Свет дня

Мне не оставалось ничего иного, кроме как импровизировать, играть, как говорят, с лету!

Докурив сигарету, я снова вывел «линкольн» на трассу и уже часов в шесть вечера прибыл в Салоники. Там, хотя в этом вроде бы теперь не было особой необходимости, на всякий случай все-таки сразу же заехал в первый попавшийся гараж, дал дежурному автомеханику пару драхм, чтобы он загнал машину на гидравлический подъемник, — мол, снизу слышится небольшое, но явное дребезжание, надо бы проверить, не разболтались ли крепления… Нет, никаких следов свежих сварочных работ на днище не наблюдалось. Лично меня это, признаться, нисколько не удивило, поскольку для себя я уже твердо решил: если что и будет, так это только на обратном пути…

Я без особого труда нашел небольшой, но, похоже, совсем неплохой отель, сытно поужинал с бутылкой хорошего сухого вина (разумеется, за счет Харпера) и вскоре лег спать. Рано утром следующего дня я снова был уже в пути. От Салоник до границы с Турцией где-то около восьми часов езды, поэтому если приехать туда относительно поздно, то иногда можно увидеть, что пограничный таможенный пост уже закрыт, и, значит, хочешь не хочешь, придется ждать до следующего утра.

Впрочем, поскольку в дороге со мной ничего особенного не происходило, я добрался туда вовремя — где-то около четырех тридцати — и греческий пост прошел практически немедленно, без каких-либо проблем. Но вот на турецкой стороне пришлось минут двадцать подождать, пока там досматривали грузовики с фермерской продукцией. Когда фермеры наконец уехали, а я прошел в здание паспортного и таможенного контроля, там было уже практически пусто.

Так как меня прежде всего и в основном волновала машина, я преспокойно оставил мой паспорт и декларацию на стойке и сразу же направился к таможенному офицеру, чтобы показать ему дорожные документы…

Все, казалось, идет совершенно нормально: таможенный инспектор прошел со мной к «линкольну», бросил на него беглый взгляд — не более, — внимательно осмотрел содержимое моей дорожной сумки… Ему было скучно и очень хотелось побыстрее отправиться на заслуженный ужин. С одной или, лучше, двумя бутылками вина…

— Цель поездки? Туризм? — равнодушно поинтересовался инспектор, закончив осмотр.

— Да.

Мы вернулись в здание, где он быстро проштемпелевал все мои дорожные документы, вырвал несколько необходимых ему для отчета корешков из маршрутной книжечки и уже собирался мне ее вернуть, когда кто-то вдруг постучал меня сзади по плечу. Я недовольно обернулся…

Это был офицер паспортного контроля. С моим паспортом в правой руке. Мне показалось, что он просто хочет мне его вернуть. Я с улыбкой протянул было руку… но офицер покачал головой и, помахивая паспортом прямо перед моим носом, начал что-то говорить по-турецки.

Вообще-то я знаю арабский, точнее говоря, египетский вариант арабского, а в турецком немало арабских слов, но, поскольку турки произносят их очень смешно и к тому же используют множество персидских и древнетурецких слов и выражений, понимать их крайне трудно. Во всяком случае, мне. Поэтому в ответ на его тираду я только беспомощно пожал плечами. Тогда он произнес то же самое по-французски, и тут мне все стало ясно — мой паспорт просрочен. Причем на целых три месяца!

Я сразу же точно вспомнил, как все это случилось. У меня тогда образовались некоторые проблемы с ребятами из консульства Египта (или, как они предпочитали себя называть, «сотрудниками консульства Объединенной Арабской Республики»), но я, боюсь, отнесся к этому, попросту говоря, спустя рукава. Вообще-то мне всего лишь надо было, чтобы они обратились к англичанам с просьбой восстановить мое британское подданство, на которое я имел и по-прежнему имею полное право. Но, к сожалению, будучи тогда очень занят, я так и не нашел времени или, точнее сказать, просто не удосужился должным образом заполнить все требуемые бумаги. К тому же греческого вида на жительство мне было вполне достаточно, да и вообще… честно говоря, мне всегда было противно заполнять все эти скучнейшие и, на мой взгляд, совершенно бессмысленные бумаги, поэтому, когда началась вся эта заваруха с Вальтером К. Харпером, мне даже и в голову не пришло заглянуть в мой собственный паспорт. Знай я, что он просрочен, конечно же вел бы себя с этим офицером совершенно иначе. Все время говорил бы с ним, всячески отвлекал бы его внимание или придумал бы что-нибудь еще… Тогда, может быть, он просто не обратил бы внимания на эту чертову дату!

