Заказное убийство (сборник)

Я начинала терять терпение.

– Вы знали, какая у вашего мужа зарплата?

– Конечно, знала. – На миг вдова перестала рыдать и сердито посмотрела на меня.

– Стало быть, знали. Девяносто две тысячи долларов в год – это звучит неплохо. Во всяком случае, если сравнивать с зарплатой других девушек в южном Парк-Форесте или где там еще. Но яхту на эти деньги не купишь, дом тоже, на шикарную одежду не хватит, детей в Клэрмонт не пошлешь. Да еще эти роскошные автомобили... А блузка у вашей маленькой Терри? А взносы в «Морском клубе»? Просто из любопытства: сколько они составляют в год? Бьюсь об заклад: тысяч двадцать пять, не меньше.

– Вы ничего не понимаете! – Жанин выпрямилась, и в глазах ее вспыхнула ярость. – Вы не понимаете, как это ужасно, когда другие девочки имеют все, что захотят, а ты донашиваешь прошлогодние платья! Да, для меня это просто нож в сердце.

– Вы правы, я действительно этого не понимаю. В старших классах моей школы большинство девчонок имели по паре платьев и носили их до окончания школы. Вы где жили – кажется, в южном Парк-Форесте? Конечно, там район чуть пошикарнее, чем южный Чикаго, где я выросла, но не намного.

– Южный Парк-Форест! – фыркнула она. – Моя мать переехала туда позднее. А выросли мы в Лейк-Блаффе. У нас были собственные лошади. Отец имел яхту. Мы жили ниже, на этой же самой улице. Потом отец потерял все. Абсолютно все. Я училась тогда в средней школе, а Пейдж было восемь лет. Она не помнит всей бездны унижения, которая разверзлась перед нами. Как ужасно пялились на меня в школе! Мать продала фамильное серебро, продала драгоценности, но это ничего не дало. Потом отец застрелился, и мы уехали из Лейк-Блаффа. Мать была не в силах выносить жалостливые взгляды. Старая миссис Грэфалк изводила ее своими соболезнованиями. А в результате я вынуждена была пойти не в Северо-Западный университет, а в колледж Рузвельта, представляете?

– И вы решили во что бы то ни стало вернуться в Лейк-Блафф. А как насчет Филлипса, он тоже лейкблаффовец в изгнании, который вернулся обратно?

– Нет, Клейтон родился в Толедо. Он начал работать в «Юдоре Грэйн» с двадцати пяти лет и снял квартиру в южном Парк-Форесте. Там мы и познакомились.

– И вы решили, что у него есть будущее. И что ради вас он готов на все. А когда вы почувствовали, что все идет не так, как вы задумали?

– Когда родилась Терри. Мы все еще жили в этом ужасном трехкомнатном домишке. – Жанин почти кричала. – У Терри и Анны была одна комната. Всю одежду я покупала в Уиболдт. Я не могла больше выносить такую жизнь. И потом, Пейдж, Пейдж! Ей было всего восемнадцать, но она уже знала... знала...

– Что она знала?

Жанин взяла себя в руки.

– Она знала, как устраиваться в жизни, – тихо закончила она.

– Ясно. Вы не хотели, чтобы Пейдж перещеголяла вас. И решили надавить на мужа, чтобы он добывал побольше денег. Филлипс знал, что на одну зарплату ваши запросы не удовлетворишь, и решил поживиться за счет «Юдоры Грэйн». Кроме фальшивых счетов еще что-нибудь было?

– Нет-нет, больше ничего. На них он... зарабатывал еще сто тысяч в год. Он... он делал это не со всеми контрактами. Примерно с одним контрактом из десяти. И конечно, не забывал платить налоги.

– Еще и налоги платил? – поразилась я.

– Конечно. Он не хотел... не хотел, чтобы Федеральная налоговая служба устроила нам аудиторскую проверку. Мы заносили этот доход в графу «комиссионные». Ведь в налоговой службе не знали, полагаются ему комиссионные или нет.

– А затем появился Бум-Бум и нарушил Филлипсу всю игру.

Он начал рыться в бумагах, желая узнать, на какие средства обычный менеджер содержит такой офис, а кончил тем, что стал сравнивать накладные с данными первоначальных контрактов...

– Это было ужасно, – всхлипнула Жанин. – Он угрожал, что расскажет обо всем Дэвиду Аргусу. Карьера Клейтона была бы сломана. Его бы выгнали с работы, нам пришлось бы продать этот дом. Какой кошмар!

