой… Этого Вера уже не снесла. «Ну и черт с вами! Живите как знаете! Лобзайтесь с ней!» Обида в тот момент затмила все. Она выскочила из квартиры… В тот же день вновь вернувшаяся к старикам Зеленкова ушла с добычей. На этот раз пропали не только деньги, но и паспорт, в котором они лежали, и книжка инвалида первой группы…

На следующий день все еще не протрезвевшие старики во всем обвиняли Веру: «Почему не забрала и сразу не спрятала деньги?! Надо было отнять!» Что Вера могла им ответить? Что все еще принимала их за своих благоразумных когда-то родителей, а их нынешний бред — за вполне обдуманные слова? Нет, нечего было ей сказать — все равно бы ее не поняли, да и не хотелось говорить.

Поход бабки в квартиру Зеленковой ничего не дал: «дочулька» делала удивленное лицо и не стеснялась божиться: дескать, ничего не брала. В милиции бабку Лиду и Веру даже слушать не стали: «Раз сами пускаете, сами и виноваты». Участковый, для очистки совести, все же сходил к Зеленковой. Побеседовал. Ничего нового не услышал. Муж и дочь всячески покрывали воровку и подтверждали ее алиби как могли.

Через три дня Вера снова застала Зеленкову у родителей… Та сидела за столом и в ус не дула. Бабка, зная уже наверняка, что это Раиска оставляет их на бобах, расставаться, как видно, с ней не желала… Вера сделала попытку самосуда и вытянула Зеленкову дедовой клюшкой по горбине, но мать тут же грудью кинулась защищать «невинную»… Та успела выскочить из квартиры невредимой.

Пропустив для верности пару недель, в преддверии следующего получения пенсии Раиса снова решила войти в доверие к соседке. Заявившись к бабке Лиде с безотказным «пропуском» — стаканом «шила», Раиса поинтересовалась, а где «Птроич», и услышала от бабки горестное: «Умер ведь дедко-то!..» Перекрестившись, Раиса попятилась из дверей…

…«Мать, когда ты бросишь пить, когда мы заживем, как все нормальные люди? Мне надоело жить как нищенке, просыпаться среди этого бардака, где вечно пахнет перегаром и ссаньем… Сделай что хочешь, только не пей. Ты не представляешь, как мне трудно с тобой. Если ты меня еще любишь, давай жить как все, как все нормальные люди!..» Такие или похожие слова не раз произносила дочь Раисы, пытаясь вернуть добрую, веселую свою маму к нормальной жизни. Но пути назад у Зеленковой уже не было. Легкая, безнаказанная нажива и зеленый змий привели ее к естественному концу. Свершился Божий суд, опередив беспомощный земной: «Птроича» Раиса пережила всего на год. Сколько-то стариков были наконец упасены от ее назойливой, убийственной «опеки», дочь — от позора, получив тихую могилку вместо вечно пьяной, опустившейся матери… Вере этот крест предстояло еще нести.

Не думаю, что «Птроич» и Раиса в мире ином вновь встретятся за «чекушкой» — скорее всего, они друг друга не отыщут. Но знаю точно, что в этом мире кто-то ежедневно продолжает идти за ними — упорно, след в след…

Как заработать any money [1]

Наконец Нина согласилась принять приглашение Николая Петровича, который неотвязно предлагал ей как-нибудь посетить его холостяцкую квартиру. С Николаем Петровичем Нина познакомилась недавно, и виделись они редко, но Николай Петрович, что называется, втюрился в Нину с первого своего холостяцкого взгляда, и это было заметно. Чтобы положить конец домогательствам (Николай Петрович ей был вовсе не симпатичен, но чувствовалось, что не отвяжется), теплым августовским днем Нина пришла по указанному адресу.