А затем началось то, что иначе как катастрофой не назовешь. Причем совершенно не по моей вине. Хотя… в каком-то смысле, конечно, и по моей тоже. Офицер категорически отказался поставить штамп в мой паспорт, сказал, что мне придется вернуться в Салоники и там постараться уладить вопрос с просроченной датой в египетском консульстве. Иначе… Увы, по известным только мне причинам, это было практически невозможно, но я даже не пробовал ему объяснять. Что толку? Во-первых, ему это в любом случае неинтересно, а во-вторых, все равно не понять.

В это время к нам подошел таможенник и, размахивая моей маршрутной картой, громко и не без некоторого возмущения заявил приблизительно следующее: машина уже прошла таможенный досмотр и с юридической точки зрения находится теперь на турецкой территории, но поскольку мне не дают разрешения пересечь границу и с юридической точки зрения я не на турецкой территории, то как, черт побери, я смогу забрать мой «линкольн» обратно? Неужели эта чертова дата так уж важна?! Подумаешь, каких-то три месяца… Не лучше ли поставить этот чертов въездной штамп и забыть про все неувязки? Да пусть катится куда хочет…

По крайней мере, мне казалось, что сказал он что-то вроде этого. Тут они все заговорили по-турецки еще быстрее, еще громче и вроде бы просто забыли о моем существовании. Останься мы с офицером наедине, может быть, мне и удалось бы его уговорить, подкупить — во всяком случае, я, само собой разумеется, попытался бы это сделать, и совсем не исключено, что мне бы это удалось. Но в присутствии таможенника такое было попросту бессмысленно. Дело закончилось тем, что они, так ни о чем и не договорившись, пошли решать вопрос к начальнику поста. Ну а я остался стоять и ждать — без паспорта, без документов, но зато почему-то с трясущимися поджилками, — надеясь только на чудо. А вдруг начальник плюнет на просроченную дату и даст указание пропустить меня?..

Если бы повезло, то в принципе такое вполне могло бы и произойти. Хотя если бы такое даже и случилось и меня все-таки пропустили бы, проблем, то есть серьезных проблем, все равно оставалось бы хоть отбавляй. Мне пришлось бы тогда либо постараться купить в Стамбуле египетский консульский штамп и подделать дату в моем паспорте — что было далеко не так просто, как могло бы показаться на первый взгляд, — либо попасть в британское консульство, заявить о якобы «пропаже моего британского паспорта» и попробовать всеми правдами и неправдами выудить у них временные проездные документы еще до того, как они сумеют все проверить, что тоже было весьма и весьма проблематично.

Так я и стоял в вестибюле пограничного поста, погруженный в горестные раздумья, под охраной вооруженного часового у двери, который смотрел на меня так, будто только и ждал, чтобы я дал ему хоть какой-нибудь повод меня застрелить. Я, конечно, изо всех сил пытался делать вид, что просто не замечаю его, но легче от этого все равно не становилось. Более того, из-за нервного перенапряжения у меня, похоже, начинался приступ несварения желудка…

Минут через десять офицер вернулся и поманил меня рукой. Мы прошли по коридору до казарменного вида двери почти в самом его конце.

— Ну и что дальше? — спросил я по-французски.

— С вами хочет поговорить начальник поста.

Он постучал в дверь, дождался не сразу последовавшего громкого приказа «Войдите!», открыл ее и ввел меня внутрь.

Маленькая, практически голая комната всего с несколькими стульями у стены и письменным столом с зеленым сукном в самом центре. За столом сидел человек где-то моего возраста, но в отличие от меня с очень морщинистым желтоватым лицом и одетый в военную форму — скорее всего, офицер государственной безопасности. Мой паспорт и дорожные документы лежали на столе перед ним. Выждав, как и положено, небольшую паузу, он поднял на меня глаза и на вполне приличном французском спросил: