Замок на Воробьевых горах

Мария закрыла книгу и взглянула на Виктора Бронникова.

— Что ты обо всем этом думаешь?

— Выдумка, — небрежно обронил блондин.

— Но данные случаи задокументированы.

— Документы тоже часто врут.

— Чему же ты тогда веришь?

Ответ парня Марию не удивил.

— Я верю только собственным глазам, — заявил Бронников таким тоном, каким обычно обращаются к слабоумным.

— Вот как? — Мария достала из кошелька монетку, положила ее на узкую ладонь и показала Виктору. — Видишь ее?

— Да, — ответил тот.

Она сделала несколько быстрых движений и снова показала блондину ладонь, на сей раз пустую.

— А теперь?

Парень хладнокровно прищурился.

— Что вы хотите сказать?

— Монетка исчезла, нарушив все законы физики.

— Это просто фокус.

— Верно, — согласилась Мария. — Но ты видел ее исчезновение собственными глазами. Выходит, теперь ты не доверяешь даже собственным глазам.

Блондин хотел что-то сказать, но не нашелся, лишь растерянно сморгнул. При виде его потерянной физиономии студенты засмеялись.

— Что, Бронников, съел? — весело окликнула его хорошенькая шатенка с первой парты.

Варламова улыбнулась.

— Ладно, ребята. Повеселились, и будет. Пора начинать занятие. Тема сегодняшней лекции — опыты арабского алхимика Гебера.

Мария никогда прежде не занималась преподавательской деятельностью, однако волнения сейчас почти не чувствовала. Она решила вести себя естественно и представила себе, что ребята сидят у нее дома, а она просто пересказывает им содержание только что прочитанной книги. Получилось, в общем-то, неплохо. По крайней мере, студенты слушали с интересом и никому (по крайней мере, пока) не пришло в голову обвинить ее в самозванстве и шарлатанстве.

Наконец прозвенел звонок. Студенты сбросили с себя оцепенение и засобирались.

— Перед тем как вы разойдетесь, я хочу сделать небольшое объявление, — обратилась к ним Варламова. — Когда-то я была актрисой и играла в театре…

По аудитории пробежал ропот.

— Понимаю, что в это трудно поверить, — улыбнулась Варламова, — однако это правда. Так вот, однажды мне предложили вести театральную студию вместо ушедшей в декретный отпуск. Старая труппа театра меня проигнорировала…

— Их можно понять, — насмешливо заметил парень в мощных очках и ущипнул себя пальцами за кудрявую русую бородку. (В ходе лекции Мария уже выяснила, что зовут его Эдик Граубергер.)

— Да, их можно понять, — согласилась с парнем Мария. — Но театр-то не должен простаивать без дела. Вот я и подумала: что, если мы с вами порепетируем и разыграем несколько сцен из какой-нибудь известной пьесы?

— Зачем? — спросил с задней парты гигант с лицом вышибалы.

— Вы все — будущие ученые. И это замечательно. Но один немецкий философ как-то сказал, что наука и искусство смотрят на одни и те же вещи, но с разных колоколен. Мне кажется, вам будет полезно временно перебраться на соседнюю колокольню и сменить точку обзора. Считайте это чем-то вроде факультативного занятия. Короче, если кто-то хочет попробовать себя в качестве актера — милости прошу записываться в студию. Виктор Бронников, есть желание записаться?

— У меня нет времени на такую чушь, — ответил блондин.

— Чушь? Но ведь ученый должен быть открыт всему новому! Разве тебе не хочется попробовать?

Виктор на секунду задумался и пожал плечами:

— Собственно, почему бы и нет. Может быть даже забавно.

— В общем, если кто-то захочет, приходите в театральную студию часа этак через три.

— Мы свободны? — нетерпеливо спросил Граубергер.

— Да.

Повторять дважды не пришлось, через несколько секунд в аудитории остались только Мария и хорошенькая шатенка. Та подошла к столу и, приветливо улыбнувшись, проговорила:

— Мария Степановна, запишите меня.

— Как тебя зовут?

— Вика Филонова.

Мария раскрыла записную книжку и вписала имя и фамилию Вики.

— А что мы будем ставить? — спросила Вика.

— А ты бы что хотела?

— «Гамлета»!

Варламова улыбнулась.

— Ну, разумеется. А тебе не кажется, что пьеса немного сложновата для новичков?

