За красными ставнями

— Гораздо худшие! — ответил он.

— Неужели? — сразу встрепенулся Г. М.

— Друг мой, вы когда-нибудь пробовали настоящую черную сигару из Марселя? Нет? Я закажу их для вас.

Полковник сел за стол и написал в блокноте по-французски аккуратным почерком: «Поручить сержанту Чокано достать для сэра Г. М. самые жуткие сигары, какие можно приобрести в Танжере». Потом он вскочил со стула. Его румяное лицо сияло.

— Allons prendre un verre! [20] — произнес он истинно бельгийскую фразу, достойную Гастона Макса. [21] Француз сказал бы «quelque chose a boire» [22] и с куда меньшим смаком.

— Меня это устраивает, полковник. Я имею в виду, est-ce qu'il y a du visky-soda? [23]

— Mais naturellement. Vous etes anglais, voyons. Ici vous voyez le Johnny Walker, le John Haig, le White Horse… [24]

Спустя две минуты они уже сидели друг против друга, возле освещенной солнцем балюстрады, с высокими бокалами и пепельницами на боковых столиках. Полковник Дюрок курил гаванскую сигару, но с его лица впервые исчезла усмешка, а голубые глаза под густыми бровями казались обеспокоенными.

— Друг мой! — внезапно начал он, вынув сигару изо рта. — Прежде чем я скажу то, что хотел сказать, я должен объяснить маленький обман, которому вас подвергли.

— Я ждал этого объяснения, — отозвался Г. М. зловещим тоном. — Возможно, это казалось забавным вам, но не мне. Господи, меня едва не убили!

Полковник Дюрок подпрыгнул на стуле:

— Quoi? Assassine? [25]

— Ну… может, не совсем так. Но когда кое-кто здесь пытается вести автомобиль, он внезапно становится чокнутым и испытывает горячее желание врезаться в другую машину или в дерево. У меня высокое давление, полковник! Я практически инвалид!

Дюрок с облегчением откинулся на спинку стула. На сей раз серия усмешек была обращена на золотые пуговицы его кителя.

— Ах это! Ничего страшного. Через день-два все пройдет.

— Не собираюсь давать очевидный ответ, — промолвил Г. М., — но хотел бы задать очевидный вопрос. Я знаю ваше имя и звание. Но каково ваше официальное положение?

Дюрок ответил после небольшой паузы:

— В Лондоне меня бы назвали комиссаром Столичной полиции.

— Я об этом догадывался, услышав, что здешнюю полицию контролируют бельгийцы и вы один из них. Ну, слово предоставляется вам. Продолжайте.

Красное лицо старого Дюрока прояснилось.

— Обратите внимание на этот прекрасный лом. Он не мой, хотя я тоже живу на Олд-Маунтин-роуд. Мой дом сейчас ремонтируют, и жена уехала на каникулы в Бельгию. Этот дом я арендую у моего друга — англичанина, которого сейчас нет в Танжере. Он достаточно велик, полон ценных вещей и обладает всеми современными удобствами. Hein? [26]

— Конечно. Дом первоклассный. Ну и что?

Полковник Дюрок торжественно прижал к сердцу свой бокал виски с содовой.

— Когда я услышал, что вы приезжаете в Танжер и собираетесь остановиться в отеле, я сказал «нет!». Отели! — Он презрительно поморщился. — Пока вы в Танжере, друг мой, вы должны быть моим гостем здесь.

Г. М. хрюкнул и уставился в пол. Старый грешник был искренне тронут.

— Здесь у меня, — продолжал Дюрок, — большой штат арабских слуг, в том числе «фатима», — он произнес «фатьма» — которая говорит по-французски и по-английски. Если желаете отдохнуть, разве вам не подойдет эта терраса? Щелкните пальцами — вот так! — и сюда принесут шезлонг или качалку.

— С вашей стороны это в высшей степени достойно, полковник. Я это ценю.

