Три невероятных детектива (сборник)

— Заткнись, шавка!

Собака поджала хвост и отступила в коридор.

Виктор озадаченно посмотрел на попавший в ловушку носок ботинка, наклонился, чтобы высвободить ногу, и застыл в изумлении.

— Не может быть, это слишком просто…

Подпрыгивая на одной ноге, он схватил первый попавшийся под руку томик, сунул его за раму, потом вынул и произнес торжествующе:

— Да! Она должна быть именно там!

Виктор топнул ногой, рама развалилась, холст треснул.

Виктор возбужденно оттолкнул обломки рамы, распрямился и тут заметил на пороге чью-то тень. Он рванулся к ней, вытянув вперед руки, но дверь захлопнулась у него перед носом. Он попытался повернуть ручку, но та не поддалась. Боже, как глупо он попался!

— Шупетта… Шупетта… — позвал он, прислонясь лбом к двери. — Эй, кто-нибудь! — И снова принялся судорожно трясти ручку.

Не зная, чем себя занять, Таша разглядывала висящую над кроватью Виктора фотографию. Да, Дафнэ Легри была очень хороша. Но какое печальное и задумчивое у нее лицо! Виктор очень похож на мать, только нос у него другой — видимо, отцовский. Странно, что он никогда ничего о нем не рассказывал. Таша вспомнила своих родителей. Единственная фотография, на которой они были сняты все вместе, давно потерялась. Увидит ли она когда-нибудь мать и сестру Рахиль? Украина так далеко! Где теперь ее отец Пинкус? Она снова взглянула на портрет Дафнэ. Довольно притворяться, она слишком обеспокоена, и отвлечься не удастся. Виктор должен был встретиться с ней в «Бибулусе» и не пришел. На него это непохоже, что-то случилось!

Таша вышла из дома и, безотчетно ускоряя шаг, добежала до улицы Висконти. Мадам Пиньо долго не открывала.

— А, это вы! А я не хотела вас пускать, знаете, время позднее, следует быть настороже, особенно одинокой беззащитной женщине с больным сыном на руках…

— Жозеф случайно не знает, где сейчас мсье Легри?

— Сынок, ты сегодня видел своего патрона?

Жозеф попытался выбраться из-под грозивших задушить его перин.

— Да нет, он заходил вчера вечером, чтобы вернуть твою тележку. Это вы, мадемуазель Таша? Не беспокойтесь, он, наверно, отправился оценивать книги и скоро вернется.

— Славный у меня мальчуган, не так ли?! Чувствует себя ужасно, а вас успокаивает. Весь в отца! Идемте, я вас провожу.

Едва мадам Пиньо вышла за порог, как Жозеф схватил лежавшую в изножье кровати одежду, мгновенно натянул ее и затолкал скомканную ночную рубашку под подушку.

Юноша хорошо знал Виктора и был совершенно уверен, что его отсутствие с делами никак не связано. «Когда же мне удастся отучить его вести расследование в одиночку!» — посетовал он, снова лег в постель и натянул одеяло до подбородка.

Кэндзи покинул фиакр, сожалея, что не может продолжить ночную прогулку по весеннему Парижу, и медленным шагом двинулся мимо спавших за деревянными ставнями магазинов.

День прошел чудесно, он наслаждался каждым мгновением. Раннее утро, задымленный перрон Северного вокзала, бледно-желтое платье и белый зонтик Айрис, носильщик с чемоданом. Поездка в Сен-Манде, на шоссе де л'Этан, в пансион мадемуазель Бонтан. Голубые огоньки первых гиацинтов в саду, светлая, обставленная просто, но со вкусом комната. Кэндзи вспомнил восторг Айрис, открывающей разложенные на кровати подарки. Увидев платье из розового бенгалина и кружевную шляпку, украшенную первоцветом, она воскликнула: «Как вы щедры!», чем доставила ему большое удовольствие. Когда она переоделась и надушилась провансальским жасмином из «Королевы пчел», они отправились в ресторан на берегу озера. За обедом он приревновал Айрис к молодому человеку, завороженному ее красотой. Всю вторую половину дня они бродили по Венсеннскому лесу и строили планы на будущее.

Проходя мимо комнат Виктора, Кэндзи услышал какой-то слабый шум. Зайти и сказать, что он вернулся? А вдруг там Таша? Он решил сначала переодеться.

