Дама из Байе

— Я не понимаю…

— Терпение. Я тоже не сразу понял. Так же, как я не мог понять, почему месье Делижар, который ушел из дому раньше, чем обычно, добрался до клуба только в четверть шестого.

— Иногда человек может идти медленнее, вырвалось у прокурора.

Делижар сидел неподвижно.

— Тогда ответьте мне пожалуйста на такой вопрос. Месье Филипп не успел сесть за стол в клубе, как позвонил лакей и сообщил, что у его тети сердечный приступ. Это было все, что сказал лакей, больше он ничего не знал. Месье же Делижар возвращается и говорит своим партнерам, что его тетя скончалась.

Прокурор неприязненно взглянул на Филиппа.

— Теперь мелочи. Почему месье Делижар именно в этот день дал выходной своему шоферу? Совпадение? Хорошо. Зачем тогда он сам едет куда-то на машине в два часа и оставляет ее на улице? Где он и его жена были с двух до трех?

— У постели больной женщины, — словно очнувшись, сказал Филипп.

— У постели. Точно. У постели Каролины, той самой Каролины, которая живет на окраине города. Поэтому и грязь в машине… И я могу доказать, что это грязь известкового карьера, что напротив дома Каролины.

Как будто в рассеянности, Мегрэ вынул из кармана трубку, набил ее и принялся расхаживать по кабинету.

— Мы столкнулись, месье прокурор, с одним из гнуснейших и простейших преступлений, с которыми мне когда-либо приходилось встречаться, с преступлением, когда весь расчет на то, что вряд ли стали бы расследовать обстоятельства внешне естественной смерти в одной из виднейших семей города.

Филипп Делижар в жизни не сделал ровным счетом ничего, если не считать, что он женился на богатой, жил широко, спекулировал бездумно и в конце концов растранжирил все состояние жены. Уже три года, как он был в отчаянном положении. Единственной его надеждой была тетя, да и та отказывалась ему помогать.

Как все ясно! Как все просто! Я думаю, месье Делижар не будет спорить, если я скажу, что бывали дни, когда в его доме не было и сотни франков. В таком возрасте не пойдешь учиться. Не переменишь образа жизни. А тетя старая. И несмотря на влияние неприятной мадемуазель Ледрю, она не хочет лишить своего племянника наследства. На всякий случай Филипп намекает старухе, что ее компаньонка не настолько чиста, на сколько хотелось бы тете… Вы следите за моими словами, месье прокурор? У Филиппа нет другого выхода. Жозефине Круазье придется умереть, чтобы Делижары могли жить в свое удовольствие.

Подтолкнуть человека к линии, разделяющей жизнь и смерть, нетрудно. Значительно труднее скрыть истинную причину смерти от врачей. Особенно когда это связано с большим наследством. Яд — рискованно. Это первое, о чем подумают сплетники. А ведь всем известно, что Делижары сидят без гроша. Застрелить невозможно… Нож оставляет следы… И в то же — время, повторяю, убийство уже решено. Не хватает только удобного случая — случая разделаться с тетей без риска.

И вдруг появляется такая возможность. У Филиппа есть старая няня, Каролина, приблизительно того же возраста, что и тетя. Она живет одна в маленьком домике на окраине города. У нее уже было несколько сердечных приступов. И тут Делижары узнают, что у нее только что был еще один. Они едут к ней днем и возвращаются через час, зная, что жить ей осталось не больше двух часов.

Расположение комнат помогает им в осуществлении плана. Они стараются не упустить ни единой детали.

Мадам Делижар немедленно уходит из дома через заднюю дверь, пешком добирается до Каролины, благо это недалеко, и не отходит от ее постели, пока няня не умирает. Это случилось в четверть пятого.

Филипп не покидает дома до обычного часа. И только немного раньше, не в силах справиться с нетерпением, садится в машину, оставленную за углом, едет к дому Каролины, кладет тело в машину и вместе с женой возвращается обратно.

Оба они проникают в дом через заднюю дверь, вносят тело на второй этаж в желтую комнату.

Слуги уверены, что мадам Делижар не выходила из дому, а месье Филипп — в клубе.

А те ждут возвращения мадам Круазье. Она должна скоро вернуться. Жозефина входит в комнату, в синюю комнату, и ее тут же убивают.

Филипп немедленно отправляется в клуб, опять же через заднюю дверь, и едет туда на машине. Ему нужно алиби. Из клуба он тоже едет машиной, а потом говорит всем, что приехал на такси.

Доктора выбирают со всей тщательностью. Он не должен знать ни планировки дома, ни Жозефины. Мадам проводит его к телу Каролины. Доктор совершенно правильно устанавливает причину смерти и подписывает сертификат. Осталось только отвезти ночью тело няни обратно, и работа окончена.

Несколько секунд в кабинете прокурора стояла тишина. Затем прокурор, не отрывая глаз от ножа для разрезания бумаги, спросил:

— Почему вы подумали о Каролине?

— Это логично. Доктор не мог осматривать тело Жозефины Круазье. Значит, он осматривал чье-то другое тело. Я купил вчерашнюю газету и прочел список умерших. Я был уверен, что найду хотя бы одну старуху. Я нашел ее. А когда узнал о связи ее с семейством Делижаров, дело было, считайте, закончено. Ее соседи подтвердят, что видели, как туда несколько раз приезжала машина. Они, правда, ничего не заподозрили, ибо знали, что в последнее время бывшие хозяева Каролины часто ее навещали. Может быть, это единственный добрый поступок Филиппа Делижара.

Хлопнув ножом по столу, прокурор резко спросил:

— Вы признаете себя виновным, Филипп Делижар?

— Я буду отвечать только в присутствии своего адвоката.

Традиционная формула… Он попытался встать, но зашатался. Мегрэ пришлось принести ему стакан воды.

Вскрытие тела Жозефины Круазье показало, что сердце ее было в отличном состоянии и что ее сначала пытались задушить шнурком от корсета, а затем — она сопротивлялась — добили двумя ударами ножа в спину.

— Я вынужден поблагодарить вас, — признался прокурор с кривой успешкой. — Вы в самом деле звезда того же масштаба, что и ваша слава. Однако я хочу сказать, что методы, которыми вы пользуетесь, в небольшом городе неприемлемы.

— Это значит, что мне бы здесь долго не продержаться?

— Я хотел уведомить вас…

— Спасибо.

— Но.

— Мне и самому здесь не очень нравится. Меня в Париже жена уже заждалась. Единственное, на что я надеюсь, так это на то, что канские присяжные не настолько ослеплены роскошью особняка этого мерзавца Филиппа, чтобы забыть потребовать для него смертной казни.