Смерть в редакции (ЛП)

— Газету мистера Коэна хочет купить этот мошенник?

Стоит мне решить, что я наконец поставил Фрица в тупик, как он тут же находит выход из положения. Из-за того, что кулинарный гений проводит столько времени на кухне, я забываю, насколько он хорошо начитан. Фриц просматривает «Нью-Йорк таймс» каждое утро, хотя читает обычно лишь вечером. Кроме того, он выписывает целую кучу европейских журналов. Полагаю, что мне больше следовало бы беспокоиться из-за того, что я до недавнего времени был единственным, кто пребывал в полном неведении о существовании этого шотландского «Гражданина Кейна» [11].

Статья в две колонки в «Таймс» ничего не прибавляла к тому, что мне уже было известно из рассказа Лона. Если изложить суть статьи кратко, то в ней сообщалось, что Макларен готов заплатить по сорок два доллара за одну акцию газеты и что, по его словам, он уже владеет заметной долей общего пакета. В статье говорилось, что Макларен отказался назвать точную цифру. Там также присутствовали комментарии специалиста по ценным бумагам компаний, связанных со средствами массовой информации. Этот эксперт утверждал, что, по недавним оценкам, цена одной акции «Газетт» не превышает тридцати двух долларов и что предложение Макларена является «нереалистично завышенным, так как строится исходя из оценки прибылей компании только за год».

Репортер «Таймс» добрался и до Хэрриет Хаверхилл, но та ответила, что «не имеет комментариев» по поводу анонимных сообщений о якобы уже имевшей место продаже некоторыми членами семьи активов Макларену.

Я вырезал заметку и положил ее в правый верхний ящик стола для дальнейшего использования в случае необходимости.

Затем я обратился к изучению «Газетт». Там статья располагалась на пятой полосе и была значительно короче, чем публикация в «Таймс». В ней сообщалось, что Макларен предлагает сорок баксов за акцию, но не упоминалось о «заметной доле». Приводились слова Хэрриет Хаверхилл о том, что она «внимательно изучит предложение мистера Макларена». Больше там ничего не было, если не считать краткой биографии Макларена и перечня газет, которыми он уже владеет.

Вырезав статью из «Газетт» и присовокупив ее к своей коллекции, я позвонил в «Таймс» и узнал, что отдел объявлений и рекламы закрыт до понедельника. Поразмыслив, не стоит ли сообщить об этом Вульфу немедленно, я пришел к выводу, что этого делать не следует и надо подождать, пока он не спустится вниз. Гений воспринимает плохие известия менее болезненно, когда находится в своем кресле с книгой и пивом.

Однако оказалось, что его совершенно не взволновало сообщение о переносе начала операции на понедельник, также не тронуло его мое напоминание о том, что я намерен провести остаток субботы и все воскресенье с Лили Роуэн в ее загородном домике, который она недавно прикупила в графстве Датчесс. Лили обожает называть свое приобретение домиком, что, на мой взгляд, очень подходит сооружению с четырьмя спальнями, тремя ваннами, сауной, двумя каминами, не считая бассейна и теннисного корта площадью в десять акров, с видом на картинно красивую долину полноводного Гудзона.

Я не стану утомлять вас рассказом о своем уик-энде. Замечу лишь, что он был весьма «расслабляющим». Несмотря на это, я не терял связи с внешним миром и узнал, что предложение Макларена получило в субботу тридцать секунд в национальных вечерних теленовостях и что в секции бизнеса «Санди таймс» опубликован обширный материал, повествующий о космическом взлете Макларена к деньгам, власти и славе.

В понедельник утром, сразу после завтрака я позвонил в «Нью-Йорк таймс» и, выслушав поочередно полдюжины различных голосов, узнал от какой-то сладкоречивой дамы, что объявление, которое я имею в виду, будет стоить тридцать две тысячи девятьсот тридцать два доллара при публикации в будний день и тридцать девять тысяч шестьсот девяносто девять долларов, если я пожелаю, чтобы оно увидело свет в субботу. Пришлось позвонить Вульфу в оранжерею, сообщить обе цифры и запросить инструкции.

