Алмазная пыль (ЛП)

Газета молчал. Дедушка тоже. В домике стояла полная тишина.

Да что здесь происходит? Семейный вечер молчания? Меня вытащили из теплой постели для участия в сеансе Випассаны [11] в лачуге Якоба-Газеты?

Я уставилась на дедушку нетерпеливым взглядом, выражавшим один единственный вопрос «Ну?..»

— Вон там. Это там… — ответил дедушка на мой раздраженный взгляд и указал на пол. Там у ног Газеты лежало что-то, накрытое серым армейским одеялом.

Я приблизилась, стараясь не испугать этого несчастного, и осторожно потянула за край одеяла.

Это была женщина. Труп женщины.

Настоящая женщина, с головой и волосами…

Горло у меня сжалось и втиснулось в легкие. До сих пор трупы попадались мне только в детективах — в кино или в моих любимых книгах — там было полно разрезанных на части женщин, сожженных тел, заколотых детей или застреленных мужчин, и всё это не вызывало у меня никакой физической реакции. Но этот труп был здесь, по-настоящему!

Я опустилась на колени. Ее глаза были широко раскрыты и смотрели застывшим взглядом. Волосы лежали на полу, блестя от засохшей на них жидкости, в происхождении которой невозможно было ошибиться. На ней был синий спортивный костюм, покрытый пугающими пятнами. Очень пугающими. Ноги были босы.

— Это труп женщины, — промямлила я и быстро встала. Газета улыбнулся мне счастливой улыбкой и закивал, будто подтверждая мой диагноз.

— Ну, это понятно, — язвительно сказал дедушка. — Что ты об этом думаешь?

— Что с ней что-то сильно не в порядке. Кто это?

Дедушка не ответил.

— Что он с ней сделал?

— Он ничего с ней не сделал, он даже не знает, кто это.

— А ты знаешь?

Дедушка поднял руки вверх.

— Я — нет! Найн! Может, это проститутка? Тут много таких. Бедные девочки… Может, какой-нибудь клиент-имбецил убил ее и бросил здесь.

— Кто-то оставил ее здесь?! В домике Газеты? Дедушка, это невозможно!

— Так, может, она была очень больна, искала, где бы отдохнуть, и умерла здесь…

— Деда!

— Елзо, ихь вайс нихьт. Я не знаю. От чего ты думаешь, она там умерла? — Он сердито взмахнул рукой, указывая на кусты за окном, под которыми лежали белые кроссовки.

— Понятия не имею, и это не мое дело. Для этого существует полиция, деда!

Дедушка протестующе зарычал.

Я приблизилась к женщине. Может, это ошибка?! Может быть, эта женщина, лежащая на полу со спокойным лицом и открытыми глазами, еще дышит, и, если к ней прикоснуться, она встанет и уйдет?.. Я снова склонилась над ней, но Газета, издав предостерегающий звук, замахал передо мной своим игрушечным ружьем. Он вклинился между мной и женщиной и осторожно накрыл ее серым одеялом так, будто это был ребенок, которого ему доверили нянчить.

Я отступила.

— Как она сюда попала?

Дедушка насмешливо шмыгнул носом.

— Ну, Габи! Какая разница? Видишь — нет? Попала…

— Трупы не укладываются сами собой в домиках, деда! Они предпочитают холодильные комнаты.

— Ой, мне плохо, я задыхаюсь, — простонал дедушка и несколько раз громко вдохнул. Знакомые фокусы! Это делается для того, чтобы сообщить окружающим: «Меня нельзя нервировать, так что, будьте добры, прекратите! В моем возрасте я заслужил, чтобы со мной немного считались!»

— С тобой всё в порядке? — Я обняла его. — Может, откроешь мне, зачем ты меня вызвал?

— А кого я мог вызвать?

— Скорую помощь, полицию, начальника городской канализации, председателя комитета работников электрической компании… Не знаю… Кого-нибудь, кто знает, что делать с людьми в таком безнадежном состоянии!

— Абер найн. Я думал, что ты знаешь, что с ней делать. — Он уставился на меня хитрым взглядом. — Твой отец наверняка знал бы…

— Я вызываю полицию!

— Нет! — крикнул дедушка. — Найн, битте, Габи, лучше ты увозишь ее отсюда, это нельзя, чтобы ее здесь нашли, плохо, нихьт гут!

Газета подтвердил дедушкины слова кивком.

— Вы оба сошли с ума? Увезти ее — это значит, прикоснуться к трупу, помешать следствию, скрыть улики. Ни в коем случае!

