Человек семьи

22 апреля один из осведомителей Дойла в баре Ховарда Джонсона в Тарритауне позвонил ему и сказал, что Терли хочет встретиться и поговорить с Дойлом. Они договорились встретиться на стоянке машин у бара. Это было похоже на сотни других встреч, которые проводил Дойл; большинство из них были бесцельными попытками какого-нибудь бродяги слезть с "крючка", другие – откровенным надувательством. В половине случаев никто вообще не приходил – осведомитель пугался. Только путем тщательных проверок Дойл смог создать себе хорошую группу осведомителей, а без осведомителей не могло быть и никаких дел.

В данном случае Дойла заинтересовало то, что имя Терли ему что-то напоминало. Просмотрев свои огромные досье, он нашел только краткую ссылку. Лет десять назад именно Терли опознал тело некоего Стэна Станриловича, которого нашли висящим на крюке в грузовике мясной компании "Ройял". Всего через несколько недель после этого компанию прибрал к рукам Ал Сантини. Сантини подвергался нескольким арестам за растраты и уклонение от налогов, двум арестам за нарушение Закона Салливана. Ему были предъявлены одно обвинение в изнасиловании и одно в вымогательстве. Судимостей не было. В деле была ксерокопия небольшой газетной статьи, в которой имя Сантини было обведено кружком. В статье описывалось нападение на Пата в Бруклине, когда он получил Медаль Чести. Имя Сантини там появилось потому, что машина, на которой ездил Пат, была зарегистрирована на имя Сантини.

Глава 5

Поскольку Пат сравнительно поздно решил баллотироваться на пост губернатора, поездку "Три И" он мог совершить уже после начала кампании, но Уинберг считал, что ехать все же нужно.

– В Италию заезжать не так уж обязательно, – объяснил он, – потому что ты был там много раз, но эту кампанию ты выиграешь при помощи голосов, которые раньше Рокфеллер получил от ирландцев и евреев. Он крепко держался за голоса евреев. Теперь в связи с военной напряженностью, эмбарго на нефть и всем прочим крайне важно, чтобы ты съездил в Израиль. Также необходимо посетить Ирландию. Беспорядки в Северной Ирландии, бомбы и другое создали там сильное эмоциональное напряжение, и твой доклад избирателям будет очень полезен.

Констанца была угрюма и неразговорчива во время поездки, но успокоилась, увидев святые места Израиля. Она стала почти веселой после посещения Ватикана и аудиенции у Папы Римского. На третий день их пребывания в отеле "Шулбурн" в Дублине Пат получил телефонограмму от доктора Пиледжи. Потребовалось три часа, чтобы дозвониться через Атлантику.

Голос врача был охрипшим после сна.

– Привет, Пат. Здесь три часа ночи. Извини, что я не совсем бодр.

– Что случилось? – спросил Пат. – Что-то с ребенком?

– Пат, он очень болен. Ты знаешь, что его все время мучили респираторные заболевания. Сейчас у него развилось расширение бронхов, и у него сильный жар. Я взял на себя смелость поместить его в больницу вчера днем. Я не мог дозвониться до тебя.

– Расширение бронхов – это серьезно?

– Пат, все серьезно для такого ребенка. Он выкашливает гной и кровь, и у него накапливается жидкость в грудной клетке. Я поставил отсос и даю ему антибиотики.

– Ты думаешь, нам лучше вернуться прямо сейчас?

Врач помолчал и сказал:

– Он очень болен.

– Ладно, тогда мы прилетим следующим же рейсом. Ах, да, у нас же прием у Дермота Райана – архиепископа. Он может быть очень важным для меня с точки зрения выборов, но на него уйдет несколько часов, а вечером мы вылетим.

Пока Пат договаривал, Констанца вышла из ванной. Лицо ее было розовым после душа, короткие черные волосы привлекательно вились вокруг щек. В длинном, прилипшем к телу халате она была очень похожа на девушку, которая сопровождала Пата в Швейцарию. Это было так давно – тогда, когда изуродованные хромосомы только еще смешивались, создавая жизнь бедного Себастьяна. Конни вытирала волосы большим белым полотенцем.

– Что-нибудь не так?