— Только полчаса назад я узнал, когда Альварес позвонил мне из аэропорта, что вы привезли с собой вашу… э-э… секретаршу. «Ну, — сказал я, — леди тоже будет моей гостьей. Мы поместим их в смежных комнатах наверху — разумеется, только для удобства, если сэр Генри пожелает диктовать письма, — поспешно добавил Дюрок. — Voila! [27] Понятно?

— Держу пари, это необычайно обрадовало Альвареса.

— Прошу прощения?

— Не важно. — Г. М. бросил кончик сигары через балюстраду. — Не могу отвечать за девушку, полковник, но я буду счастлив принять ваше приглашение.

— Я в восторге!

— Кстати, кто такой этот Альварес?

Кустистые брови удивленно приподнялись.

— Он комендант полиции [28] — моя правая рука в уголовных делах! — Полковник нахмурился. — И все же я часто его не понимаю. Мне кажется, он гребная шлюпка.

— Что вы имеете в виду?

— Человек-машина. Вы нажимаете кнопку, и он ходит. Вы нажимаете другую кнопку…

— А, сынок, вы хотите сказать — робот. [29]

— Но я так и сказал — гребная шлюпка, — с раздражением сказал Дюрок; его короткие седые волосы ощетинились. — Я слишком хорошо говорю по-английски, et Robert est votre oncle. [30] Как бы то ни было, Альварес очень толковый. Все сомнительные личности боятся его. Он отличный боксер и фехтовальщик, а особенно опасен в уличной драке с дубинкой, потому что не знает жалости. В дни моей молодости я, увы, часто забывался, орудуя штыком, но хладнокровная безжалостность озадачивает…

— Погодите, сынок! — прервал его Г. М. — Альварес испанец, верно? Но все остальные из вас бельгийцы…

Снова усмехнувшись, комиссар полиции глотнул виски с содовой и поставил стакан.

— Слушайте, mon fils, [31] я рассказываю вам то, что известно всем. Руководящий состав полиции — бельгийцы. К сожалению, нас слишком мало. Все мои офицеры-детективы — испанцы, толковые и отлично тренированные. Полицейские — les agents, vous comprenez? [32] — тоже испанцы, а некоторые даже арабы. Все вымуштрованы, как солдаты! — Несмотря на усмешку, в голосе Дюрока звучала гордость. — Каждый бегло говорит по-французски, по-испански и по-арабски. Если кто-нибудь из них поведет себя неучтиво, ему не поздоровится!

— Минутку, сынок! Что я хотел знать…

Но полковник Дюрок продолжал, выпятив грудь:

— Вас интересует наша политика? Ну, мы понимаем, что людям свойственны слабости. Если они не слишком нарушают общественный порядок, мы их не беспокоим. Но серьезное преступление — совсем другое дело! Когда Альварес предложил этот маленький обман…

— Так это его идея? Сладкоречивый змей! Стоп! Теперь вопросы буду задавать я. Откуда вы узнали, что я приезжаю в Танжер, не говоря уже о времени прибытия самолета? Полагаю, из газет?

Полковник Дюрок тактично сдержал усмешку.

— Нет. Нью-йоркская пресса — ваши настоящие друзья. Они не сообщили ни слова о вашем тайном отъезде.

Но подозрения Г. М. возбудились снова. Лицо его приняло злобное выражение.

— Тогда как же вы об этом узнали? — осведомился он.

Полковник Дюрок с торчащей в уголке рта гаванской сигарой подошел к стулу у плетеного столика, сел и провел большим пальцем по аккуратной пачке документов.

— Боюсь, друг мой, — вздохнул он, — что, куда бы вы ни отправились, полицейская телеграмма опережает вас на сутки. — Он достал из папки телеграмму, занимающую добрых две страницы. — Например, эта пришла из Нью-Йорка. «Отбыл из Ла-Гуардиа 31.03.50 в 9.30. Прибыл в Лиссабон на рассвете. Рейс Лиссабон—Танжер 9.30–11.30. Должен предупредить вас…» Rien du tout! [33]

Г. М. хлопнул по балюстраде.

— Если телеграмма подписана хорьком по имени Финнеган, — рявкнул он, — в ней нет ни слова правды! Все это ложь от начала до конца!