— А что в ней сложного?

— Ну… — Мария запнулась. А что ж, для радикальной смены точки обзора нужно выбрать и колокольню повыше… — Вообще-то, идея неплохая. А кого бы ты хотела сыграть?

— Офелию, конечно, — обронила Вика как очевидность. — Она красавица и текст у нее вроде бы незамысловатый.

— Да… — Мария улыбнулась. — Действительно.

Вот она, пресловутая самонадеянность, о которой говорил ей завкафедрой.

— Значит, так тому и быть, — сказала Мария и захлопнула блокнот. — Жду тебя на репетиции. Кстати, не подскажешь, где тут у вас столовая?

— Внизу. Хотите я вас провожу?

— Если тебе несложно.

— Что вы, конечно, несложно! Я сама туда иду.

Вика сидела на стуле вполоборота к столу, скрестив стройные ножки.

— В юности я тоже мечтала стать актрисой, — сообщила она, колупая вилкой салат. — Даже собиралась поступать в театральный.

— Что же тебя остановило?

— Папа. Он у меня химик, работает в НИИ. Он серьезно со мной поговорил. Объяснил, что работа актера — как бы шоколад. А когда в доме нет хлеба и картошки, на одном лишь шоколаде долго не протянешь.

— И ты решила стать ученым, чтобы зарабатывать на хлеб насущный?

— Что-то вроде того. Папа сказал, что мир жесток и чтобы в нем выжить, человеку нужна серьезная и перспективная профессия. Мечтой жив не будешь.

— Некоторым это удается, — заметила Мария. — Но «опережающие исследования», конечно, намного перспективней актерского ремесла.

С полминуты они молчали, занимаясь только едой.

— Мария Степановна, — снова заговорила Вика, глядя на Марию любопытными глазами, — а вы снимались когда-нибудь в кино?

— Да. Дважды.

— А в каких фильмах?

— Боюсь, их названия ни о чем тебе не скажут.

— Но мне ваше лицо кажется знакомым.

Мария усмехнулась.

— Это вряд ли. Я тогда иначе выглядела, да и снималась только в эпизодах.

— Ясно. А почему вы сейчас не в театре?

— Ну… — Мария пожала худыми плечами. — У меня та же причина, что и у тебя. Однажды я поняла, что актерская профессия меня не прокормит, и поступила в институт, на вечернее отделение. Вечерами училась, днем работала. Совмещать учебу с театром оказалось сложно. А потом и невозможно.

Мария отпила кофе и небрежно проговорила, сменив тему:

— Я слышала, у вас тут недавно погиб студент. Кажется, его звали Коля Сабуров.

Вика кивнула:

— Да. Он был инвалид. На техфак поступил вне конкурса, за что его многие презирали и ненавидели.

— Он плохо учился?

— Да нет.

Мария посмотрела, как Вика отправила в рот еще один кусочек салата, и спросила:

— Что с ним случилось?

— Точно не знаю, — ответила Вика. — Ходят разные слухи. Одни говорят, что он вылил на себя бензин из баллончика для заправки зажигалки, другие — что облил себя одеколоном. Говорят, когда он кричал, его вопль был слышен даже в соседнем крыле. — Вика передернула плечами. — Жуть!

Девушка отодвинула пустую тарелку, взяла из стаканчика салфетку и промокнула губы. Затем открыла сумочку, достала серебряное зеркальце и стала рассматривать в зеркальце свои зубы. Потом сжала губы, крепко провела языком по верхней десне и снова посмотрела в зеркальце.

Мария, как любая женщина, в присутствии которой другая женщина «чистит перышки», испытала острое желание тоже заняться своим лицом, но тут же обозвала себя дурой.

— Может быть, он не поджигал себя? — спросила она.

Вика отвела взгляд от зеркальца.

— Как это? Вы что, думаете, его кто-то прикончил?

— Время от времени с людьми такое случается, — заметила Варламова.

Девушка подумала и отрицательно качнула головой:

— Да нет, чепуха. Простите за грубое слово, конечно… Чтобы сжечь человека живьем, нужно быть настоящим зверем. Ну, то есть… Я хотела сказать, что у нас таких подонков нет. Всякое, конечно, бывает. Бывает, мальчишки выпивают, спорят, даже дерутся. Но чтобы сжигать друг друга… нет, это невозможно.