Убили Винни

— Если ты начнешь людей стрелять, они тебя еще скорее найдут. Ты подумай: может, если будешь тихо сидеть, они тебя и не тронут?

— Не те люди.

На этом у него советы кончились, он стал галстук крутить.

— Ты где сейчас?

— Извини, не скажу. У меня даже мать не знает.

— У Келли твоей, что ли?

— Сдурел?

— У Тины тогда? У тебя еще какая-то Тина была.

— Слушай, отстань, а?

Рой то еще трепло, ему ведь за то и платят, чтобы он языком работал.

— Ладно, главное — не пропадай. Если что, на сотовый звони. И осторожней там, понял?

— Понял.

Он остался сидеть на своем аэродроме, а я вышел на Хо-стрит, поймал такси у рынка и поехал домой. Надо было проведать своих, да и есть уже хотелось. Что-то из того, что сказал Рой, мне очень не понравилось, но я пока не мог понять что. Так бывает: сперва только чуть-чуть проклевывается, а потом вдруг как обухом. В общем, сначала надо было все обдумать.

На Прайори-корт ничего со вчерашнего дня не изменилось, такая же дыра. У матери оправа так и сломана — денег нет в оптику сходить. Шарон, как всегда, ребенка кормит, а Козлина смотрит новости по телеку. Я купил у Азифа банку пива и поднялся на свой этаж. Все сразу зашумели, мать всполошилась:

— Ники, ты где был?

Шарон:

— Ники, привет!

Козлина тоже чего-то хрюкнул.

Мелкий обрадовался, прыгает, ложкой стучит…

Короче говоря, сел я за стол, мать еще банку бобов открыла, тосты сделала, а я им пока все рассказал. Точней, не все, а все, что им надо было знать:

— Вы меня не видели, не слышали, ясно?

Сказал, что я был с Ронни, когда тот отметелил двух жлобов в баре, а потом с Джимми Фоли, когда в него стреляли. Что хочу разобраться, что это за дела, а пока надо залечь, чтобы меня самого не пришили. Про другой свой план говорить не стал: смысла нет, только ор подымут. Сказал еще, что залег надежно, в другом районе.

Мама говорит:

— Ники, а может, лучше в полицию пойти? У них же есть там программа какая-то? Они свидетелей защищают…

На это никто даже ничего не ответил. Во-первых, пока копам от тебя ничего не надо, им на тебя наплевать. Это раз. А два — даже если не наплевать — что они могут сделать? Что, сержант Грант сопли мне будет вытирать? Паспорт они мне сменят? Бред! Они тут одному мужику сменили, переселили его аж в Чигвелл. И что? Он как первый раз в Уэст-Хэм приехал, так его и порезали. Его же пол Восточного видело, как он в 58-м автобусе ехал.

Посидели еще полчаса, телек посмотрели, потом я пошел. Вернулся тем же путем: через забор и по Уиннс-авеню. Потом угнал «Сьерру» и поехал в Чингфорд-Холл. Никогда не понимал, как у нас народ себе «Сьерры» покупает. Для статуса, может, и хорошо: круто типа, а ездить-то на ней нельзя. Ее у дома поставил, через двадцать минут — все, нету. Не знаю, если в спальне у себя ее держать, может, еще ничего, а так — без мазы.

На Уиннс-авеню их сразу пять штук стояло. У нас тут куда ни плюнь — одни «Сьерры» кругом: народ их в рассрочку покупает. Уже темнело, так что темно-синюю взял без проблем, прямо за углом. Вообще-то, до Чингфорд-Холла пешком быстрее дойдешь, но я прикинул, что, может, она мне еще потом понадобится. Ну, думаю, надо брать, благо их тут куда ни плюнь.

Надо было поговорить с Шантель: у меня уже начал вырисовываться кусок плана. Я сперва пошел к Рики, спросить, все ли чисто. Опять же и у него можно было что-то узнать.

Рики поглядел в глазок и открыл дверь.

— Ники, здорово!

— Здорово.

Он улыбнулся.

— Что, опять к сеструхе моей будешь подкатываться? Ну давай-давай, попытка не пытка.

— А дома она?

— Дома. Заходи. Ром с колой будешь?

— Буду.

— Ты иди сразу на кухню, а то они там видик смотрят. Я тебе принесу.

В гостиной было темно и светился экран. Мне его родители оттуда покричали: привет, Ники.

Пошел на кухню, а там — Норин. Бутер себе намазывает. Я с ней раньше никогда вот так вот, один на один, не был. Она улыбнулась:

— Привет, как жизнь молодая?

