Голая королева

ернется, и этот прекрасный день наступит скоро. Я только что разговаривал с доктором: он меня заверил, что это вопрос дней. И тогда к тебе придет милиция и тебя отдадут под суд.

Верно… Доктор что-то такое говорил… Что приходили из милиции и хотели задать ей какие-то вопросы, но он отказал им! Но ведь, как ей доктор объяснил, милиция приходила, чтобы узнать подробности автокатастрофы?

– Какое? – настороженно спросила Алина.

– Преступление, ты хочешь сказать?

– Да…

– С тебя пока что хватит. Тебе нельзя много информации давать сразу, а то у тебя короткое замыкание может случиться…

Что-то резануло ее слух в этих словах, но она не успела вдуматься, что именно.

– Если хочешь, спроси у доктора Паршина, – усмехнулся Муж, – он в курсе. Милиция у него время от времени интересуется, как идут твои дела, скоро ли к тебе вернется память.

Это была правда, она об этом знала. Алина молчала, не глядя на Мужа.

– Зачем вы пришли мне это рассказывать?

– Не «вы», а «ты», я твой муж. Я не хочу, чтобы ты попала в лапы милиции, я не хочу, чтобы тебя судили. Я предпочитаю, чтобы память к тебе вовсе не вернулась… В конце концов, это не так уж важно – память; главное, чтобы мы были вместе. Главное – это семья, наша семья. Поэтому я хочу тебя забрать из больницы.

Алина наконец взглянула на него. Его глаза были довольно близко, и она разглядела эти светлые, пристальные и холодные глаза охотника, которые бдительно следят за передвижениями намеченной добычи.

– Ты ведь не хочешь, чтобы тебя арестовали?

Алина промолчала, с трудом сопротивляясь разом поднявшемуся в ней страху.

– Смотри, я не настаиваю. Хотя следовало бы. Ты ведь сейчас, как ребенок, не отвечаешь за свои решения. И мне приходится принимать решения за тебя – ведь ты моя жена. Но я не имею права на тебя давить. И я не хочу тебя пугать. Подумай. Только помни, что единственное, о чем я забочусь, – это о твоем спасении.

Он встал, будто собираясь уйти.

– Я не хочу, чтобы меня арестовали… – тихо и беспомощно проговорила Алина.

– Это разумно. Я приду за тобой завтра, в четыре. Будь во дворе, на этой же лавочке. Начинаются приемные часы, и нам будет легко пройти через ворота, – он окинул Алю взглядом. – Это хорошо, что на тебе джинсы и куртка… Оденься завтра так же. И мы поедем… – Муж отчего-то запнулся. – …к нам домой. Подальше от докторов, подальше от лечения. Нет памяти – нет и суда! Только ничего не говори доктору – я с ним все утрясу сам, когда ты уже будешь дома… Все, я пошел. Я не хочу, чтобы он видел нас вместе: он может догадаться, что я тебе сказал про это. С тобой про это запрещено говорить – они боятся, что у тебя может шок случиться, тогда у тебя крыша совсем поедет и ты вообще никогда ничего не вспомнишь…

И снова в его речи что-то резануло ее слух, будто фальшивая нота. Но она опять не сумела понять, что именно.

– … А они хотят, чтобы ты сама вспомнила, так тебя проще судить будет, – продолжал Муж. – Ему перед мен… милицией охота выслужиться, Паршину. Поняла?