Знахарь. Путевка в «Кресты»
Знахарь. Путевка в «Кресты» читать книгу онлайн
Он был «скорой помощью» для пациентов, талантливым врачом-реаниматором. Судьба и измена близких сделали его заключенным. На зоне он перестал быть Константином Разиным и стал знахарем по прозвищу Костоправ. Но даже там он никогда не изменял клятве Гиппократа и кодексу чести. Поэтому он обязательно должен выжить и отомстить.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
от автора
За помощь, оказанную при написании романа, автор выражает благодарность
Василию Моргуну (Васо) и Татьяне Алхазовой.
Это все началось… Да я не помню числа! Где-то осенью, тогда, когда у легавых случается их профессиональный мусорской праздник. Когда они бухают, собаки. Вот и добухались, подлые, до того, что подвигли меня написать «Знахаря». Впрочем, не только они причастны к этому проекту. Короче, обо всем по порядку…
В тот день я должен был встретиться со своей девчонкой. Мы забили стрелу возле метро «Парк Победы». И я подошел чуть пораньше. А дальше случился вот такой геморрой.
Я нашел документы. Не все ли равно, чьи. Какого-то чела. И, как правильный налогоплательщик, пописался с ними, придурок, в мусарню: типа, вот он я, такой распрекрасный, скидываю найденную ксиву вам, а не забираю себе на всякие там темные делишки и прочее.
Ближайшим ко мне пикетом (или как это у них называется?) было отделение метрополитеновской мусарни на станции «Парк Победы». Вот туда я и зарулил. А дальше…
…А дальше гордись, дорогой читатель, тем, что платишь налоги за то, что тебя «охраняет» такое поганое быдло. Все менты делятся на две категории — собственно менты и МУСОРА. Притом последние сейчас преобладают в пропорции как минимум 10:1. Крышуют лохотронщиков, дерут хрусты с несчастных бабулек, торгующих редиской. Бухают, падлы, даже не сдав у себя в мусарне оружия.
Вот на таких-то я и напоролся, стоило мне выйти обратно на свежий воздух.
— Ну и хрен ли тебя отпустили? — Их было двое. И они отследили, что со мной симпатичная девочка, с которой я перестрелился, только выйдя из пикета. — Ты щас, чмырина, с нами поедешь, на тебя повесят… — Козлина в кожаной куртке с погонами взял меня за отвороты клифта. Второй пытался уже обнять мою шмару. А мимо нас шли люди, которым было совершенно по барабану, что происходит вокруг. Ну и как в такой ситуации поступать?
Бить в лобешик? Я мастер спорта по боксу, я тренируюсь сейчас к боям без правил в кое. Я при желании бы этих двоих просто угробил. Но метрах в тридцати от нас стояла еще одна мусорская парочка. С волынами. С резиновыми дубинами. С повышенными ментовскими амбициями.
А кроме того у моей девочки в сумочке лежало два стошечных чека — она в то время торчала на герыче. Если бы нас замели в мусорскую и она бы не успела их скинуть, то попала бы по полной программе…
И я умылся тогда. Я, мерзопакостно и подобострастно лыбясь, сюсюкая: «Да ребята, ну что вы, ну что вы…», сумел оторваться от мусоров и, главное, оторвать от них свою Любу. Что-то переклинило, пожалуй, в их скудных извилинах, и они вдруг — совершенно неожиданно для нас — отвалили. Но оставили у меня в душе такой поганый осадок… Наверное, именно тот осадок, которого мне только и не хватало, чтобы написать «Знахаря».
Если бы на меня так наехали не менты, а пацаны, даже на сто пудов отмороженные, я бы знал, кому гнать предъяву на них. Но мусора… Руки коротки у меня. И пускай эти мрази бухают и дальше. Пускай мнут мокрощелок неумных. Пускай… Аз водастся им по заслугам…
Менты — это одно. А второе, и самое главное: меня уже давно тошнит от той «литературы» про лагеря, которой завалены книжные столики возле станций метро. В которой цирики лазают внутри зоны с огнестрельным оружием. В которой воры, обращаясь друг к другу, говорят: «Мужики», в которой… Я не буду вам называть имени автора, но этот лох неученый смеет писать от лица вора в законе. И первое, что делает этот «в законе», отчалившись, так это… целует взасос проститутку. Минетчицу!!! Защеканку!!! Вор в законе?!!