А у нее еще духи были какие-то — закачаешься.

— Какие у тебя зубы красивые, — говорю. Глупость, конечно, только я рядом с ней вообще ничего не соображал, у меня даже ноги тряслись.

— К зубному надо ходить. Ну что, как твои дела?

— Уходишь?

— Да вот на рейв собралась…

— Пойдем вместе, у меня тачка внизу.

Засмеялась, язык розовый. Мне пришлось присесть.

— А ты ее купил или покататься взял?

— Покататься.

— А обратно вернешь?

— Ну… вообще, идея хорошая. Может, и верну. Надо же, а я сам-то и не додумался. А если я тачку куплю — пойдешь?

Она села рядом на стол, наклонилась так, что можно было ей в блузку заглянуть, но я побоялся.

— Ники… Ники, я ведь уже тебе говорила. — Она помолчала минутку. — Я с ворами не встречаюсь. И с убийцами не встречаюсь. И с насильниками… — Она задумалась на секунду. — И с поджигателями, и с наркоманами, и с киллерами, и с теми, кто не может нормально машину водить. Понятно говорю?

— Слушай, а кто же тогда остается? Никого ведь!

— Да знаешь вот, есть кое-кто. А ты пока сюда не вписываешься, извини.

— Я не поджигатель.

— Ну да, это единственное, что ты «не». В общем, не встречаюсь я с уголовниками, понимаешь? И мне не надо, чтобы у меня мужика в разборке убили. Хочешь со мной встречаться?

— Хочу.

— Тогда решай. Завяжешь — посмотрим, может, и соглашусь.

Я подумал.

— Нет, это уж перебор будет…

— Ну, спасибо!

— Нет, я для тебя все сделаю, ты же знаешь, просто…

И тут бац — Рики приперся с подносом.

— Ну, как вы тут?

При нем уже нельзя было. Хотя я и сам не понял, хотел я дальше договаривать или нет. Ладно, в любом случае он напряжение снял. Норин пошла вымыть тарелку и все прочее. Я сидел и смотрел на ее попу. Потом она сделала мне ручкой и пошла в ванную. Под душ, наверно. Наверно, лифчик сняла.

— Нет, Рики, сестренка у тебя, конечно, что надо.

Он засмеялся:

— А то ж!

Он налил нам рома с колой. Я отпил, чувствую: тепло пошло. Потом понемногу оклемался. (Мне показалось, я после этого разговора час в трансе просидел.) Вспомнил, зачем пришел.

— Ты тех троих больше не видел?

— Тех, что Винни убили?

— Ну да.

Рики взял стакан, отпил, подумал. Потом еще отпил.

— Ники, еще раз говорю: они крутые. Если ты и дальше будешь, они тебя убьют…

Я пил ром и ждал.

— Лучше брось это все, съезди куда-нибудь. Ты мне друг, хочешь, я тебе через Норин дешевый билет устрою, отсидишься где-нибудь…

— Видел ты их? Может, не в доме, а вообще в районе?

— Одного видели в Сикамор-корт… Я не хочу, чтоб они и тебя порезали, понимаешь?

— Спасибо.

— Да не за что… Я вот, знаешь, что думаю: они ведь, если узнают, что я тебе сказал, они ведь могут и сюда прийти…

— Не бойся, не узнают.

— Неизвестно. Если они уже видели, как ты сюда шел…

Мы пили теплый ром, уже без колы. Потрепались, видак посмотрели, музыку послушали. Потом думаю, пора идти.

— Знаешь, я, пожалуй, пока тут у вас не буду светиться.

— Спасибо. Ты же меня знаешь: я не о себе, у меня родители.

Я его обнял, типа как благодарность. Не видел даже, как Норин уходила. Правда, потом год еще представлял, как она в душе моется. Потом пошел к Шантель. Паршивое, кстати, получилось мероприятие.

Копы на этаже уже не дежурили, никого видно не было. Спустился, постучал. Мне повезло, что она была дома, но дальше пошло хуже: открывает она дверь, смотрю: вся обколотая. Язык заплетается, ноги заплетаются, глаза вытаращены, зрачки в полглаза.

— Ой, Ники, здоро́во.

— Привет.

— Кофе будешь?

— Нет, спасибо. Ты как сама-то? Нормально?

— Нормально.

А у самой изо рта по подбородку течет.

С героинщиками лучше всего разговаривать либо когда им уколоться надо, либо когда они уже обкололись до полного пофигизма. Шантель все уже было глубоко фиолетово.