– Избавьте меня от ваших причитаний, – рявкнула я, чувствуя, как на правом виске начинает пульсировать жилка. – Вам пришлось выбирать между членством в «Морском клубе» и жизнью моего брата. – Жанин молчала. Я схватила ее за плечи и стала трясти. – Отвечайте же, черт вас побери! Вы решили, что мой брат должен умереть, чтобы вы могли и дальше носить платья от «Массандреа»? Ведь так все было? Так?

В ярости я выдернула ее из кресла. В гостиную вбежала миссис Каррингтон.

– Что здесь происходит? – заволновалась она.

Я орала на Жанин во все горло. Миссис Каррингтон схватила меня за руку.

– Вам лучше уйти. Не нужно расстраивать мою дочь. Если вы не уйдёте, я вызову полицию.

Ее скрипучий голос привел меня в чувство, и я взяла себя в руки.

– Вы правы, миссис Каррингтон, прошу извинить. Слишком увлеклась работой. – Я обернулась к Жанин: – Последний вопрос, и я ухожу. Можете предаваться скорби. Какую роль во всей этой истории играла Пейдж?

– Пейдж? – повторила Жанин, массируя плечо, и опять хитро улыбнулась. – Пейдж должна была приглядывать за Бум-Бумом. Но лучше вы сами с ней поговорите. Она ведь не выдала вам моих тайн, и я тоже не хочу ее подводить.

– Вот и правильно, – сказала миссис Каррингтон. – Сестры должны помогать друг другу. Ведь в конце концов семья – самое главное.

– Не считая яхты и квартиры на Астор-стрит, – заметила я.

Глава 24

Изучаю полисы

У ворот меня вырвало. Мимо на мопеде марки «пежо» промчалась Терри. Я проводила ее взглядом, вытирая губы салфеткой. Бум-Бум, ты погиб не зря, думала я. Дочка Филлипса может спокойно разъезжать на французском мопеде.

Я медленно добрела до «омеги», села за руль, но зажигание включила не сразу. Отчаянно ныло левое плечо – я переусердствовала, когда трясла Жанин.

Итак, причина смерти Бум-Бума установлена. Точнее, я получила подтверждение своим предыдущим подозрениям. У меня сосало под ложечкой – казалось, что при каждом вдохе кто-то втыкает мне иголку прямо под дых. Очевидно, именно это имеют в виду, когда говорят «душа болит». Болит не душа, болит под ложечкой. Лицо у меня было мокрое. Я провела пальцами по глазам, посмотрела, но это была не кровь, а слезы.

Я взглянула на часы. Час дня. Потом посмотрела в боковое зеркало. Лицо бледное, серые глаза по контрасту казались чуть ли не черными. Конечно, бывают дни, когда я выгляжу гораздо лучше, но ничего не попишешь. Я включила зажигание и медленно выехала на шоссе. Руки словно свинцом налились, и я с трудом удерживала руль. Неплохо было бы последовать совету лейтенанта Мэллори и уехать куда-нибудь поближе к солнцу. Отдохнуть пару недель. Вместо этого я остановилась возле дома Грэфалка.

Гараж находился за домом, слева. Но двери его были закрыты, машин я не видела и не могла определить, есть ли кто-нибудь дома. Я поднялась на парадное крыльцо и позвонила. Прошла минута, две. Я хотела позвонить еще раз, но тут дверь открыла коренастая горничная Карен. Она уставилась на меня недоверчивым взглядом – очевидно, запомнила, как я неделикатно интересовалась передвижениями мистера Грэфалка на прошлой неделе.

Я вручила ей свою визитную карточку.

– Миссис Грэфалк дома?

– Она вас ждет?

– Нет, я детектив. Хочу поговорить с ней о Клейтоне Филлипсе.

Горничная топталась на месте. Не знала, передавать хозяйке мою карточку или нет. После стычки с Жанин я порядком ослабела и сил затевать новый скандал уже не было. В это время высокий тонкий голос поинтересовался, кто пришел.

Горничная обернулась:

– Это женщина-детектив, миссис Грэфалк. Она хочет поговорить с вами о мистере Филлипсе.

В холл вышла миссис Грэфалк. Ее черные с проседью волосы были уложены в искусную прическу, выгодно оттенявшую высокие скулы. Миссис Грэфалк еще усилила эффект при помощи румян. Одета она была на выход: розовый шелковый костюм с широкой юбкой, переливающийся, весь в рюшах, жакет. Она взглянула на меня острым взглядом, но без враждебности. Взяла у Карен мою визитную карточку. Горничная сделала стойку, готовая по первому приказу выставить меня за дверь.