— Если вы не намерены оставить свою затею. — сказал я, — осмелюсь предложить публикациию в будни.

— Да! — рявкнул он и с грохотом бросил трубку. Вульф не любит, когда прерывают его общение с цветочками, но еще больше он не любит тратить деньги на что-либо, кроме еды, пива, книг и обожаемых орхидей.

Оставшаяся часть утра была потрачена на то, чтобы пропихнуть наше объявление в «Таймс». Моя первая остановка была в местном отделении «Метрополитен траст компани», где мне был выписан кассовый чек на без малого тридцать три тысячи. Затем я отправился в «Таймс». Чек мой пришелся им вполне по душе, но какая-то чрезмерно вежливая, весьма молодая, очень привлекательная и чрезвычайно рыжеволосая женщина терпеливо объяснила мне голосом, похожим на звон колокольчика, что ввиду «неоднозначности содержания представленного мною объявления» его публикация потребует специального одобрения.

— Сколько времени это займет? — спросил я, подарив ей одну из своих самых искренних улыбок.

— Не исключено, что мы сможем сообщить вам о принятом решении уже сегодня, — ответила она с не менее искренней улыбкой. — Это зависит от того, насколько занят мистер Уорнер. Он решает, приемлемо объявление или нет. Мистер Уорнер может попросить внести некоторые изменения или вообще не разрешить печатать.

— Если нам с вами удастся разрешить все проблемы сегодня, когда можно ожидать публикацию?

— Скорее всего в среду, — последовала еще одна искренняя улыбка.

— Не завтра? — спросил я, вздернув одну бровь. Лили как-то заметила, что у меня это получается очень мило.

— Нет, не завтра, — ответила она, тоже вздернув бровь. Умница. — Мы известим вас, мистер Гудвин, сразу, как только будет принято решение.

Сделав еще несколько хилых попыток ускорить ход событий, я сдался и сообщил рыженькой номер нашего телефона, а она со знанием дела заполнила несколько анкет. Видимо, мне придется изменить свое мнение о рыжульках.

В особняк из бурого известняка я вернулся в начале двенадцатого. Вульф сидел за столом и изучал каталог семян. Я занял свое место и объявил:

— Чек принят, а судьба объявления, или, если хотите, письма, находится в руках «Таймс». Кстати, оно может не пройти их цензуры.

— Вот как? — сказал он, оторвав взгляд от каталога. — И на каком же основании?

— Мне не сказали. Просто заявили, что ввиду неоднозначного характера объявления оно не может быть опубликовано без предварительного одобрения.

— Ха! — воскликнул Вульф. — Они не изменят ни слога.

— Мне плевать на вашу самоуверенность, — сказал я, — и потому ставлю десятку на то, что они потребуют коррективов. Ставка — один к одному.

— Арчи, вы только что потеряли десять долларов, — с самодовольным видом заявил Вульф и вернулся к своему каталогу.

Вообще-то я надеялся, что он прав, но в то же время мне казалось, что я смогу удвоить свои деньги. Больше всего я, однако, опасался, что из «Таймс» по какой-либо причине вообще не позвонят, и реализация всей нелепой затеи отодвинется еще на несколько дней. В таком случае мне придется дольше терпеть и ждать того момента, когда я наконец узнаю, что задумал Вульф. Мои волнения оказались безосновательными, сразу после ленча зазвонил телефон.

— Офис Ниро Вульфа. Говорит Арчи Гудвин.

— Мистер Гудвин, это — «Нью-Йорк таймс». Могу ли я поговорить с мистером Вульфом? — торопливо произнес мужской голос.

Я прошептал почти беззвучно название газеты, и Вульф взял параллельную трубку; я продолжал держать свою у уха.

— Ниро Вульф у телефона.

— Мистер Вульф, я — Боб Уорнер из «Таймс». Хочу сообщить, что ваше объявление принято без изменений. Мы подготовим его к публикации в среду. Если у вас нет никаких особых пожеланий, кроме заголовка в сорок пять пунктов, мы наберем его нашим стандартным шрифтом. Вас это устраивает?

— Вполне, мистер Уорнер, — ответил Вульф.

— Завтра утром мы сможем показать вам гранки.