– Ничего серьезного, – сказал Пат, – но мы вернемся домой на несколько дней раньше. Я закажу билеты на завтрашний вечер, если есть такой рейс.

– Я не против, – заметила Конни, садясь за столик и расчесывая волосы. – Я хочу побыстрее оказаться дома и снова увидеть Себастьяна. Никогда еще я не расставалась с ним так надолго.

– Постараемся оказаться там как можно быстрее. Пат получил горячий прием за ленчем, который организовали для него сотрудники архиепископа Райана.

Ирландцы проявляли дружелюбие ко всем, кто был полицейским в Нью-Йорке, да еще и католиком – у многих из них родственники служили в полиции. Пата опережал пресс-релиз, описывавший его как героя-копа и отмечавший, что он только что виделся с Папой Римским.

Пат нанял местного кинооператора, чтобы тот снимал его, когда он ходит по городу, и особенно во время беседы с архиепископом перед собором Святого Патрика. Из всего этого будет составлен фильм для демонстрации по телевидению и на различных собраниях.

Только тогда, когда они на лимузине ехали в аэропорт, Пат решил сказать Конни истинную причину того, почему они сократили поездку.

– Я не хотел тебя тревожить, Конни, и, может быть, беспокоиться особенно не о чем. Вчера вечером я говорил по телефону с доктором Пиледжи.

Конни резко вдохнула:

– Это Себастьян! Что-то случилось с Себастьяном!

– Успокойся, – сказал Пат. – У него что-то с легкими, но доктор Пиледжи смотрит за ним, дает ему антибиотики и делает все, что надо. Ты ничем не могла бы помочь, если бы и была там.

– Я знала, что я не должна была его оставлять! Я не должна была тебя слушать! Зачем вообще все это нужно? Твоя чертова, дурацкая кампания! А я на две недели оставила его одного. Это наказание Божье.

– Послушай, – сказал Пат, – он был под круглосуточным наблюдением сиделок. Если с ним что-то и случилось, то это случилось бы в любом случае.

– Я должна была быть с ним.

– Может, ничего серьезного и нет, – заметил Пат. – Ты же знаешь, с ним это бывало и раньше. С детьми такое бывает.

Констанца сверлила его глазами, полными ненависти:

– Вся ответственность за это на тебе.

Остаток пути Констанца почти не говорила. Она кусала губы, смотрела в иллюминатор и перебирала четки. Она даже отказалась сойти с самолета во время получасовой остановки в Шэнноне, пока ее не заставили это сделать, но и тогда она просто сидела в зале ожидания, не заходя ни в какие магазины.

Пат пытался дозвониться в Нью-Йорк из Шэннона, но не успел – объявили посадку. Когда самолет приземлился в аэропорту Кеннеди и трап был опущен, на борт поднялась бортпроводница. Она провела чету Конте в маленькую комнату в зале прибытия. Их там ждали отец Рэй, Сэм Мэсси и Арти Уинберг. Они выглядели мрачными.

Конни, казалось, сразу все поняла. Не успел никто и слова сказать, как она испустила душераздирающий вопль.

– Матерь Божья! Он умер! Себастьян умер! Умер! Папа, Бога ради, скажи мне!

Сэм молча подошел и обнял ее. Конни опустила голову ему на плечо и зарыдала. Рыдания выходили сухими, долгими стонами.

– Мой ребенок, мой ребенок, – говорила она. – Это наказание Божье!

Сэм, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. Он неловко похлопал ее по спине и сказал:

– Ничего, дорогая. Ничего.

Пат спросил отца Рэя:

– Что случилось?

Тот вздохнул:

– Он умер сегодня рано утром. Захлебнулся собственным гноем. Мы ничего не могли поделать. Антибиотики не помогали – инфекция зашла слишком далеко. Он был слаб, как ты знаешь, и его легкие были очень уязвимы. Доктор Пиледжи говорит, что такие дети редко живут даже столько. Это чудо, что он прожил так долго.

Констанца подняла лицо с плеча Сэма. Оно было покрыто красными пятнами, как будто она подхватила какую-нибудь странную кожную болезнь. Ресницы слиплись от слез, глаза смотрели прямо перед собой. Мужчины молча смотрели на нее, когда она сделала несколько глубоких вздохов, стараясь овладеть своим голосом, и взглянула на Пата.