Книга летит в растопку! Я делаю удивленную рожу: «Да разве можно такое?..» И готов перевернуть с головы на ноги всю ту бодягу, которую пытаются вам выдать за правду о «Крестах» и о зоне. И пишу…
Вот она — правда! Не такая документальная, как у А. Солженицына. С небольшими перегибами и прикрасами, что свойственно большинству художественных произведений подобного толка. Выведенная не настолько математически точно, чтобы я не выглядел публицистом. А потому, братва, в свое время прошедшая через кичу или чалящаяся сейчас в крытках и зонах, отнеситесь к этой ботве с пониманием. С одной стороны, что-то в этом проекте может показаться вам чересчур упрощенным и облегченным. Но ведь, с другой стороны…
Впрочем, хватит прелюдий!
Читайте.
Наслаждайтесь.
Учитесь… И не попадайтесь.
Сначала была темнота. И пустота. И никаких ощущений. И никаких мыслей.
НИЧЕГО ВООБЩЕ! Словно до сотворения мира.
Потом… Не от тела и не от души… из ниоткуда пришло предположение: «Наверное, я умер. Конечно же, конечно, я умер и скоро узнаю, что такое Чистилище».
И, кажется, я начал с нетерпением ждать, когда же наступит это «скоро». И появится хоть какая-нибудь определенность. Пусть страшная и жестокая, пусть уродливая и мерзкая. Все равно, какая. Всяко лучше, чем витать в небытии и не знать, что у тебя впереди. Я никогда в жизни не любил неизвестности. И терпеть не мог чего-нибудь ждать.
Определенность пришла ко мне в обличии боли. Сперва почти незаметная, она поднялась откуда-то из глубин и медленно, но уверенно подчинила себе все мое тело от пальцев ног до кончиков волос на макушке; придавила меня, словно мощный пневматический пресс; разложила меня на атомы — дикая нестерпимая боль, не дающая ни мгновения передышки…
Зато теперь я был уверен, что жив. Хотя и болен. Избит. Основательно обработан, словно хорошая отбивная. Растерзан будто кошка собачьей свадьбой.
Я напрягся. Я сосредоточился. И попробовал определить, что же у меня болит. Какие органы повреждены. Ведь я врач. У меня это не должно вызвать никаких затруднений. Но…
Черта с два! Ничего я не определил, кроме того, что болит все тело. Равномерно. И руки, и ноги. И кожа, и рожа. Все, все, все! И в какую же мясорубку я угодил?
Я попробовал вспомнить. Я попытался предположить, что же такое могло со мной приключиться. Нарвался на хулиганов? Угодил под машину? А может быть, «скорая», на которой работаю, попала в аварию?
Нет, здесь было нечто другое. И это «другое» крутилось где-то на границе сознания, но как я не напрягался, вытолкнуть его наружу не удавалось. Я ничего не мог вспомнить. Вообще ничего!
Амнезия?! Кома?!
Распроклятье!!!
А кроме этого, я никак не мог сообразить, где нахожусь. Почему лежу — вернее, валяюсь — не в больничной кровати, а на чем-то холодном и жестком. Я собрался с силами и попытался пощупать — на чем же? Это ничтожнейшее усилие вызвало такую острую, настолько безумную вспышку боли, что я опять потерял сознание. Или мне так показалось? Во всяком случае, похоже на то, что кратковременная отключка все же была, но, несмотря на это, я успел почувствовать и зафиксировать в сознании, что подо мной камень. Или бетон? Или асфальт? Нет, асфальт шершавый, а это — то, на чем я валяюсь — гладкое и сырое, словно недавно смочили водой. Может, недавно закончился дождь? Твою мать! Да куда же все-таки меня занесло?!!
Я сосредоточился, приготовился к тому, что сейчас снова будет нестерпимо больно, и размежил веки…
И ничего! Ни огонька, ни отблеска света! Ни единого звука.
И воздух… Одновременно и спертый, и сырой, и холодный.
И запах… Что-то он мне напоминал. Или я ошибался? Или у меня сейчас было искажено восприятие окружающей действительности, вывернуты наизнанку все чувства?
«Наверное, именно так должен выглядеть Ад, — предположил я. — Правда, насколько я знаю, в Аду должно быть жарко. Там должно быть нестерпимое пекло. А здесь, в этом (помещении? комнате? камере?)… в этом пространстве небывалая холодина. Словно зимой. Хотя на улице лето. (Почему то я знал, что на улице лето.) А может, меня сунули в холодильник, решили чуть-чуть подморозить, прежде чем бросить в котел? Хм, черти держат грешников в холодильнике-карантине перед тем, как перетащить их в кипящий котел? Точно так же, как мусора выдерживают зеков в собачнике [1], прежде чем развести их по камерам… камерам… хатам…»