— Почему? Это только я и ты — кто узнает?

— Дедушка, ты что-то от меня скрываешь? Ты знаком с ней?

Он пробормотал что-то неразборчивое, и поднял на меня глаза, полные надежды.

— Нет, деда, нельзя! Ты прав, с полицией будут неприятности. Мы трое станем главными подозреваемыми, полицейские на нас отыграются, это ясно. Вы же прикасались к трупу, смазали отпечатки пальцев и следы. Будут большие неприятности… Начнут задавать вопросы, терзать тебя, терзать его, нас. Но выбора нет. Тут поблизости бродит убийца и, наверняка, знает, что мы трогали его труп…

— Это шлехт, — сказал дедушка. — Зачем сообщать? Кому нужно? Никакого убийства, была больна, легла там и умерла.

Газета, который прислушивался к нашему разговору, начал трясти женщину, словно пытался ее разбудить. Подергал за руки, за ноги, и, не дождавшись реакции, горестно завыл.

— Скажи ему, пусть прекратит, — испугалась я. — Можно попросить его отойти от нее, деда? Положение и так довольно паршивое, а вы его еще хотите усугубить…

Дедушка подошел к Газете, но тот направил на него игрушечное ружье.

— Ахтунг! Нихьт пройти, — приказал Газета.

— Не проходим! — сказал ему дедушка. — Габи хочет увидеть ее еще раз вблизи, только посмотреть.

Газета наморщил лоб и важно кивнул.

Я вынула из сумки фотоаппарат и стала фотографировать женщину. Ее руки лежали на полу над головой, вытянутые назад. Казалось, она всё еще пытается сопротивляться тому, кто ее волок. Газета радостно замигал мне, поднял над головой деревянное ружье и улыбнулся. Я склонилась над женщиной и сфотографировала ее серое лицо.

— Зачем ты это делаешь? — сердито спросил дедушка.

— Не знаю. Зачем он перетащил ее сюда?

— Он не понял, что это мертвая женщина.

— Как? Кто ее нашел?

— Это Мориц. Дизер хунд [12]. Он лаял, не переставая, пока я не вышел посмотреть, что там. А он что? Ведет меня прямо туда, к кустам, и там мы видим женщину — лежит, не шевелится. У меня во дворе!

— Быстро думай, деда! Ты ее трогал? Двигал с места?

— Найн, я попробовал с ней говорить: варум — сказал я, — почему здесь лежите? Пожалуйста, мадам, уходите, тут не спальня, а она — лежит, тогда я понял, что она не может встать, говорить… Так я подумал — может, она больна, может, упала. Я понимаю что есть большая проблема и иду в свой кабинет всё уладить. Но этот Якоб! Он берет женщину к себе в комнату, чтобы она спала, и даже снимает ей обувь, чтобы ей было удобнее спать.

— Полиция будет его подозревать! Это большая ошибка, деда!

Дедушка покраснел от злости.

— Мне не нужен анализ ситуации! Я знаю, что мы в беде. Я боюсь, что у меня снова заберут Якоба. Габи, я тебя прошу! Что ты делаешь?

Что я делаю?! Ситуация была — хуже некуда! Мертвую женщину ночью перетащили в домик Газеты. Возможно, Газета был свидетелем убийства. Может быть, он видел убийцу. Сейчас он сидит рядом с трупом и оставляет на нем отпечатки пальцев. Он присвоил его, как новую игрушку! Плохо, очень плохо! От волнения и растерянности меня даже мочевой пузырь перестал беспокоить. Голова работала со страшной скоростью, но не могла найти выхода из создавшейся путаницы.

— Ну, что ты думаешь мы делаем? — Синие дедушкины глаза пристально смотрели на меня.

— Ничего мы не делаем, дедушка! И думать мне не о чем! Для этого есть полиция. Сыщики. Следователи по делам о смерти. Криминалисты. Пусть они думают! Я понимаю, почему ты не хочешь им звонить, но у тебя нет выбора.

— Нет, нельзя! Не полиция! — Дедушка смотрел вдаль, на какой-то воображаемый закрывающийся горизонт.

— Они будут к нему приставать, — сказал он тихо. — Они скажут, что человек в его состоянии сделал что-то ужасное, не владел собой, скажут, что он способен на всё, что он не различает добро и зло — всякую такую чепуху. И сразу же наденут на него смирительную рубашку и увезут. Как тогда. Найн, Габи, битте!