Воздух пропитался пряным ароматом женских духов, и Кэндзи поспешил открыть окна. В памяти всплыл образ лежащей на кровати обнаженной Нинон в перчатках до локтя. Ей, в не меньшей степени, чем Айрис, он обязан ощущением бодрящего, живительного блаженства, которое ощущал с самого рассвета. Ему хотелось разделить свое счастье с другом, и он решил постучать к Виктору, тем более, что тот еще наверняка не уснул. На стук никто не ответил, и Кэндзи уже повернулся, чтобы уйти к себе, когда вдруг услышал, как по комнате кто-то ходит. Он забеспокоился: что, если в квартиру проник грабитель?

Он осторожно приоткрыл дверь, увидел, что газовые лампы зажжены, и направился было в столовую, но тут заметил на полу бездыханное тело. Рыжие волосы… Это Таша! Он бросился на помощь, но едва успел протянуть к девушке руку, чтобы пощупать пульс, как кто-то обхватил его сзади и прижал к лицу пропитанную хлороформом салфетку. Кэндзи потерял сознание.

Воздух в фиакре был спертый, и Виктор высунулся в окошко подышать. В рассеянном желтом свете фонарей фигуры прохожих напоминали зыбкие тени, подобные той, что заперла его в комнате Таша. Он так и сидел бы взаперти, не забеспокойся папаша Ладусетт о Шупетте. Старик поднялся в квартиру и нашел собачонку в туалете, потом услышал крики Виктора и освободил его из заточения, пообещав отправить за решетку маленького негодника, балующегося с ключами.

Виктор постучал в стекло и велел кучеру везти его на улицу Висконти. Он хотел кое-что проверить.

Жозеф похрапывал с открытым ртом, и мадам Пиньо решила его не будить, позволив Виктору порыться в хранившихся в сарайчике газетах.

— Только не забудьте потом положить все на место, по части порядка мой малыш — маньяк не хуже своего отца, и это еще слабо сказано! И отправляйтесь домой, а то мадемуазель Таша места себе не находит от беспокойства.

Виктор кивнул и взял с ночного столика лампу. Жозеф приоткрыл один глаз, собрался было предложить помощь, но передумал: ему действительно было очень плохо.

Нужная газета лежала сверху. Виктор поднес ее к лампе, чтобы прочесть заметку, наступил на что-то мягкое, опустил глаза, и ему померещилось, что какое-то существо с огромными лапами готовится напасть на него. Горло у него перехватило, и Виктор в ужасе отпрянул назад: он с детства боялся пауков, а этот был просто огромный. «Или нет, это скорее похоже на краба!» Превозмогая отвращение, Виктор нагнулся и тут же облегченно рассмеялся: его напугала обыкновенная перчатка.

Виктор спешно вернулся к себе: теперь он знал, что искать.

Едва он вошел, как хрустнула половица. Виктор обернулся и увидел лицеиста в кепи, который занес трость над его головой. Он инстинктивно выставил перед собой локоть, чтобы защититься от удара, и в то же мгновение кто-то обхватил нападавшего за плечи. Трость упала на пол, Виктор ногой отправил ее под стол и бросился на помощь Жозефу. Он отвесил лицеисту звучную оплеуху, сбил с его головы кепи, и на плечи незнакомцу упала толстая коса. Все трое застыли, как в живой картине Батиста Делькура.

— Рад с вами познакомиться, Мари Тюрнера. Или вас теперь зовут Нинон де Морэ? — тяжело дыша, произнес Виктор. — Мне многое о вас известно. Жозеф, снимите подхват с гардины и свяжите ей руки.

— Мари Тюрнера? Откуда вы это узнали, патрон? — спросил Жозеф, исполняя приказание.

— Ничего ему не известно, — подала реплику Нинон.

— Ошибаетесь. Присядьте, мадемуазель, вы, должно быть, очень устали. Помогите мне, Жозеф.

Они привязали молодую женщину к спинке стула. Она смотрела на них с нескрываемой иронией. Виктор вытащил из-за буфета свой портрет в жанре «ню», перевернул его и вытащил из-под рамы кусок картона. Жозеф ахнул, когда Виктор помахал перед лицом Нинон «Дамой в голубом».

— Вы это искали?

Она пожала плечами и улыбнулась, но отвечать не стала.

— К несчастью для вас, бедняжка Дениза спрятала эту олеографию за единственной картиной, которую я не хотел видеть на выставке. В противном случае, вы нашли бы ее гораздо быстрее и сегодня были бы уже… Где бы вы сегодня были, Пальмира Кайседо? Или мне следует называть вас Зенобия Тюрнер?